Гай Орловский - Все женщины - химеры
- Не знаю, - ответил я. - Не помню. По-моему, мужчина, если хорошо разбирается в еде, не совсем как бы даже мужчина. Как-то вот получилось у меня… Проснулся, смотрю, а я уже всеядный! И совсем не привередливый. Аж противно от своей бездуховности и недостаточной гурманности и гурманностичности. Наверное, съел что-нибудь.
- Взрослеешь, - ответил он.
- Правда?
- Взрослеешь, - повторил он.
- Объясни?
Он покачал головой.
- Вряд ли смогу. Это потом приходит. Все мы меняемся. Только никогда в это не верим, пока такое не случится.
Мать крикнула из распахнутой двери:
- Женя, твои друзья и здесь как-то тебя отыскали.
- Как-то? - спросил я. - Это раньше было как-то, а сейчас у всех в мобильниках или часах трекеры. Конечно же, все знают, где я, даже когда иду в ванную, а когда в туалет… если только не отключу нарочно.
Отчим рядом кивнул понимающе, отключение трекера выглядит невежливостью, и кто делает это часто, будет считаться подозрительным и в чем-то потенциально опасным для общества.
- Пообщайся, - сказал он.
- Пойду в комнату, - сказал я, - не хочу тебе портить вид…
Он улыбнулся, а я одел на себя всего беспечную улыбку и пошел вихляющей походкой в гостиную.
С телестены смотрят несколько веселых рож, я узнал Кирилла, Ганса, Шамшура, Цедендела, там еще несколько девчонок, по большей части новые, только Лолиола из старых друзей.
Она первой помахала мне с дивана.
- Привет, Юджин!… Мы по тебе уже соскучились!…
- А как соскучился я, - ответил я. - Ты мне даже снилась. Дважды. Так что сейчас отдыхаю и восстанавливаю силы.
- Я могу помочь восстановить, - предложила она с живостью. - Я умею восстанавливать как никто! Кирилл, подтверди!
- Умеет, - сказал Кирилл.
- Еще как, - добавил Ганс.
- Феноменально, - сказал Шамшур.
Я сказал со вздохом:
- Мне нужны силы для сублимации. Вам хорошо, вы бездельники, а я - уработанная лошадка.
Лолиола сказала весело:
- Это во сне ты уработался? Я польщена.
- Я сейчас в самом деле занят, - сказал я уже серьезным голосом. - Как освобожусь, оторвемся по полной. Почти обещаю!
Лолиола посмотрела со стены очень серьезными глазами, улыбка медленно сошла с ее хорошенькой мордочки.
- Да, - проговорила она, - ты какой-то не такой… Вижу, ты здесь, а душа твоя где-то… Хорошо. Но как только, так сразу! Договорились?
- Заметано, - ответил я.
Она улыбнулась, экран погас вместе с остальными. Мать посмотрела на меня с понятным интересом.
- Как она тебе?
- Норм, - ответил я равнодушно, - только жопа холодная. Всегда, представляешь! Это ужасно.
- Ужасно, - согласилась мама чуточку озадаченно. - Да? А как Алиска?
Я переспросил:
- Эта которая с котом Базилио?… Нет, я больше собачник.
- А как она вообще?
- В постели или в чем-то еще?
Она улыбнулась:
- В постели все женщины, ты прав, теперь одинаковы, а вот в остальном нет двух не то что одинаковых, но даже похожих. Она тобой интересуется.
- Так и сказала?
- Нет, но мне старается понравиться. А женщины, как ты знаешь, в отличие от вас, мужчин, ничего зря не делают.
Я пробормотал с опаской:
- Хороший подход. Наверное, хороший. И правильный… Но только я редко что делаю правильно.
- Тогда у нее есть шанс.
- В нашей квантовой вселенной для всего есть шанс, - согласился я. - Мама, я пойду прилягу?… А то набегался так, что даже не знаю. Псевдоподии отваливаются.
Она воскликнула заботливо:
- Полежи, полежи, сынок! Отдохни. Теперь жизнь такая трудная, такая трудная…
Я посмотрел с недоверием, но издевки нет, да это и не в характере моей мамы, говорит вполне искренне, для нее жизнь в самом деле такая трудная: каждый день сотни новых рецептов изысканных блюд, а нельзя пропустить, подруги назовут отсталой, новые способы завивки ресниц, фитобласты, наращивание ногтей… с ума сойти можно от сложностей прогресса!
- Попробую поспать, - сказал я. - Сейчас дико модно спать днем! Мелатонин вырабатывается. И еще что-то дико полезное. Без чего жить просто нельзя ну никак.
Она оживилась, прощебетала:
- Вот-вот! Я даже дважды в день сплю. По двадцать минут, так рекомендует Минздрав. А сейчас у Минздрава власти больше, чем у министра обороны.
- Даже свои десантные войска есть, - подтвердил я. - С такими правами, что и думать страшно…
- Это же хорошо?
- Чудненько, - подтвердил я. - Ну, я пошел.
- Свет всюду отключи, - напомнила она. - Мелатонин только в полной темноте вырабатывается чем-то таким. Органом, наверное.
Я закрыл за собой дверь, лег на диван и вырубил свет. Мелатонин в самом деле лучше всего вырабатывается в темноте, и чем темнее, тем вырабатывается лучше. Сейчас весь мир помешан на молодости и продлении жизни, а я - частичка этого мира, надо шагать в ногу, если мы демократы и свободные люди. Или делать вид, что шагаем, иначе будут неприятности, мы же в свободном мире живем.
Сердце пока что тукает сильно, мощными толчками гонит кровь в голову, слишком много нерешенных задач, а выполнить нужно кровь из носа. Да что там кровь из носа, это детство, все посерьезнее…
В темноте плавают серые пятна, одни чуть светлеют, другие растворяются. Если на светлых сосредоточиться, то будут становиться все светлее, в тех окошках можно увидеть появляющиеся картинки, а если всматриваться неотрывно, то картинки станут расширяться, наливаться резкостью, это и будет неслышное вступление в сон и сновидение.
Но сейчас слишком еще возбужден, в темноте не только пятна, но появились еще и две прямые красноватые линии, что не понравилось, психически нормальные люди не видят ничего цветного ни во сне, ни в темном лесу, в глазу отключаются не то колбочки, не то пестики, а может, и тычинки.
Багровые линии выступают из темноты все отчетливее. И не сдвигаются, хотя все остальное медленно плывет, как темные тучи по темному небу.
Я невольно подвигал головой из стороны в сторону. Весь темный мир пятен послушно сдвинулся туда, потом обратно, однако багровые линии на месте, как приклеенные.
Встревоженный, я поднялся с постели, держась лицом к этим красным линиям. Одна идет почти на уровне моего плеча, а вторая на уровне колен.
Сделал несколько шагов в темноте, пальцы вытянутой вперед руки наткнулись на стену. Багровая линия прямо под пальцами, но чувствую только прохладный пластик обоев.
От линии вниз идет отросток, я провел по нему пальцами и наткнулся на горбик выключателя. Машинально щелкнул, комнату залило ослепительное сияние.
Красные линии пропали в ярком свете. После паузы выключил, глаза режет, и через пять-шесть секунд багровые линии проступили из темноты снова.
Я повертелся на месте, вон там в трех местах от прямой линии вниз идут короткие отростки. Даже не включая свет, скажу, что те два к розеткам, а тот, что возле двери, еще к одному переключателю.
Сердце начало уже не стучать, а барабанить, как перед боем, в голове нарастает шум. Похоже, могу видеть, где в стенах проложены провода. Наверное, это хорошее свойство для ремонтников, чтобы сверлить дыру в стене, не опасаясь повредить электропроводку, но я никогда не занимался сверлением и дырлением, так что этот дар пропадет зазря, как у нас обычно и бывает.
- Ерунда, - пробормотал я вслух, - не все, что умеем, пригаживается…
Я лег поудобнее, сосредоточился и представил в ладони пистолет. Он возник моментально и без усилий, осталось только крепче сжать рукоять. Хотя… если спилить вот этот защищающий спусковую скобу выступ, выстрел грянет сразу же, как только рукоять ударит в ладонь. А это добавочные мгновения к моей нерасторопности. Себе-то могу признаться, это для других мужчина должен выглядеть орлом, если он, конечно, старается быть мужчиной.
В этом мире, конечно, можно им не быть, даже нужно. Идет усиленное стирание гендерных различий, быть мужчиной - анахронизм, но это нужно, чтобы преуспеть в том, где первобытные дикие и такие чистые нравы…
А нужно ли мне преуспевать в том, грубом, наивном и таком дурном в своей первозданной чистоте?
- Не нужно, - сказал я себе твердо. - Только перехвачу Рундельштотта и… никому ничего не должен!
Глава 4
Даже за крестьян и замок, напомнил себе, будет отвечать Фицрой, а не я. Правда, добавил про себя чуточку трусовато, но теперь трусость не порок, а осознание своей значимости в благополучном обществе победившей демократии.
Рядом на подушке тускло и как-то подозрительно поблескивает темной гладью широкий, как Черное море, экран планшетника, я всегда растягиваю его во всю ширь. Что-то мне все чаще кажется, что в этих гаджетах идут процессы, до конца не понятные даже их создателям.
Сами по себе планшетники, как остальные носимые гаджеты, всего лишь более мощные компьютеры, но раньше их не объединяли в одну беспроводную сеть, а сейчас рядом со мной лежит не просто безобидный понятный девайс, а некая частица огромного компьютерного комплекса.