Сергей Калашников - Своё никому не отдам

Освободившихся лошадок конюх увёл обратно на подворье, а Гриц быстренько наладил литовку и пристроился следом за косарём. Пока лежит роса, травёшка мягче. Чуть погодя за ним встала Наташка, а там и Милена, привязав корову на длинную верёвку, пошла размеренными взмахами валить лесное разнотравье.

На узких полянах особенно-то не разгонишься, тем более, на опушках приходилось пяткой срубать вылезший из зарослей кустарник и молодую древесную поросль, отбрасывать сухие ветви, отломанные от стволов снегом или ветром. Тем не менее, обогнала всех матушка его любезной, а потом и сама любезная попросила и Гришу и неведомого помощника уступить ей дорогу. Чуть погодя пятки мужчины оказались в опасной близости от косы царевича, и он тоже попросил пустить его вперёд.

Улыбнулись друг другу и поменялись местами. А чуть погодя мужчина ушел к стану и загремел там посудой. Оно и хорошо. Когда солнце начало припекать, каша поспела, смородиновый лист заварился и, извлеченный из родника, чайник с напитком был прохладным.

Сели кружком вокруг котла, выпили по глотку курного вина, довольно крепкого, а потом вычистили посудину деревянными ложками. Ими очень удобно есть из емкости с полукруглым днищем. Отдыхали до тех пор, пока не начала спадать дневная жара, а потом опять косили, покуда не стемнело.

Обвальная усталость за многие дни непрерывного физического труда накрыла царевича так, что он мало интересовался происходящим вокруг, сконцентрировавшись на том, чтобы продолжать работать и не начудить при этом. Ломило руки, плечи, поясницу, ноги и шею. Комары и слепни своими укусами заставляли кожу чесаться и левый глаз почти закрылся от волдырей. Не сразу даже приметил, что Наташка время от времени отводит его в сторонку от взрослых. Думал — хочет с ним помиловаться. Но — нет. Ворошили сено, метали копёшки, гребли — много чего делали.

А потом, словно прозрел. Помощника-то она папой зовет! Выходит, матушка её не вдова и не шалава, а мужняя жена. Только с ладой своим встречается не каждый день. Вот так история!

— Наташ! А почему тятенька твой с вами не живёт?

— Живёт, просто не так, как другие. Не задерживается подолгу дома, да и заглядывает редко. Они с мамой друг по другу скучают и когда встречаются, то я их стараюсь оставить одних. А то как-то раз подсмотрела случайно чем они занимаются, и мне так стыдно стало!

— А почему? Что ему мешает оставаться с вами постоянно?

— Он доктор. Они с мамой и познакомились у постели больного, её-то частенько зовут к страждущим. Вот с того времени и поладили. Но он не может здесь оставаться, потому что ему не хватает практики, а маме в городе не нравится. Так и встречаются случай от случая.

— А деревенские про твоего отца ни разу не упоминали. Они его что, не любят за что-то?

— Боятся папу здешние жители. Он многое знает и иногда кое-кому всякие интересные хитрости подсказывает. А с трудом крестьянским долго управляться не может. Нет у него к этому ни сноровки, ни привычки. Вот и получается что он тут сам по себе, и мы с мамой тоже немного наособицу.

— Интересно, а что же такое он подсказывает?

— Да всякое. Лёвку например, когда получилось, что братья без него землю отцовскую разделили, научил, как с дикими пчёлами управляться. Тот нынче с мёда да воска живёт, не горюет. Но секрет свой никому не выдаёт. Или Трофим, что горох сеет. Тоже, никто не знает, отчего у него урожаи такие, что до десятка саней каждую зиму в город вывозит. Другие пробовали, даже тот же горох тайком с поля воровали на посадку, а ничего-то у них не вышло: обычные сборы получаются. Или, скажем, у Михайлы всего пять коров, а он столько молока с них имеет, что сыры варит да в город возит телегами.

Только папа не всем подсказки делает, а кому же не охота богатства нажить. Потому и ждут от него совета, даже испрашивать приходят, но многие так ничего и не могут от него добиться.

— Понятно тогда, почему он тут редко показывается, — Грише даже весело стало. — Прячется от жалоб на трудную жизнь.

— Это тоже, — Наталья улыбнулась. — Пойдём искупаемся.

Подрёмывая после обеда, Гриша вспоминал короткий разговор и размышлял о Наташкином отце. С виду — человек, как человек. Его, царевича, окликает по имени, как и назвала его Милена, когда представляла. Добавила правда, что жених Натальи, на что тот неопределенно хмыкнул. Теперь понятно, почему хмыкнул. Знает он, что «жених» — царевич. И что официальный брак его с дочерью невозможен. Однако понял намерения молодых людей заняться в будущем увеличением численности людей и протестовать не стал.

С другой стороны про то, что паренёк этот вскоре станет властителем всей этой земли, наверняка знать пока не может. С третьей — понимает, что юноша обеспеченный. Нет, маловато ведомо, чтобы понять этого человека. Пока можно ограничиться тем, что лапушка папу своего любит и уважает. Её ощущениям доверять он уже привык — они давно знакомы.

Что интересно, поминали поселковые ребятишки Чертозная Викторовича. Одному тот самострел помог наладить, Гриц видел — отличная получилась штуковина. Заостренная палочка с карандаш размером в бревне оставляет вмятину с полногтя глубиной, а попасть в зайца из неё можно шагов с пятнадцати. Уж в арбалетах-то он знает толк. Так что будущий неофициальный тесть как раз из тех людей, с которыми искренне хочется дружить.

Так ведь и дочка у него не проста. Конечно! Родители часто учат деток тому, что умеют, так что секреты этого человека наверняка не от неё скрываются. Да и маменька непроста. В авторитете она. В великом авторитете, поскольку искусная знахарка. Ведь раны и хвори к ней несут со всей округи, стало быть, этот Чертознай, которого в семье называют Филиппом, и Милене немало секретов целительских открыл. Сам-то он настоящий лекарь и практикует в городе. Точно! О докторе Филиппе идёт добрая слава. Именно к нему и отправляет дворецкий прихворнувших домочадцев.

Вот так и сложилась цельная картинка из ранее известных обстоятельств. Хорошо иной раз подумать. Ему этим скоро придётся заниматься часто. Вскоре после покоса и начнёт.

Стога сметали узкие и высокие. Здесь среди леса ветром их не повалит, а зимой каждый уйдёт в три воза. Это уже по снегу на санях станут вывозить, а до той поры — пускай стоят. Как управились, взвалили на плечи полегчавшие короба (провизию-то съели), и разошлись на три стороны. Женщины — в деревню, царевич во дворец, а доктор — в город к своей практике.

Гриша взял правее, чем следовало бы. Надо ему заглянуть в Берестовку к Федотке, да потолковать без поспешности. Всё-таки на службу просится человек, понять бы, каков он. Что упрямый и не трус — это ясно. А вот обо всём остальном можно только догадываться. Если впускать кого в ближний круг, то неплохо бы сначала познакомиться ближе.

Царевич потихоньку переходил к новому для себя состоянию. Состоянию взрослого человека. То есть готовился действовать осмысленно, целенаправленно и ответственно. Почему эти мысли появились в его голове? Наверное, потому, что его так научили. Ведь не напрасно же он столько времени грыз гранит науки! Обычно его сверстники стараются кому-то что-то доказать, превозмочь, добиться. С кем-то борются или от чего-то бегут. А вот ему ничего этого не требуется, потому что он ни в чём подобном не нуждается. Всё ему дано авансом по причине высокого рождения. Остаётся просто жить и испытывать от этого удовольствие. Делать то, что хочется, получать то, что нравится.

А чего же ему хочется? Тут и думать не о чем. Стать взрослым по-настоящему. То есть человеком, на которого можно положиться. И, конечно, окружить себя людьми, которым готов доверять.

Тропа вывела его на поляну, где сено уже скошено и смётано в стога, а на её противоположном конце виднеются две женские фигурки, уходящие в сторону деревни. Милена и Наталья. Точно, он ведь повернул к Берестовке уже после того, как расстался с ними, и заложил крюк. И ему сейчас не за ними надо идти, а снова следует взять правее. Зато приятно полюбоваться на красивых молодых женщин с самого выигрышного ракурса. Хороши! Или это так кажется по контрасту с задом идущей рядом Пеструхи?

Федотка рубил дрова. Не колол, а именно рубил. То есть пересекал топором бревно поперёк. То ли устал, то ли сноровка не та, но дело двигалось неважно. Щепа неохотно вылетала из паза, который он прорубал поперёк волокон. Голый торс блестел от пота, а покрытая мокрыми пятнами рубаха сохла на тыне.

— Дяденька, а можно я попробую, — царевич подошел незаметно и обратился негромко.

— Извольте, Ваше Высочество!

Гриц осмотрел топор. Хорошо насажен, правильно заточен. Пойдёт. Однако рубаху снял заранее и принялся за работу. Опыт — великое дело. Он и на покосе так чурбаки вырубал для основания стога — сено ведь не прямо за землю мечут. Одним словом, князь трудоустроился на подтаскивании кривых, не годных для строительства брёвен, и откатывании готовых чурбаков, а царевич с удовольствием играл мышцами и наслаждался собственным мастерством. После монотонного труда на покосе тело радовалось новым движениям. Да не так уж много корявых древесных стволов тут оказалось.