Civilization (СИ) - Коллингвуд Виктор
Еще более насторожило сообщение о том, что чума еще продолжается. Как это может быть, что чума идет более 20 лет? Да все уже должны вымереть!
Я потребовал от стражи пропустить меня вниз. Но стоявшие на воротах единственной дороги вниз стражники, то ли не поняли меня, то ли сделали вид, что не понимают. «Чума», Чума' — твердили они и не трогались с места, не открывая ворот. Оттолкнув одного из них, я пытался открыть ворота сам, но они оказались заперты снаружи!
Тут я сильно начал подозревать, что дело нечисто. Похоже, что это заговор. Жрецы узурпировали власть и правят теперь от моего имени. Их почтительно-ухмыляющиеся физиономии, на которых, казалось, так и было написано «ну и что ты мне сделаешь?», были очень красноречивы. С каждым днем они все меньше скрывают свое презрение ко мне. Премьер-министр вообще перестал у меня появляться, по храму снуют какие-то второстепенные служители, которые делают вид, что не понимают эсперанто. Недавно на вопрос «Где мой первый министр?» один из них ответил — «Он умер! Чума! ». И сделал такую невинную рожу, что я сразу понял — врет, как сивый мерин. Вот так ко мне относятся в собственном храме!
С тоской глядел я в закаты с высоты Лаона. Что вообще творится в стране, пока я здесь сижу как орел молодой? И что теперь делать? И что меня ждет?
Конечно, надо бы отсюда бежать. Рассказать всем о заговоре. Наказать негодяев. Вернуть себе власть. Но как?
Даже если я, скажем, сплету себе веревку из циновок и спущусь с Лаона (высота тут около 1000 метров, в том числе несколько отвесных участков), и при этом не разобьюсь, и доберусь до Митты, не сдохнув в пути от жажды — МЕНЯ ТАМ НИКТО НЕ УЗНАЕТ! Люди, которые видели меня своими глазами, уже умерли — последние лет 60 я показывался только жрецам!
Не представляю, что в этом случае меня ждет — возможно, меня просто прирежут как самозванца! Особенно если придет какой-нибудь жрец с Лаона и сообщит, что истинный Пророк находится, как положено, в своем храме.
В любом случае, надо отвести подозрения о том, что я что-то понял и замышляю побег.
Я пытался заняться начатой работой по адаптации письменности эсперанто к языку адаже. Работа не особенно клеилась, но, в целом, что-то у меня получилось. Тяжелые мысли не выходили из головы.
Да, мое решение относительно самоизоляции было ошибкой. Это просто подарок для узурпаторов! И совершил я ее по простой причине — я не допускал мысли, что такое возможно.
Во-первых, я все-таки полагал, что жрецы верят в мое предназначение и свое служение Небесным Богам. То, что они так себя повели, говорит о серьезном кризисе веры. Похоже, я не произвел на них впечатления посланца божества.
И во-вторых, я рассматривал нашу работу как взаимовыгодную. Я, конечно, отягощал жрецов работой по госуправлению и развитию наук, по созданию армии и ее обучению и содержанию — но все это было необходимо. Иначе нас бы завоевали оруталлы или другое племя из степей. А жрецы рассматривали это как глупую блажь, мешающую им жить.
А еще я разрешил им делать предсказания и объявлять волю богов, угадывая ее по дыму от благовоний! Вот это — вообще зашквар! Жрецы поняли, что я им не особенно и нужен — прекрасно можно дурить народ и без меня!
Еще и еще раз, вспоминая свои провалы — как, например, я дал им колесо, а они не стали им пользоваться — я все больше убеждался в том, что стронуть эту инертную массу в нужном направлении — дело нереальное. Если они сами захотят, то пойдут. А если нет — ничего не сделать, хоть разорвись.
Так ничего и не придумав, я отправился в стасис раньше времени. Никогда я еще не был в столь скверном расположении духа. И ожидания от будущего были соответствующими…
Ход 21
Прошло 400 лет.
Странная штука — эти ожидания. Раньше я очень хотел, чтобы не было никаких неожиданностей, и все было по старому. Теперь же я был страшно рад переменам. На этот раз не было ничего обычного!
Начнем с того, что я, выйдя из цилиндра в храм, не нашел ни одного жреца вообще. В пустом зале сидел какой то паренек и играл сам с собой в камешки. Увидев меня, он опрометью выбежал вон, забыв свои камешки на гладких каменных плитах.
В недоумении пройдя за ним, я нашел храм пустым, а ворота открытыми настежь! Залы были пусты — похоже, храм давным-давно обокрали. Это было ОЧЕНЬ неожиданно. В недоумении я переходил из зала в зал, решительно ничего не понимая. Кроме того, чертовски хотелось жрать.
Я спустился из храма и осмотрелся по сторонам. У подножия Лаона было запрещено селиться кому-либо, поэтому местность была все такой же свободной от населения и богатой дарами земли.
Оглядевшись, я увидел невдалеке рощицу ореховых деревьев. Она сильно сократилась с тех пор как я увидел ее впервые — много стволов пошло на стройку храма и его отделку — но мне бы хватило и одного дерева.
Подойдя к роще, я начал искать орехи. Был не сезон, однако мне удалось отыскать много прошлогодних орехов, не тронутых белками и бурундуками. Наевшись их до омерзения, я прошелся вокруг горы, нашел источник у подножия и напился воды.
Снова сходив в храм, я нашел емкость из-под масла, и наполнил ее водой. На время ночи я отправился в храм — была ненулевая возможность нападения гиен ночью.
На рассвете, я уже подумывал самому отправиться в Митту пешком. Можно было набрать еще орехов в дорогу. Но вот достаточно легкой и удобной емкости для воды я не нашел, а это было критически важно. И что там вообще случилось? Очередная война? Или реально все вымерли от какой то заразы? А что тогда за мальчуган сидел в моем зале — причем, внутреннем зале, моих покоях? Пастушок? Охотник? Рептилоид?
Шарахаясь по пустому храму туда-сюда и предаваясь грустным размышлениям, я не сразу заметил пыльный след на горизонте. Кто-то ехал ко мне!
С надеждой и сомнениями смотрел я на приближающиеся повозки. Не будет ли у меня сейчас еще больших проблем? Нервы на пределе, стучит в висках, а горло предательски пересохло. Надеюсь, в случае чего, я смогу умереть достойно…
Вошедшие люди не были жрецами. Несомненно, это были воины, причем воины знатные. Бородатые, одетые в ст’олы из окрашенной (!) ткани с красной бахромой по краю, поверх которых одеты пояса с кинжалами, с рукоятками, богато украшенными витой медью. У одного звездообразный шрам на лбу — явно когда-то получил камнем из пращи. Держались они вежливо, но с достоинством, сильно отличным от жреческого подобострастия. Никто не пытался целовать мне руки или край одежды, они просто поздоровались поднятием руки ладонью верх.
Они попытались заговорить со мной, и очень скоро я понял, что за прошедшие 40 лет язык сильно изменился, я почти ничего не понимал кроме отдельных слов. Мне нужен был переводчик.
Похоже, пришельцы тоже это поняли. Вскоре привели очень пожилого человека. Он долго вглядывался в меня. Потом сказал что то чернобородому и опустился передо мною на колени.
Воины стали вести себя более почтительно. Одни негромко переговаривались, отойдя в сторону, другие прогуливались по храму, осматривая его.
Через пару часов в зал ввели молодого человека в жреческой одежде. Он был связан по рукам и ногам, так что не мог бежать, а только переставлял ноги мелкими шажками.
Доставленный молодой жрец знал эсперанто. Испуганный юноша стал переводить мне их слова и мои ответы им.
Пришедшие были не варварами и не завоевателями, как я сначала подумал. Это были… революционеры!
Уход в самоизоляцию на вершине Лаона оказался крупной, непростительной ошибкой. Жрецы, по сути, узурпировали власть, присвоили собственность храмов и исполняли только те мои распоряжения, которые были им выгодны, игнорируя все остальное. И ведь построили мне золотую клетку, а я, занятый научными вопросами, так долго этого не замечал!
Оказалось, что жрецы за это время правили бесконтрольно, от моего имени делали предсказания, собирали пожертвования, требовали с городов и поселений подарки. В городе Алитэ жрец моего храма однажды приказал всем местным женщинам явиться в самой лучшей одежде и принести подарки — с каждой по куску ткани. Потом их заперли в храме и потребовали отдать их одежды, а в принесенную ткань завернуться и идти по домам. Якобы одежда была нужна, чтобы одеть статуи в храме, но люди потом видели жен жрецов в этой одежде. В Керкироне воинов, прибывших на сборы их морионов для тренировок и строевой подготовки, отправляли вместо этого на охоту. Всю добычу, разумеется, забирали жрецы. В храмах торговали моими предсказаниями — за плату простакам сообщали, какой будет урожай, что посеять в этом году, удачна ли будет сделка, будут ли легкими роды — в общем, любую ерунду. Дошло до того, что стали использовать моих «двойников» — брали похожего на меня человека (конечно, из своей среды), возили его на белой арбе на обозрение народа, собирали подарки и подношения.
