Гипнотизер в МВД: иллюзия правды (СИ) - Тыналин Алим

Настороженно посматривая на нас маленькими глазками за посверкивающими очками, директор, едва поздоровавшись, сразу бросился в атаку:

— А есть ли у вас подтвержденные данные о том, что этот ваш Калачев находился в гипнозе? Вы привлекали специалистов? Может, он симулировал, чтобы сбросить вину на наш институт?

Белокрылова ничуть не растерялась под его напором. И не таких, знаете ли, приходилось осаживать.

— Да, мы изучили его состояние и уже получили его анализы. Никаких дополнительных лекарственных препаратов, никаких отклонений в умственном развитии. Хороший работник, в коллективе всегда склонен к взаимовыручке и поддержке. В школе и институте всегда характеризовался с положительной стороны. Никаких склонностей к криминальным действиям. Но вот он участвует в ваших исследованиях и вскоре нападает на сберкассу. Как думаете, очень странное совпадение, не так ли?

Я тоже не преминул вставить свои пять копеек:

— Обычно такие пай-мальчики в душе как раз и склонны к агрессии. В тихом омуте сами знаете, кто живет. Видимо, гипнотические внушения, данные ему кем-то в стенах вашего заведения, сняли любые тормоза с его подсознания.

Директор перевел взгляд с шефини на меня и обличающе ткнул в меня пальцем:

— Ага, вы тот самый шарлатан с якобы телепатическими навыками! Я уже слышал о вас. Это и есть ваш эксперт, который утверждает, что Калачев находился под гипнозом? Я думал, что наша милиция прислушивается к более авторитетным источникам информации, чем всякие клоуны.

Ну что же, на это осталось только улыбаться. Я еще и не такое выслушивал от компетентных специалистов. Им всегда не нравится слышать о нашем участии в практике гипноза. Хотя по умению вводить человека в транс мы, эстрадники, можем дать сто очков вперед любому ученому.

— Ну, куда уж мне, скромному фокуснику и иллюзионисту, — тут же покаялся я с улыбкой. — Я о гипнозе знаю только понаслышке. Это ведь животный магнетизм. Так сказать, влияние одного человека на другого объясняется истечением силы в виде так называемого флюида с концов пальцев при пассах или из глаз гипнотизирующего во время сеансов гипноза.

Ершов задрал очки вверх и посмотрел на меня с любопытством, как на неведомое науке насекомое. Ага, он понял и догадался.

— Вот как? — спросил он и почесал щеку. — Вы читали Бехтерева и цитируете начало его труда о гипнозе? Это специально, чтобы, так сказать, поддеть меня? Ага, так вы еще и юморист, надо полагать.

Тут уж я не стал спорить и пожал плечами.

— Сергей Федорович, — Белокрылова мягко напомнила о своем существовании. — Мы всестороннее расследуем обстоятельства случившегося и нам в любом случае нужно поговорить с ученым, который проводил эксперименты с Калачевым. Так что, давайте сделаем это поскорее и не будем мешать друг другу.

Ершов тяжко вздохнул. Он понимал, что ему придется уступить. Поэтому сказал только:

— Хорошо, конечно, теперь вы можете идти, отрывать от важной исследовательской работы и мучить вопросами Горбунова. Он отличный специалист и вы отвлечете его от научного труда.

Помимо того, что я общался с директором, я в тоже время пристально наблюдал за ним. Кроме вполне понятного желания оградить свое учреждение участия в расследования, он демонстрировал и другие эмоции.

Плечи несколько поникшие, голос печальный. Мне не совсем понятно, что это значит, и я тут же загорелся желанием это узнать.

— Спасибо за разрешение, — сказал я и тут же добавил: — А это не вы сделали внушение Калачеву? Ну, чтобы он ограбил сберкассу для вас?

Спросил, а сам впился пристальным взглядом в лицо директора. Он посмотрел на меня в ответ и при этом довольно-таки пронзительно. Никаких других эмоций на его лице я не заметил. Все-таки он профи, так что прочитать его состояние сложно.

— Нет, молодой человек, — отчетливо ответил Ершов. — Я заявляю это со всей ответственностью.

При этом он расправил плечи и смотрел на меня прямо и неподвижно. Он хорошо понимал, что я в это время проверяю его вшивость.

И старался вести себя соответствующе. Собственно говоря, поэтому профессионала и труднее поймать на разных психологических штучках. Пока что надо сказать, что я не был уверен в его ответе однозначно.

— Я вам верю, — сказал я успокаивающе. — Разве можно не верить такому почтенному человеку?

Ершов скривил гримасу.

— Опять продолжаете шутить. Все это ваша ирония, думаете, она вас доведет до добра? Я поговорю насчет вашего поведения с полковником Хвалыгиным, пусть примет соответствующие меры.

Я пожал плечами, больше говорить было не о чем. Это такой человек, что спорить с ним можно до бесконечности. Мы вышли из кабинета и направились на второй этаж, где и должен был находиться зловещий профессор Горбунов.

— Ну, что ты скажешь об этом типе? — спросила Белокрылова. — Честно говоря, я бы не отказалась, если бы это он сделал те самые внушения. Уж очень хочется сбить спесь с этого индюка.

Но я пока что покачал головой. Нет, оснований для задержания директора Ершова я не усмотрел. Возможно, позднее, если выяснится что-то еще, но только не сейчас.

— Он что-то скрывает, но я не уверен, что это связано с Калачевым, — ответил я. — С ним приходится трудно, все-таки это психиатр и отлично разбирается в гипнозе и всяких других психологических штучках. Короче говоря, поживем — увидим.

Мы спустились на второй этаж и едва сделали несколько шагов, как впереди послышался истошный крик. Потом еще один и еще. Как будто кого-то режут. Звуки доносились из-за запертой двери ближайшего кабинета.

Переглянувшись, Белокрылова и Аксаков помчались вперед, на ходу доставая оружие.

Глава 24. Разум отбрасывает тени

Дверь в кабинет оказалась запертой. Аксаков не стал долго думать. Навалился плечом, выломал замок. Ворвался внутрь.

— Руки вверх, милиция! — закричала Белокрылова и ворвалась следом за ним.

Оба сыщика двигались с пистолетами наготове. Я остался в коридоре. Чутко прислушивался, что там творится внутри.

Оттуда послышались еще крики. Мужские и женские. Женских больше. Я стоял и прислушивался, что будет дальше. Прозвучат выстрелы или нет? Вот в чем вопрос.

Весело, однако. Крики прекратились. Потом раздался разъяренный мужской голос:

— Кто позволил? Вы почему не предупреждаете?

И в ответ голос Белокрыловой. Извиняющийся:

— Простите, мы решили, что здесь происходит правонарушение. Продолжайте, пожалуйста.

— Ну уж спасибо, что разрешили, — ядовито ответил голос.

Мда, кажется мы опростоволосились. Вернее, мои милицейские друзья.

Я беззаботно вошел внутрь, помахивая зонтиком. Небольшая комната, вроде предбанника. А вот дальше другая. Побольше, полная столов, шкафов и людей.

Один шкаф рухнул, на пол свалились бумаги и папки. Ну, и беспорядок.

Помимо удрученных Белокрыловой и Аксакова, здесь находились еще четверо человек.

Пожилой мужчина в халате. Высокий и с седой бородой. Тоже в очках, как и Ершов. В кармашке настоящее птичье перо.

Девушка, лет двадцати пяти. Симпатичная, пухленькая, низкорослая. Коричневые волосы коротко острижены. Щечки усыпаны веснушками. Тоже в халатике. Она вызывающе посмотрела на меня, как только я вошел.

Двое остальных сидели на креслах. Мужчина и женщина, ничем не примечательные. Рядом приборы с экранчиками, от которых к их рукам и головам тянулись провода с датчиками.

Совсем, как в научно-фантастическом фильме каком-нибудь. Где над людьми проводят мерзкие опыты.

— Я еще раз спрашиваю, кто позволил вам устраивать беспорядок в моей лаборатории, товарищи милиционеры? — все также ядовито осведомился высокий очкарик. В этом институте они все такие желчные? — Вы что, решили, что тексты, которые издают участники эксперимента, похожи на крики боли? Как вы вообще допустили такое? Я буду жаловаться вашему руководству, сразу предупреждаю.

Белокрылова не испугалась. И не таких видели.