Комсомолец (СИ) - Федин Андрей Анатольевич

«Неужто мы поедем вот на ЭТОМ? — мелькнула в моей голове догадка. — Покровители института не расщедрились на что-то поприличнее? Я, помнится, тоже выделял подшефным далеко не мерседесы. Но до подобного позора не опускался. А ОНО вообще до колхоза доедет?»

Около автобуса уже топтались студенты. Кто с сумками, кто с рюкзаками. Одетые — кто во что горазд. Тут и юбки, не достававшие до колен, и «треники» с вытянутыми коленками. Туфли, резиновые сапоги. Футболки, рубашки, блузы и жуткого вида свитера. На ум мне пришло слово «колхоз». А значит, наряды студентов вполне соответствовали цели поездки. Я и сам не особенно выделялся в этой компании.

Но меня удивили не наряды и причёски этих едва перешагнувших детский возраст людей. А их странное поведение. Молодёжь разделилась на компании по три-пять человек. Что-то обсуждали, недовольно кривились, посмеивались. Парни посматривали на девчонок — те делали вид, что никого, кроме подруг не замечали. Кто-то зевал, кто-то дремал, усевшись на рюкзак и прижавшись спиной к забору.

Но НИ ОДИН студент не держал в руке ни смартфон, ни даже простенький кнопочный телефон. Не делали селфи, не фотографировали друг друга. Что со стороны казалось странным и неправдоподобным. Ведь даже моя рука шарила по карманам в поисках гаджета. А в голове вертелись мысли о том, что нужно проверить почту, узнать, не звонил ли мне младший сын, заходил ли сегодня старший на свои странички в соцсетях.

— Ох ты ж блин, — пробормотал я.

Сообразил, чего мне не хватало в этом сне или в этой новой реальности — интернета. Прошло около часа с момента пробуждения, а я не прочёл ни одной новости, не узнал курсы валют, не пробежался взглядом по котировкам акций, не поинтересовался прогнозами на сегодняшние лыжные гонки и биатлон. Словно внезапно ослеп и оглох. Мир для меня сузился до размеров крохотного участка проспекта Ленина в Зареченске.

Рука прижалась к груди — сердечная боль не появилась. Зато я нащупал острые края комсомольского значка. Искал взглядом похожие значки на одежде одногруппников, пока я вслед за Пашей и Вячеславом здоровался за руку со всеми явившимися раньше нас парнями. Не увидел ни у кого. Похоже, лишь я щеголял с эмблемой ВЛКСМ. Нацепил его «для прикола»? Или потому что рьяный комсомолец?

Павел и Слава влились в одну из мужских компаний. Завели разговор о футболе (названия команд звучали знакомые, но вот фамилии игроков — совершенно мне неизвестные), об армии (ну как без неё), поделились информацией, кто на какую оценку сдал экзамены. Я постоял рядом с соседями по комнате, изображая бедного родственника; потом отошёл в сторонку, уселся на рюкзак, вытянул ноги.

Мысленно раскладывал в голове по полочкам добытую информацию. Но не проанализировал её. Успел лишь прикрыть глаза, да пару раз зевнуть, прежде чем появился молодой усатый мужчина (не старше тридцати) в отутюженных брюках. Тот пробежался по студентам рассеянным взглядом, тоскливо вздохнул и заявил, что будет сопровождать нас «на картошку» (забыл или не знал, что едем собирать капусту?).

Мужчина поинтересовался, все ли собрались. Выслушал противоречивые ответы, поморщился, будто надкусил лимон. Стрельнул глазами в сторону группы девчонок — те взирали в его сторону аки преданные щенки. Тут же отвёл взгляд, насупился. Строго спросил, кто староста — кивнул в ответ на поднятую руку Вячеслава. Представился доцентом нашей кафедры (с труднопроизносимой фамилией). Достал из нагрудного кармана шариковую ручку, открыл тонкую тетрадь (не журнал учёта посещаемости).

— Сделаем перекличку, — сказал он. — Товарищи первокурсники, те, кого я отметил — сразу проходите в автобус, занимайте места.

Он посмотрел на циферблат наручных часов.

— Семь часов. Четверть часа подождём опоздавших студентов и отправляемся.

Он снова взглянул на ту же группу девчонок, словно ждал возражений с их стороны.

Не дождался. Пригладил тонкие пижонские усики.

— Начнём. Так… Аверин!

— Я! — бодро отрапортовал староста нашей группы и мой сосед по комнате — Слава.

Усатый кивнул, чиркнул ручкой в тетради.

— Так…

Я слушал фамилии своих одногруппников, пытался запомнить и их, и сонные физиономии их обладателей. Не из любопытства. Действовал по старой памяти: хороший руководитель должен помнить подчинённых в лицо — по возможности всех, а не только ближний круг. Руководителем я перестал быть. Но выработанные с годами привычки остались. Я не видел надобности от них избавляться.

Мой второй сосед, как оказалось, являлся обладателем звучной фамилии Могильный. Я пометил этот факт в памяти. Как и то, что некоторых девчонок Пашкина фамилия заставила улыбнуться. Те улыбки не показались мне злыми или насмешливыми — скорее ироничными, будто их обладательницы мысленно представили себя законными супругами Павла Могильного.

Особо отметил я и фамилию Нежина — сама по себе она не произвела на меня особого впечатления. В отличие от её хозяйки, явно выделявшейся из собравшейся рядом с автобусом группы студенток. Именно к ней в первую очередь устремился мой взгляд, когда я решил заценить внешность своих одногруппниц. Да и не только мой — на неё украдкой поглядывали все парни, хотя никто не осмелился к ней подойти, чтобы поболтать.

Девицу не смущали чужие взгляды. Она их словно не замечала. Лишь хитро щурила глаза, насмешливо улыбалась — возможно, это и отпугивало представителей сильного пола. Я пристально рассматривал Нежину, когда та дефилировала к автобусу. Примерно с меня ростом; с хорошей, но не первоклассной фигурой; с заплетёнными в косу светло-русыми волосами. Ничего необычного… но взгляды к себе девица притягивала, как магнитом.

— Так… Пимочкина, — царапнул мой слух голос усатого доцента.

— Я здесь! — отозвалась стоявшая ко мне спиной девчонка.

Она махнула рукой, схватила сумку с длинными ручками, забросила те на плечо и сразу же направилась к гостеприимно распахнутой двери. «Пимочкина», — мысленно повторил я. Шарил в закромах памяти, пытался понять, чем заинтересовала меня эта фамилия. Ведь она точно мне о чём-то напомнила. Или о ком-то. «Пимочкина…». Очень знакомо звучит. Нет, у моей бывшей жены была другая девичья фамилия…

— Светка, подожди! — крикнула худая блондинка со щедро присыпанным веснушками лицом. — Стой! Дай я тебя сфотографирую!

Пимочкина остановилась около ведущих в салон ступеней. Обернулась.

— А давай, — сказала она.

Подпёрла бока кулаками, горделиво приподняла голову, улыбнулась. Остроносая брюнетка с дурашливой усмешкой на фоне старенького автобуса. Такой я её и увидел впервые — давным-давно, когда пришёл домой к Людмиле Сергеевне Гомоновой. Фотография стройной девушки с сумкой на плече на фоне грязного автобуса стояла на полке серванта — в рамке за стеклом. Старая, пожелтевшая по краям.

Тогда я и услышал впервые о Светлане Сергеевне Пимочкине. О Свете. О той, кого до сегодняшнего дня видел лишь на старых чёрно-белых фотографиях: о старшей сестре моей институтской кураторши — весёлой и умной девушке с трагической судьбой. О той самой Светочке, которую убили в Пушкинском парке двадцать пятого января тысяча девятьсот семидесятого года. Или убьют.

— Так… Усик!

Света Пимочкина ушла в автобус. Вслед за ней туда же направились и ещё несколько студентов. А я сидел на рюкзаке, заворожённо рассматривал ступени, около которых девушка только что, на моих глазах, позировала для той самой фотографии. Вспомнились комментарии Людмилы Сергеевны: «Это Светочка на первом курсе. Отправляется вместе с группой на картошку. Тогда все студенты ездили в колхоз на уборку урожая». «Такое мне вполне могло присниться», — промелькнула в голове мысль.

— Студент Усик здесь?

Усатый посмотрел на меня в упор. Потому что смотреть ему было больше не на кого: из мужской части группы первокурсников только я не забрался в автобус. На меня же уставились и две девчонки, чьи фамилии в списке усатого следовали за моей. В том числе и блондинка с фотоаппаратом «Смена» (прочёл название на корпусе) в руке. Фотографировать меня девица не спешила — морщила покрытый желтоватыми пигментными пятнами нос, недовольным выражением лица намекала, что я «всех задерживаю».