Комсомолец - Федин Андрей Анатольевич
– Все, что лежит – все мое, – с вызовом сказал я.
При ответе даже умудрился пустить петуха – сорвался на писк: ну точно, как случалось с моим старшим сыном в его семнадцать лет.
– И все-таки, что там? – спросил рыжий.
Он был на полголовы выше меня, явно наслаждался своим превосходством в росте, даже бока руками подпер в знак своей неимоверной важности.
– Одежда. Моя. Кеды. И книга про Павку.
– Про кого?
Рыжий нахмурился.
– Про Павку Корчагина, – сказал я.
– Покажи, – потребовал черноволосый.
«А жирно тебе не будет? – подумал я. – Вы право-то имеете досматривать личные вещи граждан? Что-то я сильно сомневаюсь в ваших полномочиях, господа-товарищи».
Но вместо того, чтобы послать дружинников далеко и надолго, я изобразил «наивного» юношу. Бросил на асфальт газету (та развернулась, явив взорам дружинников изображение футболиста в полосатой футболке). Щелкнул замками, приподнял потертую крышку. И только теперь вдруг вспомнил о лежавшем в чемодане обрезе из винтовки системы Мосина.
– Вот, – сказал я.
Протянул дружинникам лежавшую поверх свертка с обрезом книгу.
– Что это? – спросил рыжий.
– Книга про Павку, – сказал я.
Взгляды дружинником метнулись к обложке книги. Но не задержались на ней, тут же опустились ниже. Потому что увидели нечто более интересное, нежели книга Николая Островского.
– Твоя? – спросил рыжий, провел рукой по усам.
Оба дружинника приблизились ко мне, будто притянутые магнитом. Но не поднимали на меня глаза.
Я заглянул в чемодан, посмотрел на выглядывавший из-под края пледа огрызок винтовочного приклада.
Сказал:
– Моя.
Подумал: «И как я мог позабыть об огнестреле? Интересно, склероз достался мне вместе с телом? Или это мой собственный, старческий?»
Глава 16
«Что там по нынешним законам светит за незаконное хранение оружия?» – промелькнула мысль.
Я прокручивал в голове различные варианты выхода из возникшей ситуации. Остановился на том, что буду косить под дурака: твердить, что нашел обрез и несу сдавать его в милицию. Этот способ решения проблемы пришел на ум одним из первых и показался оптимальным. Листья тополей зашуршали над моей головой, будто изображали смех. Мне и самому хотелось улыбнуться: уж очень нелепая получилась сцена, и слишком серьезными выглядели лица остановивших меня дружинников.
– Свежая, – сказал черноволосый. – Сегодняшняя.
Он переступил с ноги на ногу.
– Еще не прочел? – поинтересовался рыжий.
Стрельнул в меня взглядом.
В моем горле застряли уже мысленно составленные фразы признания о случайной находке ничейного огнестрельного оружия и о стремлении отнести его в милицию, чтобы выполнить долг советского гражданина и комсомольца.
– Кого? – спросил я.
Вытер о ткань футболки вспотевшую ладонь.
– Газету.
Рыжий дружинник показал на лежавший рядом с чемоданом еженедельник «Футбол-Хоккей» (тот приподнял края, будто паруса, грозил сорваться с места при сильном порыве ветра). Продолжал теребить усы, словно вдруг разволновался.
– А!..
Я аккуратно накрыл деревяшку приклада книгой Островского. Сдержал желание немедленно захлопнуть чемодан, щелкнуть замками.
– Так… – сказал я. – Немного почитал. Просмотрел фотографии, заголовки. И турнирную таблицу.
Парни синхронно вздохнули – разочаровано.
Мне почудилось, что их плечи поникли.
– Жаль, – сказал рыжий. – А мы не успели купить. Задержались там… с одними. Ведь знал же, что нужно было первым делом к ларьку идти!..
– Прямо перед нами последнюю забрали! – сообщил его напарник. – Представляешь?
Черноволосый дружинник кивнул в сторону ларька «Союзпечать», где снова выстроилась очередь: минуту назад прибыл очередной автобус. Дернул плечом, будто от досады. Его тень, накрывавшая чемодан, пошатнулась. Порыв ветра погладил меня по волосам, прокатил рядом с еженедельником «Футбол-Хоккей» фантик от конфеты. Мужчины снова склонили головы: фотография в газете (спортсмена в полосатой футболке) притягивала их взгляды, а вполне возможно, что и мысли.
– Так… забирайте, если хотите, – сказал я.
– Что?
Дружинники посмотрели на меня с нескрываемой надеждой во взглядах.
– Газету, – сказал я. – Берите. Я все равно не собираюсь ее читать.
– Это еще почему?
Рыжий сощурил глаза – взглянул на меня так, будто заподозрил в связях с иностранной разведкой.
– Так… СКА опять проиграли! – сказал я. – Представляете? «Спартаку»! В первом тайме еще держались. Забить могли! А потом… Четыре – ноль!
Махнул рукой. Состроил печальную мину.
– О чем можно читать после такого?! – спросил я.
Морщины на лицах парней разгладились.
– Так ты за ростовчан болеешь? – поинтересовался рыжий.
Я печально вздохнул.
– Отец болел. Ну и я… привык уже.
– Да-а-а, – протянул черноволосый. – Четыре ноль – это обидно.
– Еще бы, – поддакнул рыжий.
Смотрели дружинники не на меня – на газету.
– Но ты не переживай, – попытался приободрить рыжий. – Мой брат считает, что «Спартак» в этом году станет чемпионом. Обыграть его сейчас – непростая задача. А у СКА почти весь состав сменился, сыгранности пока нет. Тут надо подождать…
– Твои СКА молодцы, – добавил его напарник. – Едва не взяли летом Кубок!
Я снова качнул головой.
– Не взяли же…
Рыжий сумел отвести взгляд от газеты. Дернул рукой, точно собирался похлопать меня по плечу. Но, похоже, то ли не решился на подобный жест, то ли передумал.
– Так ты точно не будешь больше читать? – спросил он.
Говорил нерешительно, будто боялся, что я передумал.
– Точно.
– Мы… возьмем ее?
– Забирайте, – сказал я.
– Спасибо!
Дружинники шагнули к газете, склонились, столкнулись плечами. Черноволосый мужчина едва устоял на ногах. Рыжий вцепился в еженедельник, прижал его к груди, рукавом аккуратно стряхнул с него пылинки. Лица дружинников счастливо светились, будто мужчины радовались получению тринадцатой зарплаты. Напарники переглянулись, как заговорщики. Воровато огляделись. Обо мне позабыли. И о чемодане. Я как бы невзначай опустил крышку – спрятал от чужих взглядов сверток с обрезом.
– Вон туда пойдем, – сказал рыжий – указал рукой на прятавшуюся в тени тополей скамью.
Черноволосый кивнул.
– Годится, – сказал он.
Дружинники сорвались с места, рванули к скамье… но вдруг замерли на полпути.
Обернулись.
Рыжий помахал мне газетой.
– Спасибо! – повторил он.
– Читайте на здоровье, – пробормотал я.
Защелкнул на чемодане замки.
* * *По пути к общежитию я заглянул в гастроном и купил соленую кильку. Два килограмма! Это с расчетом на аппетиты соседей по комнате. Без сожаления расстался с десятикопеечной монетой. Давно поглядывал на бочки с рыбой, но признавал траты на кильку необязательными и несвоевременными, собирался дождаться стипендии. Но тридцать рублей Рихарда Жидкова чуть выправили мое финансовое положение. Рыбой и жаренной на сале картошкой я решил отпраздновать завершение «охоты на Каннибала».
Обрез я оставил в чемодане – не придумал иного места, где сумел бы уберечь его от чужого любопытства. Но только разрядил оружие (на всякий случай) и переместил на самое дно, под ворох серого и обветшавшего от частых стирок белья. Очень надеялся, что Аверину или Могильному не придет в голову идея рыться в моих вещах: объяснить им, откуда у меня огнестрельное оружие и зачем я храню его в комнате, было бы сложно. В ответ «для охоты на маньяков» вряд ли бы они поверили.
Сделал себе сегодня выходной – не пошел заниматься на турниках. Мышцы побаливали еще с прошлых занятий. Да и не чувствовал я сил для подтягиваний и отжиманий: растратил немало энергии (в том числе и нервной) в погребе Зареченского каннибала. Сбегал в душ (мне мерещилось, что на руках, волосах и лице остались следы паутины). Без стеснения вновь сунул нос под кровать Пашки Могильного, где хранилась картошка. Днем в воскресенье общежитие выглядело безлюдным – проторчал на кухне в гордом одиночестве.
