Последний Контракт. Том 4 - Илья Романов
— Знаешь, что самое забавное? — ухмыльнулся он и сделал очередной глоток, а я молчал и слушал. — Моя бабушка рассказывала мне о некоем человеке. Превосходном кузнеце и артефакторе, чьи работы славились на весь мир, а его талант так никто и не превзошёл в этом столетии. О кузнеце с берегов Греции, живущим в Афинах и создавшим для тамошнего царя копьё, позволяющее повелевать небесами и молниями. Можешь в это поверить?
— Могу, — только и ответил я.
О копье, которое в своих старых руках сжимает царь Алексиос, знает каждая сутулая собака, у которой есть доступ в интернет. Он даже с помощью него двадцать лет назад потопил целый флот Итальяшек, решивших проверить греков на прочность. Та история мощный резонанс вызвала, но улеглась достаточно быстро по необъяснимым причинам.
— Во-о-от, — поднял цесаревич палец. — И я могу. Но это не конец истории. Бабушка рассказала мне про жизнь этого человека и его судьбу, что была опечалена множеством смертей родных и близких. Не знаю почему царь Греции не защитил подобного мастера, — цыкнул он. — Я бы, например, не допустил, чтобы кто-то посмел ему вредить.
— Причины бывают разные, — пожал я плечами, крутя в руках пустой стакан из под компота. Еда и напиток давно уже закончились.
— Это точно, — кивнул он серьезно. — Причины. У того мастера была причина жить дальше, о которой никто не знал. Никто, кроме моей бабули, — вздохнул цесаревич и продолжил: — А причина была проста и заключалась она в его последнем творении, которое должно было вместить в себя силу самой неприступной и непокорной стихии. Стихии, что подвластна лишь малой толике одарённых. Стихии Льда. Одно лишь создание подобного артефакта стало бы достижением, которое прогремело бы на весь мир... Но мастер не желал останавливаться на одном лишь этом этапе... Ведь, что такое артефакт души? Это то, что благословлено самими, — указал он пальцем в потолок. — Ну, ты понял.
Ещё бы я не понял, но ты ошибаешься, цесаревич... Богов не существует, и выдумали их люди. Есть лишь Смерть, что следит за каждым из нас. Во всяком случае, я искренне верил в это всегда. А те самые артефакты души, нечто иное, как частичка самого создателя и смерть Борея тому пример...
— Лёд и смерть, — продолжил говорить цесаревич. — Отчаяние и страх. Лишь одна богиня повелевает и тем и другим. Лишь она является самим воплощением зимы.
— Мара.
— Именно, — улыбнулся Илья. — За всё время существования мира и открытия артефактов души, никто так и не смог получить её благословление. Оно, хех, и понятно... Найди такого человека, который решится вступить во мрак тьмы и попросить о чём-то. Но... — сделал он паузу, а его улыбка стала шире. — Сегодня в увидел, что такой человек всё же нашелся. Борей создал самое прекрасное из всего, что видел этот мир. И он единственный, кто смог получить благословление непреступной и самой грозной богини. Я знаю, что просить тебя о подобном пошло, но ты ведь не откажешь?...
— А я могу? — ухмыльнулся я, на что глаза цесаревича блеснули, а сам он промолчал.
Права рука отпустила стакан и вытянулась над скамейкой. Миг, и ладонь ощутила гладкую рукоять топора, а пальцы коснулись тканьевой обмотки.
В помещении, котором до этого момента было комфортно и тепло, стало заметно холодно, а с лезвия топора упали первые снежинки. Касаясь стола, они намертво замораживали дерево и сковывали его, прочнее любых цепей.
Я видел, как от подобного действа подорвались телохранители, и как цесаревич успокоил их взмахом руки, приподнявшись с места. Его глаза с жадностью и интересом осматривали оружие. Каждую его деталь. Каждый его сантиметр.
— Великолепно, — прошептал он пересохшими губами. — Борей и правда превзошёл всех. Позволишь? — протянул он руку.
Секунду поколебавшись, я отдал оружие цесаревичу, который в свою очередь принял его, будто младенца. В его действии было столько аккуратности и трепета, что это даже удивляло.
— Руны не выплавлены, или же выбиты... Ни одного шва и дефекта плетения... Борей вплёл их в саму ковку...
Я видел, как он попытался коснуться лезвия, но вмиг отдёрнул палец, на котором появился румянец от жгучего холода. Но ни вскрика, или же чего-то ещё, не сорвалось с губ Ильи.
У меня даже появилась мысль, что он захочет забрать оружие себе, судя по тому, как он смотрел на него. Но... Пусть попытается. Теперь, убедившись, что это сто процентов не мой сын, моя рука хоть и дрогнет, но сделает, что нужно. То, что моё, я не отдам никому!
— Вижу, о чём ты думаешь, — ухмыльнулся он, проведя рукой по древку и взглянув на меня. — Можешь не беспокоиться. Я не заберу его. Это оружие принадлежит лишь тебе и я чувствую его волю. Холодную, непокорную и неприступную, как Лёд. Забери я его силой, и оно взбунтуется... Да так, что никто более не сможет владеть им.
Последние слова она уже шептал, но я слышал их отчётливо.
— Могу я попросить тебя об одолжении, Виктор? — посмотрел он мне в глаза и, увидев кивок, сказал: — Если вдруг, когда-нибудь, ты решишь передать его кому-нибудь, то подумай об этом хорошенько.
Странное он одолжение просит, но ладно.
— Хорошо.
Кивнув и получив мой ответ, цесаревич вернул оружие и смотрел, как оно исчезает из реальности, возвращаясь в мою душу.
— Спасибо, что показал его мне, — спокойно произнёс он, поднимаясь с места и подзывая рукой телохранителей. — И я рад, что меня будет сопровождать тот, кто заполучил последнее творение Борея.
Уже покидая столовую, чувствуя некий интерес, я не удержался и задал волнующий вопрос:
— Ваше высочество, вы сказали, что вас интересовало две вещи. Одна оказалась моим оружием, а какая вторая?
— А вторая, Виктор, — ухмыльнулся он, кивнув поклонившимся бойцам в коридоре. — Заключалась в том, что по тем же рассказам моей бабушки, лишь один человек мог получить этот топор. Тот, для кого он ковался изначально... Человек, который, как и это оружие, несёт в себе благословление самой Мары.
«Мой Жнец...» — раздался в голове
