Туманная река 3 (СИ) - Порошин Влад

— Пожрать бы чего, — пробурчал поэт, — может в мою альма-матер, в школу-студию МХАТ, завалимся?

— Если идти методом исключения, — почесал я затылок, — в Щепке мы ели, в Щуке тоже. В ГИТИСе удачно отобедали, значит, само проведение нам тонко намекает, что пора бы посмотреть, как кормят во МХАТе.

На служебном Opel Blitz мы проехали по Тверской улице и свернули на крохотный проезд Художественного театра. Уже припарковываясь около дверей школы-студии, я заметил до боли знакомый образ, который из этих дверей выходил.

— Вот он наш Ипполит пошлёпал! — я ткнул пальцем в высокого черноволосого парня, который был одет в хороший дорогой костюм.

— Эй, парень! — заорал я, пока тот не скрылся в толпе, — дай закурить!

Мы с Высоцким вылетели из микроавтобуса и бросились за черноволосым. Однако морды наших лиц почему-то не внушили ему доверие, и он припустил лихо петля между ошарашенных прохожих.

— Стой стрелять буду! — орал я, распугивая встречных мужчин и женщин, — первый предупредительный в воздух, второй по ногам!

— Что случилось! — вскрикнул дяденька в шляпе.

— Спокойно папаша, работает МУР, — пророкотал Высоцкий, — я тут все дворы знаю, ты беги за этим длинным, я пойду наперерез.

Этот высокий и черноволосый паренек наверняка был хорошим спортсменом, и ломанулся он, как лось от охотников в ближайший переулок. От олимпийского чемпиона ещё никто не уходил, буркнул я себе под нос и дал такой рывок, что мог бы позавидовать и сам Усэйн Болт. Тридцать секунд я видел лишь ускользающий силуэт актёра. И вот мы зажали парня в глухой подворотне.

— Отъе…сь, суки, зашибу! — черноволосый встал в боксёрскую стойку.

Высоцкий согнулся в три погибели, пытаясь восстановить дыхание. Я же тоже принял боксерскую стойку. Не хотелось ни за что ни про что получать в табло. И стал тихонько сокращать дистанцию, немного покачивая корпус.

— Предупреждаю, у меня первый разряд, — уже не так уверенно сказал парень, пятясь спиной к стене.

— Нам для спектакля актёр нужен твоего типажа, — проговорил, отдышавшись, Володя Высоцкий.

— Так я вам и поверил, — черноволосый, когда я подошёл к нему на полтора метра, выбросил два длинных боковых удара.

Я легко ушёл в сторону.

— Роль просто отпад, закачаешься, — буркнул я, опять приблизившись к актеру держа руки высоко в стойке.

— Убью! — заорал парень и снова атаковал меня длинным боковым ударом.

На этот раз я успел пробить ему в солнечное сплетение, прежде чем уйти на дистанцию. Актёр вмиг осел на одно колено и стал, как рыба ловить воздух ртом.

— Давай знакомиться, — Высоцкий протянул поверженному коллеге руку, — я Володя Высоцкий, а это Богдаша Крутов. Между прочим, Олимпийский чемпион по баскетболу.

— То-то я и смотрю физиономии у вас какие-то знакомые, — черноволосый отдышавшись, встал и пожал Высоцкому руку, — ты, вроде в прошлом году студию закончил?

— Эти летом, — поправил его поэт.

— А тебя, — парень посмотрел на меня, — я в газете видел. В «Советском спорте».

— Ну, слава Богу, — пробурчал я, — что ж ты от нас убегал?

— А вы зачем за мной гнались? — актёр взлохматил свои черные вьющиеся волосы.

— Мы же объясняем, нам в спектакль человек хороший требуется, — пророкотал Высоцкий ещё раз.

— Вот так вот усы тебе черные приклеить, — улыбнулся я, — хоть сейчас Сидора Лютого снимать можно для «Неуловимых мстителей». Володь как считаешь, Ипполит с усами солидней смотреться будет или нет?

— Может и мне усы отрастить? — задумался поэт.

— Так вы кино снимаете или спектакль, я что-то не пойму? — удивился Владимир Трещалов.

Ещё час мы проболтали в МХАТовской столовой, где кормили вполне съедобно. Из них мы полчаса доказывали Трещалову, что не шутим. Ещё полчаса он жаловался нам, что попёрли его из школы-студии МХАТ, за прогулы, точнее из-за съемок в фильме «Битва в пути», который вроде как скоро выйдет на экраны. Лично я это кино не смотрел. А вот «Увольнение на берег», где Трещалов снимется вместе с Высоцким, я помнил, и ещё «Штрафной удар», там тоже засветится и тот и другой. Причём Трещалов сыграет главную роль, хоккеиста профессионала.

— А что по деньгам у нас вытанцовывается? — хитро прищурившись, спросил Владимир, который Леонидович.

— Договоримся, — пробурчал я, — только усы, Володька, не сбривай, так вид у тебя с ними более брутальный. Сегодня в шесть часов репетиция, просьбы без опозданий.

Я попрощался с актёрами, а сам подумал, Высоцкому плачу, Шацкой — доплачиваю, теперь ещё Трещалову платить буду, тогда уже и Юлии Николаевной нужно приплачивать, для полной справедливости. А совсем для самой-самой полной справедливости, когда вся Москва повалит на «Иронию судьбы» нужно процент с продаж за сценарий потребовать. Деньги ведь ещё никто не отменял.

Дома, куда я заехал перед походом к Витюше, по всей комнате были разбросаны плащи и пальто, во множественном числе.

— Чехлы для гитар шить будем? — поинтересовался Толик Маэстро.

— Скажешь тоже, — хмыкнул Санька, — дельтаплан сделаем. Вон сколько материи!

— Всё как заказывал, — Вадька Бураков приподнял распластанный плащ, — в поход пойдём, а из этого палатку сварганим, так ведь?

— Синоптики по всему миру бьют тревогу, — начал я издалека, — обещают всемирное потепление.

— Американцы погоду мутят, — пробурчал Санька.

— Но боюсь, в этом году оно ещё не наступит, — я рассмотрел качество материала новых полуфабрикатных шмоток, — а, следовательно, из плащей сделаем плащи, а из пальто — пальто. Материал хороший, качественный советский. Пошив только дрянь. Завтра с Тоней сочиним из этого барахла новые моднявые вещи.

— А может нам на сцену в плащах выйти? — задумался Маэстро.

— Кстати, отличная идея, — улыбнулся я, — будем, как Нео из «Матрицы».

— Кто? — хором спросили меня пацаны.

— Книжка одна есть такая, потом расскажу, — замялся я, и пошёл на кухню ставить чайник.

Сегодня ещё предстояло накрапать статью для «Советского спорта», а у Витюши, я почему-то подумалось, чаю может и не быть. Творческим людям свойственно забывать о пище материальной.

В восемь часов вечера, даже в центре Москвы от уличного освещения было не так чтоб и светло. Скорее наоборот, сплошные потёмки. Вот в Риме сейчас всё сияло от неоновой рекламы, думал я, разворачивая микроавтобус во двор. Ещё до кучи зарядил нудный осенний дождь. И на сердце совсем стало грустно. Унылая пора, быстрей бы уж прошла, пробурчал я себе под нос.

Вот он нужный подъезд, железных дверей с кодовым замком нет, бомжей, кстати, тоже не наблюдается. Третий этаж, направо. Я вдавил кнопку электрического звонка. За дверью что-то зашуршало, клацнула защелка, и вдруг я вижу женщину в самом расцвете лет. Облегающее синее соблазнительное платье чуть выше колена, голые плечи, кроваво красные губы.

— Э-э-э, Татьяна Владимировна, — пролепетал я, — вы мне по ошибке дали свой адрес. Я же давеча просил…

Из-за спины главного сексуального редактора «Пионерки» выскочил Витюша.

— Привет, заходи! — обрадовался он.

Кстати, одет писатель был в деловой костюм.

— Ничего что я без галстука? — спросил я, переступая порог дома.

— Чего только не позволишь Олимпийскому чемпиону, — промурлыкала Татьяна Владимировна.

— А мы с Танечкой за тебя болели! — Прохоркин с жаром потряс мою ладонь, — как вы американцев обыграли втроём, я, как вспомню, у меня до сих пор мурашки по телу!

Ого! Хорошо Витюша устроился, подумал я, войдя в комнату, где на журнальном столике уже стояла коробка конфет, и бутылка коньяка. Точнее сказать, хорошо Танечка его у себя пристроила. А оно может и к лучшему. Даже сложно представить, как бы Витюша работал, если бы у него закрутился роман с молоденькой медсестричкой из больницы. Издёргался бы бедняга весь. А тут его помыли, покормили, и спать рядом с собой уложили.

— Я сейчас вам сварю кофе, — улыбнулась редакторша, и соблазнительно виляя бедрами, пошла на кухню.