Духов день - Василий Анатольевич Криптонов
Данила, выскочивший за ворота вместе с нами, оглушительно засвистел. Он любил присутствовать при краш-тестах, такие шоу старался не упускать.
— А это что? — обратился к Даниле я. Указал на канаву, берущую начало от частокола. — Ефим уже земляные работы начал?
— Ага. Сказал, что по этой канаве трубы пустит. Мол, ваше сиятельство самолично так распорядились.
— Правильно сказал. Молодец Ефим, времени зря не теряет.
Тут прибежала Маруся — сообщить, что стол к обеду накрыт.
Мы расселись вокруг стола и отдали должное рябчикам в бруснике, борщу с пампушками, заливному из судака и прочим кулинарным шедеврам тётки Натальи. Обожрались, как водится, до того, что едва шевелились.
А тётка Наталья скорбно качала головой. Никто почему-то не желал добавки смородинного киселя со сдобными булочками. Удивительно.
— И как ты с такой кормежкой на охоту ходить умудряешься? — простонала, откинувшись на спинку кресла, Земляна. — Я бы никуда не пошла!
— Тренировки, медитации. А также подсчёт костей и родий на балансе. Очень, знаешь ли, стимулирует.
— Ваше сиятельство… — у меня за спиной осторожно покашляли.
Я обернулся.
— Здорово, Ефим! Присаживайся… Тётка Наталья! На твоей улице снова праздник.
Ефим для порядку поотнекивался, но в итоге к столу присел и угостился от души. После чего вернулся к тому, с чего начал.
— Ваше сиятельство! Я ж по делу.
— Я так и понял. Излагай.
— Да канава эта, будь она неладна! Я поставил двоих копать отсюдова, — он показал на частокол, — а двоих — со стороны речки. Навстречу друг другу. Чтобы, значит, побыстрее было.
— Правильно. И что?
— Да вы ж понимаете, какое дело. Те двое, что здесь копают — уже вона на сколько продвинулись. Видали, небось. А те, что со стороны речки… — Ефим грустно махнул рукой.
— Что?
— Да там и десятка саженей пока нету. Я уж и работников поменял, а дело всё не двигается. Как двигать — ума не приложу. Решил, вот, вам доложиться.
Я развёл руками.
— Ну, слушай. При всём многообразии многих умений, я ни разу не землекоп. Копать, конечно, могу, если судьба заставит. Но, боюсь, это…
— А вы сходите на берег, поглядите. Чтоб своими глазами увидеть, что там.
— А что там?
— Поглядите сами, — уклончиво повторил Ефим. И отвёл взгляд.
Берег. Вода. Мои непростые отношения с водяным… Я на всякий случай посмотрел на обувь Ефима. Всё нормально, левый заплатанный сапог — на левой ноге, правый — на правой. И всё же чего-то мой прораб не договаривает.
— Ну ладно, идём.
Я поднялся.
— Я с тобой, — подхватилась Земляна. — Хоть растрясусь маленько после такого обеда.
— И я, — присоединился Захар. — Что я тут, один останусь?
Так и двинули к речке все вместе.
* * *
— Вот, — удрученно указал Ефим.
На канаву, которая начиналась от самой воды и уходила вверх, к усадьбе. Рабочих рядом не наблюдалось — день уверенно клонился к закату. Смена закончилась.
— Что? — не понял я.
— Да видите, в чём дело. Я ещё третьего дня мужикам приказал начинать канаву от самой воды. Они божатся, что так и выкопали. Двадцать сажен прорыли. Я, каюсь, в тот вечер проверять не стал, с другими делами закрутился. На следующее утро прихожу, а канавы нету! То есть что-то есть — огрызок небольшой, сажен дай бог пять. Но никак не двадцать. И начинается канава — вот отсюда, — Ефим указал место метрах в тридцати от кромки воды. — Я мужиков обругал, конечно. А они божатся, что двадцать сажен прорыли, никак не меньше! А поутру пришли — ту часть, что у воды была, будто корова языком слизнула. Я не поверил, конечно. Решил, что голову мне морочат. Наказал вперёд не врать, если не хотят без оплаты остаться, и трудиться на совесть. Вечером пришёл — есть канава. Всё, как указано, вот прямо оттуда, — Ефим кивнул на воду. — Я ушёл. А на следующий вечер, сегодня то есть, прихожу — ни на сажень не продвинулись! Мы, говорят, опять заново рыли! Снова утром пришли — нету канавы! Чёрт её знает, куда делась, будто вовсе не начинали! И чуть не плачут. Я уж даже ругаться не стал, велел проваливать. Завтра других работников сюда поставлю, да сам за ними наблюдать буду. А после узнал, что ваше сиятельство прибыли. Что здесь вы, в усадьбе. Дай, думаю, доложусь на всякий случай.
Ефим замолчал.
Рассказ его сопровождался монотонным шумом — неподалеку шлёпало лопастями по воде колесо мельницы. При последних словах Ефима открылась неприметная дверь. Из мельницы вышел крепкий бородатый дядька. Окинул нашу группу цепким взглядом. Помедлив, поклонился.
Ефим поклонился в ответ. Мельник, постояв ещё немного и ни слова не говоря, закрыл за собой дверь и пошёл прочь — вдоль по берегу.
— Тоже, видать, работу закончил, — пробормотал Ефим. — Один работает, никого не подпускает. Помощников нету, жены-детей — тоже, вроде, нет…
— Вроде? — переспросил я.
— Да слухи ходят всякие… Поди знай, сколько в тех слухах правды, сколько брехни. Про ваше сиятельство тоже — чего только не болтают.
— Моё сиятельство давай пока оставим в покое. Вернёмся к мельнику. Так что за слухи?
Глава 20
— Да говорил же я вам. — Возвращаться к этой теме Ефиму определённо не хотелось. — Ежели соберётся кто мельницу строить и хочет водяного ублажить, чтобы не мешал — жертву принесть надобно. И в тот год, когда мельник этот в наших краях появился да строиться затеял, брат у меня пропал. А мельница с тех пор ни разу не останавливалась! И сам Силантий, это мельника так звать, не меняется. Когда он тут появился, я ещё в колыбели орал. Сейчас уже пятый десяток разменял — а у Силантия в бороде по-прежнему ни одного седого волоса. Поначалу-то девки, бабы молодые — многие на Силантия заглядывались. А он всё бобылём да бобылём. Хотя, люди сказывают, на мельнице у него бабьи голоса иногда слыхать. Откуда появляются — чёрт их знает. Видеть тех баб никто не видел, слыхали только. Вот и решили люди промеж себя, что Силантий с нечистью знается. Водяной ему и колесо мельничное крутит,
