Позывной «Хоттабыч» 5. Кто к нам с мечом? - lanpirot
«Надо же, как его понесло!» — не опасаясь, что Фюрер «подслушает» его мысли, подумал Гиммлер, точно зная, что Ментальным Даром Глава Вековечного Рейха не обладал.
Однако, в пафосных фразах Гитлера содержалось именно то, за что Генрих с радостью продал бы собственную Душу да хоть «несуществующему» еврейскому Богу, или ими же придуманному Дьяволу. По крайне мере, так утверждал его незабвенный Учитель Карл-Мария Виллигут. Старик Вайстор приписывал древним германцам историю, культуру и религию такого возраста, который намного превышал общепринятые мнения академических исследователей древней истории.
Его собственная хронология начиналась за многие тысячелетия до известных всему миру древних царств, в те времена, когда на небе сияло три солнца, а земля была населена гигантами, карликами и другими, по-видимому, мифологическими существами. И, как оказалось, старик не так уж был неправ, по крайней мере «яйцеголовые» ученые из «Наследия» популярно доказали, что Гиганты-Титаны реально топтали старушку Землю на заре времен.
Сам же Виллигут провозглашал истинной ирминистскую[35] религию прабога Криста, которая по его мнению была универсальной верой для германцев до тех пор, пока ее авторитет не был подорван отколовшимися вотанистами[36], а после — первохристианами, которые нагло узурпировали и само его светлейшее имя — Крист, переиначив его в Христа.
— Ну что, ты со мной до конца, Генрих? — Глаза Фюрера неожиданно полыхнули завораживающим огнем, которым он мастерски подчинял себе миллионы простецов.
С Гиммлером, конечно, такой простой «фокус» бы не прошел — он тоже являлся неслабым Магом Вне Категорий. Но он и без этого с потрохами принадлежал Великому Фюреру Тысячелетнего Рейха, полностью разделяя его стремления к мировому господству и достижения личного Могущества и бессмертия. Так что ответ в этом случае мог быть только одним:
— Яволь, майн Фюрер! Я с пребуду с тобой до конца времен!
Глава 23
После того, как я отскоблил с себя сгустки крови, слизи и грязи, и слегка размочил в холодной воде родника свою некогда шикарную бороду, превратившуюся в один кусок говна, слипшийся от всяческого непотребства, меня тут же взяла в оборот фрау Габриэлла, грозно щелкая перед моим лицом огромными портняжными ножницами. И где только такие раздобыла? Неужели у кого из танкистов такая хрень в бардачке валяется среди разнообразного инструмента?
— А ну, тпр-р-ру! Не дергайся, борода! — зычно скомандовала мне старуха, словно осаживая застоявшегося на месте борзого скакуна, когда я неосторожно одернул голову от острозаточенного металла, пролетевшего в миллиметре у моего лица.
— Да ты мне так нос отхватишь, красавица! — Не остался я в долгу. — И так бородой жертвую, а без носа вообще, какой из меня жених?
— Не гневи Господа, Хоттабыч! — ворчливо произнесла немка, ловко отхватывая добрый кусок бороды. — Куда тебе женихаться? Женихалка уж поди давно отсохла за ненадобностью? А все туда же, — беззлобно проворчала она, продолжая ловко орудовать неудобным инструментом, — все вы мужики — кобели! Даже в сто лет не угомонитесь никак, хоть и взять с вас в этом возрасте и уже неча!
— Так это у вас, у баб, все просто… — Я с удовольствием продолжал пикировку со старой немкой, острой на язычок.
— Это еще почему? — не дала мне закончить фразу пожилая фрау, едва не отхватив в запальчивости мне кусочек уха.
— Э-э-э! Габриэлловна! Поаккуратнее давай! — Натурально возмутился я, хватаясь за поцарапанное ухо. — Еще и уха меня лишить задумала? А все у вас просто, потому как баба всегда может — но не всегда хочет! — выдал я ей избитую, но от этого не ставшую менее актуальной истину. — А мужик, — я приосанился, — всегда хочет, но не всегда может! Вот такая шутка природы, выходит, Габриэлловна. Тебе ли не знать?
— Ладно, помолчи, старый, пока точно нос не отмахнула, — ворчливо произнесла немка, принимаясь подравнивать мои усы. — Ну, вот, — наконец с удовлетворением произнесла она, отступив на шаг, чтобы оценить результат своей работы, — опять на человека стал похож. А то без страха на тебя и взглянуть нельзя было — ну чистый Мефистофель во плоти!
— Ну, Мефистофелю, положим, до моей бороды, как до луны пешком, — со вздохом произнес я, трогая руками свою нынешнюю куцую бороденку. — Когда еще такая отрастет?
— Снявши голову, по бороде не плачут, — слегка перифразировала немка известное изречение. — А для тебя, Хоттабыч, похоже, что это меньшее изо всех зол.
— Проницательная ты наша! — усмехнулся я. — А голову я все-таки еще надеюсь поносить… какое-то время, — ощерившись в довольной улыбке, добавил я.
— Так ты ее уже потерял, голову-то! — фыркнула старушка, пряча ножницы в карман передника, который тоже раздобыла невесть откуда. — Еще до нашей с тобою встречи потерял, — подвела итог своим рассуждениям фрау Габриэлла. — У кого голова на плечах имеется, подобной «дичи» не творят! — И она развела руками, указывая на то безобразия, что я устроил с её родным поселком.
— Не-е-е, мать, не мы такие — жизнь такая! — произнес я еще одно расхожее изречение, известное, наверное, каждому в моем родном мире.
Боюсь разочаровать многих поклонников кинофильма «Бумер», в котором прозвучала данная фраза, но на самом деле это «насквозь философское» высказывание принадлежит немецкому промышленнику династии Крупп — Альфриду Круппу. Известному в нашей истории, как «фюрер военной экономики», построивший гигантскую промышленную империю на бесплатном труде военнопленных Третьего Рейха в период Второй мировой войны. Только скажет он её ни где-нибудь еще, а на заседании Нюрнбергского трибунала. Но в этом мире до него еще надо дожить.
Вот кого бы я еще с удовольствием размазал, как вонючего клопа, так это гребаного Круппа, и всю их клятую семейку! Это же уму непостижимо: как в середине двадцатого века в «цивилизованной» Европе развернули рабовладельческие рынки? А ведь это реальность не только моего родного мира, но и этого тоже — крупные немецкие концерны натурально закупали военнопленных и насильно угнанных в Рейх. Остарбайтер мог попасть либо на промышленное предприятие и жить в рабочем лагере, либо на ферму к какому-нибудь бауэру и жить там. Промышленное предприятие означало ад. Рабочие лагеря выглядели как концентрационные. Строили их рядом с заводами или фабриками
