Цесаревич Вася - Шкенёв Сергей Николаевич
Вася оставил машину за двести метров до своего дома. Нехитрая конспирация от возможного наблюдения, но, может быть, она позволит сбить с толку назойливую охрану хотя бы ненадолго. Надоело, чёрт возьми, постоянное сопровождение! И почему-то кажется, что во всяких неприятных ситуациях это ему придётся защищать собственных телохранителей, а не наоборот.
Пока же хочется свободы! Чтобы хотя бы неделю никто не присматривал, как за маленьким ребёнком, и не качал укоризненно головой. Потом да, потом придётся соответствовать высокому статусу великого князя и наследника престола, делать что должно, а не что нужно, и… и прочая политическая тягомотина пополам с политической же необходимостью.
– Доброго здоровьичка, Василий Иосифович, давненько вы не появлялись, – поприветствовал Красного дворник в фартуке с метлой и с внимательным взглядом снайпера. – Поздравляю с повышением в чине. В прошлый раз вы были прапорщиком запаса, если мне память не изменяет.
Лукавит. Всем известно, что дворники в Петербурге отличаются феноменальной памятью и исключительной наблюдательностью. И они же который год подряд занимают призовые места в соревнованиях на приз генерал-губернатора в категории стрельба из пистолета.
– Спасибо за поздравление, Фаттих Зарипович, но оно как-то случайно получилось.
Сопровождаемый взглядом дворника, Вася зашёл в парадную и поднялся по лестнице. Опс, а почему дверь квартиры неплотно прикрыта? Откуда взялись незваные гости? Эфирный взгляд сквозь стены показывает три сгустка энергии в районе кухни. Никак злоумышленники решили чайком побаловаться в ожидании хозяина.
Щёлкнул снятый с предохранителя браунинг. Дослав патрон, Вася осторожно толкнул ногой дверь. Вроде бы в прихожей нет никого, но мало ли… Да, точно никого нет, только слышны негромкие голоса с кухни и тянет тонким ароматом только что сваренного кофе. Вроде бы смесь арабики с либерикой, привезённая Горьким ещё год назад.
Кстати, какие красивые зонты в подставке. И на вешалке лёгкие пальто с шёлковой подкладкой тоже красивые.
Ба, знакомые всё лица!
Дочь, Софья Павловна, срамница!
Бесстыдница! Где! С кем!
Вот как тут не процитировать бессмертные строки Грибоедова? Пусть имена другие, но…
– А я сразу говорила, что нужно на ближнюю дачу ехать! – голос с уверенностью в своей правоте и звон ложечки по тонкому фарфору.
– Да кто бы нас туда пустил? – в этом голосе сомнение, но он тоже легко узнаваем. – Вот припрёмся мы туда и что скажем?
– Правду, – третий голос решительный.
– Какую правду, ты с ума сошла?
– Это у тебя чёрт-те что на уме. У нас поручение от Антона Семёновича Макаренко организовать выступление подпоручика и кавалера Красного с рассказом о войне.
– Когда успела?
– А не надо витать в облаках. Любой воздушный замок нуждается в крепком фундаменте.
Вася негромко кашлянул, сообщая о своём появлении, и спросил:
– Любезные барышни, я вам не помешаю?
Ответом стало молчание и звон разбитой чашки. Кузнецовский фарфор… кофейный сервиз на двадцать четыре персоны… И вот как среди этих разорительниц выбирать спутницу жизни?
Из кухни выглянула Вера Столыпина, испуганно ойкнула и скрылась обратно, хлопнув дверью. Послышался её громкий шёпот:
– Он там. С большим железным револьвером.
– Мамочки… – это Катерина так странно отреагировала.
– Какие мамочки? Человек с войны вернулся голодный и уставший, ставьте кастрюлю с борщом на плиту.
Вот всегда знал, что у Лизаветы Бонч-Бруевич правильный взгляд на жизнь и чуткое понимание мужской натуры!
Всё объяснялось прозаично, но романтично. Запасные ключи от квартиры девушкам любезно предоставил Алексей Максимович Горький, преследовавший сугубо меркантильные цели – четыре дня подряд он получал презент в виде не дождавшегося Василия борща, нескольких видов салатов, не говоря уже о знаменитых эклерах. Идея встретить героя войны хлебом-солью пришла в голову Верочке Столыпиной, но реализовывать её без участия подруг она посчитала неэтичным и даже слегка неприличным. Директору гимназии сказали правду, и Антон Семёнович Макаренко почему-то не стал возражать против отсутствия на занятиях.
– И вообще, господин поручик, мы такие хорошие, что заслужили совместный поход в театр, – заключила Верочка. – Сегодня в Мариинском «Бориса Годунова» дают. Ты готов совершить ещё один подвиг?
Красный едва не подавился борщом, но справился и помотал головой:
– Увы, не могу.
– Не можешь или не хочешь?
– С вами хоть на край света, но я сам, как тот колобок, сбежал из дома и уже через пару часов выезжаю в Нижний Новгород.
– Зачем?
Лизавета Бонч-Бруевич с укоризной вздохнула:
– Вера, есть такие понятия, как военная и государственная тайна.
– Не очень-то и хотелось знать, – обиделась Столыпина. – Секретики тут развели…
– Да это не секрет, – Красный отложил ложку, аккуратно промокнул губы салфеткой и улыбнулся. – Там мой завод, на котором скоро начнут производить самолёты.
– Хочешь заняться речными перевозками? – удивилась Вера.
– При чём здесь речные перевозки? – не понял Василий.
– Так самолёты же по рекам.
Тут до Красного дошло, что имеет место быть разница в понимании терминов. Здесь до сих пор самолётами называют пароходы и прочие самоходные баржи. У водоплавающих всё не как у нормальных людей, и по морям они ходят, а по рекам, стало быть, летают. Мало того, даже скорость узлами меряют, а расстояние кабельтовыми, то есть верёвками.
– Вообще-то я про летательные аппараты тяжелее воздуха. Рассказывал же как-то…
– Ты мне рассказывал, – напомнила Лиза. – Веры и Кати тогда с нами не было.
Подруги ревниво сверкнули глазами, но промолчали, а Красный завернул целую речь в духе неизвестного в этом мире Остапа Бендера. Красочно расписал перспективы гражданского воздушного флота, объяснил преимущество боевых самолётов перед громоздкими и неповоротливыми дирижаблями, намекнул на дешевизну и доступность легкомоторной авиации для широких слоёв населения вообще и трёх отдельно взятых девушек в частности… Про освоение космоса говорить не стал, рано ещё.
– Я еду с тобой! – заявила Вера Столыпина, украдкой вытирая слезу восхищения. – Тоже хочу стоять у истоков!
– Во сколько поезд? – уточнила Лиза. – Нужно позвонить и забронировать билеты.
– Лучше я дедушку попрошу, и он распорядится дополнительный вагон прицепить, – Катя Орджоникидзе встала и пошла к телефону. – А поезд задержат, если что.
– Не нужно задерживать, у меня своя машина, – признался Красный.
– Тогда чего мы ждём? – спросила Верочка и тоже встала из-за стола. – Едем, Вася!
– Прямо сейчас?
– Конечно, сейчас, пока никто ничего не знает. Тогда и запретить не смогут. Правда, девочки?
Если Красный и удивился скорости и решительности принятия решения, то вида не подал. Только поинтересовался:
– Но будет ли это прилично? Всё же длительное путешествие, остановки и ночёвки в гостиницах…
– Ерунду говоришь, Васенька, – со снисходительной улыбкой ответила Лизавета. – Во-первых, мы поедем инкогнито, а во-вторых, ты у нас великий князь и цесаревич.
– И что?
– Это значит, что ты выше всяких предрассудков и любых условностей. А кто сомневается, тот враг народа и империи.
– Ну, если с этой точки зрения посмотреть, – не стал спорить Вася. – Кстати, вы в дорогу переодеваться будете или в гимназической форме поедете?
– По дороге что-нибудь купим, – отмахнулась Лиза, но потом рассмеялась. – А знаешь, так даже романтичнее будет. Как в романе Набокова, где блестящий гвардейский офицер…
Уже одевшаяся Вера Столыпина вернулась и успела услышать последние слова. Удивлённо подняла брови:
– Лизонька, ты читаешь Набокова? Как тебе не стыдно!
– Я только пролистала и оглавление посмотрела, – смутилась Лиза. – Но вот на сто восьмой странице…
– На сто девятой, – поправила Вера и покраснела.
– А ты откуда знаешь?
