Совок 8 - Вадим Агарев
Люди загомонили, уже совсем не стесняясь ни самой Дуньки, ни священных портретов Маркса-Энгельса-Ленина. Сурово взирающих со стен ленкомнаты на возмущенных ментов, разум которых кипел от неоправданных притеснений лейтенанта Корнеева. Теперь даже в горящих глазах самых непримиримых с мужским шовинизмом женщин читалось понимание и душевное тепло.
— А теперь, друзья мои, я вам открою главную первопричину нападок на меня этой недостойной и не чистой на руку женщины!
Я, приосанился, как твердокаменная статуя командора и грозно насупившись, простёр к Дуське свою обличающую длань.
— А скажите нам, уважаемая Евдокия Леонтьевна, где семьдесят пар колготок? Женских! Высшего сорта, капроновых и зарубежного производства практически немецкой ГДР? Тех самых, что городским Управлением торговли были выделены для женщин нашего РОВД вместе с продуктовыми наборами? Где они, сука ты, Дуня?!!!
Глава 3
В просторном помещении ленкомнаты, набитом под завязку шумно переживающими происходящее правоохранителями, вдруг стало тихо. Как на еврейской улице Бобруйска после непрерывного недельного погрома, сотворённого петлюровскими активистами-антисемитами. Ментовской народ, до того шумно и заинтересованно смотревший в мою сторону, словно по команде, отставил свой бестолковый бубнёж. И онемев, как степной ковыль под дуновением южного ветра, единой волной начал оборачиваться на колбасную примадонну Октябрьского РОВД.
Идейная фундаменталистка Капитонова, еще минуту назад рвавшая душу, чтобы своей пламенной речью привлечь и удержать внимание офицерского собрания, в одночасье онемела. Съёжившись под испепеляющими её взглядами и от чрезмерной передозировки того самого внимания. Очень недоброго. Икнув, Дуся взбледнула и лишившись всех своих дамских сил, опустилась на жалобно скрипнувший стул.
Но, надо отдать должное её профессионализму, грела жопу она недолго. Отсутствие тяжких оков в виде морали, совести и каких-либо иных, ненужных нормальному политработнику принципов, помогли ей быстро восстановиться. Через каких-нибудь несколько секунд мадам Капитонова оправилась от растерянности и уже была готова к продолжению раунда с гнусным ревизионистом. Которым, безусловно, она меня считала.
Народишко не успел еще даже сформулировать самых примитивных проклятий в адрес толстозадой крысы. А Дуська, как птица Феникс восстав из пепла, уже вскочила со своего стула. Глаза её метали грозовые молнии, а речь её была истовой, но связной.
— Подонок! — громогласно определила мой новый общественно-политический статус среди присутствующих Евдокия. — Да, да, Корнеев, ты подонок и подлый клеветник! — для убедительности и, чтобы никто не засомневался, кого она имеет в виду, называя подонком, иошница указующим перстом ткнула в мою сторону. — И ты не надейся, Корнеев, тебе не удастся подорвать авторитет нашей партии, которую я здесь и сейчас представляю! Никто в нашем Октябрьском РОВД на твою провокацию не поддастся и никто тебя не поддержит в твоих антисоветских посягательствах! Я правильно говорю, товарищи?
Народ безмолвствовал. Хотя и было заметно, что он колеблется. Но, как обычно, сидевшему в ленкомнате советскому народу хотелось, если уж и колебаться, то вместе с линией партии. На всякий случай. Чтобы потом не случилось каких-то нехороших последствий. Это ведь только бражничают все вместе, а от похмелья потом, каждый страдает по отдельности и только своим собственным раком головы.
Однако и заграничных колготок на натруженные в борьбе с преступностью милицейские ноги, тоже хотелось каждой. Независимо от принадлежности этих ног к какой-либо из служб РОВД. И лишней палки колбасы с дополнительной курицей тоже хотелось. И чего-нибудь еще. Чтобы непременно дефицитного и по возможности, чтобы побольше.
Натренированная в загонной охоте на залётчиков и на отступников от извилистой линии партии замполитша, прямо на глазах наполнялась уверенностью. Как тюремный клоп арестантской кровью. Она уже ступила в накатанную колею навешивания антипартийных ярлыков и противопоставления гонимого отщепенца в лице выскочки Корнеева всему советскому коллективу РОВД. Расставляя для этого безумного Корнеева красные флажки и одновременно используя стадные инстинкты масс. Инстинкты самосохранения живого милицейского содержимого данной ленкомнаты.
Вокруг меня находились люди, по роду своей службы хорошо разбирающиеся в причинно-следственных связях происходящего. Наверное, поэтому большинство женщин устремили на меня взгляды, полные душевной боли и колготочной безнадёги. Не нужно было быть проницательным телепатом, чтобы узреть, что милицейские женщины ни фига не верили родной партии, представленной здесь в образе толстожопой и вороватой Дуньки. И, что на самом деле, они страстно хотели заграничных немецких колготок. Но при этом, прослыть бунтарками в системе МВД им наоборот, никак не желалось. Дамы были в жутком смятении, имея перед собой тот самый случай, когда рыбка была по цене их собственной жопы. Им очень хотелось гэдээровской рыбы и совсем не хотелось садиться на разгневанный фаллос КПСС. В образе замполитши Капитоновой, опять же. Фигурально выражаясь.
Ну да бог с ними! То есть, хрен с ними, с этими вожделеющими импортного капрона на свои, стройные и не очень, ноги сослуживиц. В конце концов, мои интересы так далеко не простираются. Чтобы каждой бабе по колготкам. Мне бы только устранить угрозу экспроприации у меня самого моей жилплощади. Которую я сам, в качестве компенсации и не так давно, отнял у прохиндея Гудошникова.
Я окинул взглядом наполненные грустью глаза милицейских дам и разрозненной группы настоящих мужчин из числа самцов-офицеров. Кои, не забывая жен и любовниц, так же были готовы претендовать на капроновую продукцию братской ГДР. Гомо советикусы ждали от меня чуда. Им хотелось насытиться пятью хлебами и одновременно не разругаться с КПСС. И, чтобы все это было совмещено. Как удобства в замызганной ленинградской коммуналке.
— Евдокия Леонтьевна, — неуверенно обратился я к Капитоновой, быстро пристроив на свою физиономию личину сдувшегося ссыкуна. Искателя правды, отчаянно борзанувшего, но попавшего впросак и испугавшегося своей выходки, — Выходит, у меня была неверная информация? И этих проклятых колготок из ТОРГа на наш РОВД не выделяли? Как же так, товарищи⁈ — я растерянно начал озираться по сторонам, ища поддержки у сослуживцев. — Действительно, ведь как-то нехорошо получилось!
Народ разочарованно отворачивался от меня, стараясь не встречаться со мной глазами. Никому не хотелось касаться проигравшего даже взглядом. Только майор Тютюнник не дал слабины и мужественно улыбался, не пряча своей радости за оказавшуюся честной партийной членкой Евдокию.
— Посмотрите, товарищи, на это жалкое ничтожество! — любимым жестом своего коммунистического идола указала на меня Дуся, — Кто-то еще сомневается, что этому лживому подлецу не место в нашем коллективе? Ну, разумеется, Корнеев, ты верно сказал, никаких колготок ТОРГ нам не выделял! И запомни, лейтенант, то, что нам было выдано, я всё, и до последней палки колбасы уже раздала сотрудникам райотдела! Сазонова, Гайсина, встаньте!
Во втором ряду послушно поднялись две инспекторши паспортного отделения.
— Подтвердите этому сплетнику, что все полученные продукты еще до вчерашнего вечера были распределены среди сотрудников райотдела! И что никаких колготок среди коробок и ящиков с продуктами не было!
Паспортистки, не очень громко, но по очереди и перебивая друг друга, принялись заверять присутствующих, что всё так и есть. Как и говорит Евдокия Леонтьевна. Что все сотрудники всё, им положенное, получили. И, что никаких колготок они среди полукопченой колбасы и охлаждённых кур не видели.
Дуня смотрела на меня, как на лобковую вошь, только что пойманную ею в самом потаённом месте своего междуножья. За десять минут перед долгожданным свиданием, пойманную. От этого её взгляда любой другой лейтенант сейчас вскочил бы и, заламывая руки, убежал вешаться в туалете первого этажа. Где под потолком тянется удобная для суицида труба.
Было понятно не только мне, что совсем скоро мне отольются кровавыми слезами все недружественные эпитеты, которые она от меня услышала. Да еще услышала их прилюдно! Она даже стала почти привлекательной в этой своей торжествующей ненависти. Амазонка от КПСС, твою бога мать! С жопой пятьдесят восьмого размера. Н-да, не хотел бы я попасться ей в глухом лесу и крепко связанным. При таком-то её настроении…
Моя богатая фантазия заставила меня зябко поёжиться. Но встряхнувшись и в очередной раз поощрительно погладив через молодой скальп свои ветеранские мозги, я полез в карман пиджака. Не обращая внимания на нарастающий со всех сторон
