Выбор – быть человеком! (СИ) - Владимир Олегович Войлошников
У парома ждал хмурый Серегер с четвёркой парней. Барон охрану прислал, вестимо. Ну, и лошади, конечно.
Река ворчала глухо, редеющий туман стелился над ней длинными полупрозрачными обрывками, словно тюлевые ленты. Было сыро и промозгло. Один из охранников протянул мне свёрнутый плащ. Предусмотрительно.
— Спасибо, — мы загрузились на плот. — Давай бодрячком, Сер, не тяни.
В старом мире муж, бывало, любил пошутить про наш микроавтобус, что он, мол, обладает аэродинамикой бабушкиного комода. Наш плот обладал аэродинамикой бабушкиного сарая, но кельда же велела «давать». Мы летели углом вперёд, поднимая по бокам подобные крыльям волны, как лучшие катера Старой Земли. Брызги щедрыми пригоршнями перехлёстывали невысокие борта, добавляя пассажирам бодрости. Чтоб я ещё раз Серегера так опрометчиво о чём-то попросила!
Ну. Зато быстро.
Лира возмущённо фыркнула паромщику в лицо и сердито сошла на берег. К моему удивлению, Серегер тоже пошёл с нами. Усиление. Страхуется барон.
На подъезде к ИТК Хризопраз, как я её для себя иронически называла, мы были встречены бодрым тюканьем топоров. Хотя, нет. Не бодрым. Истерическим каким-то тюканьем. Так-так, похвально, конечно, что люди в семь утра уже трудятся на благо светлого будущего или как там… Но вот не хотелось бы, чтоб они тут дружно кукухой поехали.
Всё прояснилось, как только мужики перестали молотить топорами, чтобы поздороваться. Ужас-то какой, ровно привидение воет.
— Ну, рассказывайте.
Рассказ вышел коротким. Интереснее были сопровождающие его чувства. Первым слоем шла досада на Петрашенок: что, прикрываясь остальными, хотели сбежать одни и никому не сказались. Вторым — облегчение: не знали — вот и хорошо, и голову в петлю не сунули, ещё бы живыми остаться — ваще зашибись карта ляжет.
Баба продолжала выть.
— Поехали. Разбираться будем.
Разбираться — это я так, конечно, сказала. Без разборок всё ясно как белый день. Тела прибрать надо да бабу эту успокоить. Ну и, конечно, всем провести внушение. Хотя, по-моему, они тут и так все до усрачки перепуганные.
Дороги дальше деревни для телеги не было. Носилок тоже не было. Зато слышнее стало завывание. Капец.
— Волокуши рубите, живее. Да кладите детей. Хотите — можете на руках нести, дело ваше. Догоняйте, я пока с этой разберусь.
Два десятка детей да почти вдвое больше взрослых. «Кто ж их хоронить-то будет?» — эта фраза была актуальна как никогда.
Мы бодрой рысью выдвинулись к месту ночной трагедии. Ну правда, сил уже не было слушать, как она воет.
Как унять боль, когда близкие умерли все? Да никак. Не превратить же человека в чурбан бесчувственный. Но не дать скатиться в лабиринты безумия — можно. И целительный сон, часов на шестнадцать. Проснётся — конечно, будет грустить. Не то слово, горевать будет и плакать. Но в петлю уже не полезет и с ума не сойдёт. И даже будет слышать, что ей говорят окружающие.
Убрала молоко в грудях, чтоб не прибывало. Ну и седину ей оставила только пару тонких прядок. Нечего такой старухой ходить, по нашим нынешним временам это прямо жутко, фу.
— Матушка кельда, — Серегер, прищурясь, оглядывал спускающуюся к рекеполоску земли, по которой валялись тела, скрюченные предсмертными судорогами, — хоронить-то как будем?
— Чёт мне не охота кладбище городить. Может, камешек каждому — и того? — я думала вслух. — Не поплывут у нас потом эти кости? Некрасиво как-то. Хотя в Бурной иногда такие рыбищи ходят, что, может, и костей не останется…
— Смотрите, я хоть куда доставлю, — вот Сер молодец, всегда готов к труду и обороне! — Сейчас только пару брёвнышек скрепим, и можно будет начинать!
Подошёл озабоченный Толитиль:
— Матушка, волки были. Может, и ещё какие падальщики отметились, я не все тела осмотрел. Убирать надо скорее, пока со всей округи сюда не сбежались.
— М-м… По-морскому похоронить — как тебе вариант?
Кузнец сморщился:
— Долго провозимся. Да и выплывет по-любому что-то, зачем… Витя вон зароет в разы́ быстрее, — Серегер вынужденно согласился. — А чтоб не гнило и зверьё не привлекало, предлагаю сжечь. А уж остатки — закопать.
Вот у меня муж какой продуманный! До меня ведь только что дошло: не просто охрана! Маг-водник, маг-огневик (кузнец), маг земли и до кучи ещё скромно молчащий маг-воздушник, на случай, видимо, если мне вздумается развеять прах по́ ветру. И Буотур в качестве персональной боевой машины, тихонько сканирующий окрестности.
БЫСТРЫЕ ПОХОРОНЫ
На поляну, стараясь не подходить к неочевидной границе, начали выбираться цыгане. В этот раз пришли и бабы. Петрашенки, и так уже опухшие, увидев родичей, снова начали реветь. Ну да, вот так получается, если кто-то считает себя умнее богов, девочки. Я что, это вслух сказала? А, ладно.
Появились мужики, тащившие волокуши с телами. Ветки же! Вот тебе и ро́зжиг, ничё рубить не надо.
— Сжигаем, — определилась я. — Толь, обозначь место.
Посередине изрядно вытоптанной поляны закрутился огненный шар, вот он начал кататься по расширяющейся спирали, оставляя за собой обугленный круг всё больше, больше… Когда пятно достигло метров четырёх в диаметре, я сказала:
— Хватит! — и уже цыганам, — Тела — сюда, вместе с ветками. И поживее, нет у меня настроения сто лет тут торчать. Разрешаю выйти за границу посёлка, собрать… усопших.
— А как же — обмыть? — всё-таки спросил кто-то.
— Огонь всё смоет. Или вы хотите, чтобы волчьи стаи со всей округи вокруг вас ходили? Они там уже отметились, поели кой-кого. Тепло, скоро па́хнуть так начнёт, что сюда столько падальщиков подвалит — в три ряда стоять будут по периметру!
Цыгане переглянулись, мужики что-то начали покрикивать, заторопились. В десять минут всё было кончено. Братский курган получился неэстетичным, конечно. Но когда притащили первые трупы с объеденными зверьём лицами, как-то стало не до эстетики.
— Толь, жги!
Гудящее пламя поднялось на десяток метров вверх, пожирая некогда бывшее живым. Жар заставил людей отступить, образовав широкий круг. Огонь плясал на лицах, разгоняя последний холод утра.
Три минуты. Всего три минуты — и от горы трупов остались малые останки. Пламя опало.
— Витя, — я кивнула земельщику.
Кострище начало проседать вглубь, а выдавливаемые наружу бугры по периметру — наоборот, наползать в середину дымящегося круга. У меня было полное ощущение, словно я заглядываю в огромный котёл, в котором кто-то невидимый мешает земляную кашу. Сходство усиливалось ещё и тем, что земля всё ещё была горячей и дымилась.
— Помочь? — вот и наш скромный воздушник пригодится.
С реки, словно в трубу, потянуло холодным
