Другой сценарий (СИ) - "Ande"

В общем — любые движения в этом направлении бессмысленны. Разве что самому его грохнуть. Да только меня, скорее всего, потом поймают. В южном городке все всех знают, меня запомнят. И уж мне то, в благодарность, отвесят по полной. То есть точно вышку дадут, чтоб не болтал.

Обуреваемый всем этим макабром, согласился и выпил с соседом по купе. Станислав Иосифович, инженер из Пятигорска. Потрепались о том о сём, тем более что соседка к нам присоединилась. Пить то — только пригубила. Зато положила на стол прославленную варёную курицу, завёрнутую в фольгу.

А в три часа ночи меня растолкала проводница:

— Вставай, через двадцать минут Кавказская.

С поезда, кроме меня, сошёл ещё один человек. Пройдя через помпезный вокзал, я вышел на привокзальную площадь. Закурил и осмотрелся. Напротив — стоянка такси. Там настоящее такси, и пара бомбил на москвичах. Ко мне подошёл таксист:

— Поедем куда?

— У меня всего трёшник. А нужно мне в Васево. Хочешь, поехали. Хочешь, автобус подожду.

— Поехали, сделаю дембелю подарок.

Ехать всего семь километров. Так что через пятнадцать минут я толкнул калитку и вошёл во двор. Возле летней кухни друг на друга составленные столы и скамейки. Понятно, девять дней деду отмечали. Сел на скамейку, закурил. Дверь веранды загремела засовами. На улицу вышла бабушка в накинутом на ночнушку халате.

— Я приехал, бабуль.

Глава 6

Накормить после дальней дороги — извечное русское правило. Поэтому бабушка, закончив с причитаниями, начала метать на стол. Свежие овощи, курица с картошкой, компот. От выпивки я отказался. Пока жевал, она рассказывала то, что я уже знаю.

Дед подрабатывал ночным сторожем в местном райпо. Два раза в неделю. В ночь на девятое мая, загорелся склад с продуктами и товарами. Селяне, сбежавшиеся на звук сирены, вытащили его из склада. Он вроде бы пытался его потушить. К этому моменту он уже не дышал. Говорят, самовозгорание, старая проводка. Склад полностью выгорел.

Похоронили двенадцатого. Народу было много. Мать я не застал. Посидев с деревенскими на девять дней, она уехала к знакомым в Анапу. Уже давно она не использует весь положенный отпуск. И раз уж так вышло, то пару недель решила позагорать. Да и я писал, что раньше конца июня меня ждать не стоит.

И я завалился спать. Об армии можно много говорить и хорошего и плохого, но именно там я научился спать при первой возможности.

Дом у деда с бабушкой маленький. Две комнаты, кухонька, веранда под шиферной крышей. Удобства на улице в скворечнике, и холодная вода тоже. Мое место в маленькой комнате, на старом диване рядом с окном. Засыпая услышал, как бабушка закрыла ставни, чтоб восход меня не беспокоил.

Деревенская жизнь, это строгое следование ритуалам. Поэтому проснувшись, я попил чаю, и мы с бабушкой пошли на кладбище. Не знаю, как так вышло, но местное кладбище расположено в самой высокой точке села. Отсюда на много километров вокруг видно степь. А по ночам вдали видны какие-то огни и нефтяные вышки. Молча посидели, да и пошли обратно.

Дорога спускается к реке, вдоль которой наша улица, что так и называется — Нижняя. Перед бабушкиным домом палисадник, рядом с домом летняя кухня. За ними хоздвор, с десятком куриц и уток, курятником, сараем и погребом. За ними сад, а потом огород, спускающийся прямо к реке Челбас.

По тропинке в огороде можно пройти к деревянным мосткам на берегу реки, которые здесь называют — кладка. К ним замком пристёгнута дедова лодка — плоскодонка. Я очень любил проснувшись бежать к реке и купаться. Если только не ловил с рассвета рыбу. Тогда вставал затемно, и на лодке плыл куда-нибудь к камышам, там загонял в илистое дно шест, привязывал к нему лодку и закидывал удочки. На карасей и плотву.

Вернувшись, снова сели пить чай. Бабушка рассказала остальные новости. Все по-старому. Соседи справа и слева — на работе. В местном колхозе, что охватывает три окрестных села.

Озаботились одеждой. Не ходить же в форме. Сошлись на том, что пока похожу в дедовом, а потом съезжу в город, что-нибудь куплю. Одевшись в старые брюки и заношенную рубашку, глянул в зеркало. На Миланском показе моды prêt-à-porter, я бы порвал зал, без всяких шуток. Я помню, как в десятых был в недоумении. Люмпен от почти любого советского пивного ларька, в Милане две тысячи десятого, считался бы иконой стиля. Чтоб не выпадать из модного образа, надел легендарные красно-синие кеды.

Прошёлся по двору. Наметил себе план работ. Я через неделю уеду, а деревенское подворье требует неусыпного внимания. В частности, подправить забор между нами и Кировыми. Сходил к реке. Лодка лежит у берега на дне, полная воды. Напомнил себе потом заняться. Взял в сарае инструменты и принялся чинить забор.

Вечером пришли гости. Бабушкин сын, брат моей матери, и мой дядя Володя, с женой и дочкой. Бабушкина сестра баба Лиза с мужем, дедом Шурой и сыном, моим дядей. Тоже, как ни смешно, Володей. Чтоб не было путаницы, одного звали Вова. А баб Лизин сын, мой дядя, старше меня всего на два года. Так что его зовут просто Володька. Дочь старшего дядюшки — Наташка, мелкая пигалица, пришла только чтоб посмотреть на меня. Чинно поздоровавшись, умчалась домой, кормить живность.

Стол накрыли во дворе. Но прежде чем сесть и налить, я позвал мужиков к реке. Там мы вытащили лодку на берег, вылили воду и перевернули кверху дном. Потом все уселись за стол и выпили. За деда. Николая Васильевича Шавлюкова. Это можно было бы назвать ещё одними поминками. Но, к середине застолья, разговоры уже пошли о местных, не очень мне понятных делах. Поэтому я встал, взял сигареты, и, по-тихому, ушёл к реке. Было странно видеть всех этих людей живыми и полными сил. Большинство из них уйдёт в девяностых. От совершенно естественных причин, исправить что-то невозможно. Бабушка, к примеру, просто однажды не проснулась. Но сейчас они бодро выпивают, закусывают, и привычно переругиваются о бытовой ерунде.

В лунном свете тропинка к реке видна отчётливо. Как и женский силуэт на мостках. Я совсем не удивился. Этот длинный день, полный суеты и воспоминаний, должен был кончиться чем-то подобным.

— Ты меня, что ли, караулишь?

— Щас! Но и на тебя посмотреть тоже хотелось.

— И как?

— Все такой же. Морду только наел…

— Ты тоже не былинка…

— Уж кто бы говорил. Трудно было зайти? Руки-то убери, ну, Коль…

Вполне могло случиться так, что этот бесконечный грустный день закончился бы искрометным трахом. Все шло к этому. Но когда одна моя рука уже была у неё в трусиках, а вторая мяла вполне третьеразмерную сиську, именно по этой руке я получил пучком крапивы.

Над нами стояла злющая бабушка.

— Совсем стыд потеряли?! Я вот вам щас…

Людка, пискнув, мгновенно растворилась в темноте. Только шуршание травы, справа по берегу, позволяло предположить, куда она побежала. А меня бабуля отходила крапивой. Даже несмотря на то, что я был в рубашке — приятного мало.

— Бабуль! Ну чего ты? Подумаешь…

— О девке ты подумал, ирод?! Ты завтра уедешь, а ей здесь жить.

— А может я так отомщу? Принесёт деду Киселю в подоле…

— И в кого ты такой охальник, не пойму! — от очередного удара крапивой удалось увернуться. — Иди давай, срамник, все уже уходить собираются.

Глава 7

Мой дед сидел, при Сталине. Я узнал об этом случайно. Каждый год, на лето, меня отправляли на Кубань. К деду с бабкой. Дед был классный. Веселый, таскал меня на рыбалку, учил ездить верхом, и запрягать лошадей. И я совсем не интересовался их прошлым. Ленив и нелюбопытен, чего уж.

А лет в пятнадцать я влюбился в местную красотку, Людочку Киселеву. Тот, кто видел кубанских девок, меня поймет. Смешливые, загорелые, белозубые, гибкие и приятных пропорций. И я тоже не устоял. Мои притязания были благосклонно приняты, и мы даже слегка тискались после танцев. Идиллия продолжалась до тех пор, пока нас, идущих за ручку, не увидела бабушка.