Твори бардак, мы здесь проездом! (СИ) - Политов Дмитрий Валерьевич

Теперь, правда, в полный рост вставал вопрос, как у того витязя на распутье, какую дорогу выбрать. И какие же варианты просматривались. День рождения – в ноябре. Соответственно, ни о какой присяге и призыве пока можно не волноваться. Поскольку из-за возраста ему не могли сделать трудовую, оставалось радоваться стипендии от Федерации футбола в восемьдесят рябчиков в месяц и не жужжать. Тем более, что еще капали премиальные за победы, выездная халтурка – жить можно. Не шикуя, но можно. Опять же, комната на базе, форма, бутсы, питание.

Хлипко все это, на самом деле, до первой серьезной травмы. Вон, пока в себя приходил после памятного матча за сборную и «подарка» от австрийца, о многом передумал. Это в его времени профессиональному спортсмену хорошо – он защищен своим контрактом. Но здесь и сейчас все не так радужно. Сломаешься, иди куда хочешь. Официально ведь никакого профессионального спорта в стране нет. В том же футболе, в зависимости от ведомственной принадлежности, игроки числятся на каких-то должностях на заводах, фабриках или носят погоны.

В его родном «Динамо», кстати, доходы отнюдь не самые высокие. В основном составе – сто шестьдесят рублей оклад, десять – за «мастера спорта», двадцать – за «заслуженного». И доплату за звание по линии МВД со следующего года обещают. Сорок рублей за младшего лейтенанта, а потом по десять – за каждую следующую звездочку. Но ты их пойди еще заслужи. Вон, Сергей Сергеевич Ильин – чего далеко ходить – мужику шестьдесят лет недавно минуло, а он… старший лейтенант! Мельник как узнал случайно об этом, так и подвис. Перспективка, прямо скажем, не вдохновляющая. И сто раз подумаешь, надевать себе на шею этот хомут или нет. А то, придешься не ко двору и враз, как человек служивый, окажешься где-нибудь за Полярным кругом. И не пикнешь.

Добравшись до Ярославского вокзала, Данила не удержался и забежал в местный ресторан. Помнится, кто-то из одноклубников ну очень хвалил солянку, которую в нем готовили. По причине рабочего дня – понедельник – и не самого пикового по нагрузке времени, свободных мест было предостаточно. Выбрав столик, Мельник дождался прихода официанта и быстро сделал заказ. Ожидая, пока все приготовят, с любопытством огляделся. В здании вокзала всего пару лет назад делали серьезную реконструкцию, а потому смотрелось все вполне пристойно. Не сравнить с началом девяностых, когда Мельник бывал здесь частенько – учился неподалеку, на улице Фридриха Энгельса. А на Ярославском встречал-провожал тогдашнюю свою институтскую пассию, обитавшую неподалеку от Мытищ. Вот тогда с лихвой насмотрелся и на живописные орды цыган, и на вонючих бомжей, и на «благоухающие» кучи мусора. Бр-р! Как вспомнишь, так вздрогнешь. А сейчас ничего так, чистенько.

Солянка на самом деле оказалась выше всяких похвал. Чувствовалось, что повара точно выполняли при ее приготовлении технологию производства блюда и соблюдали все вложения – от говяжьих почек и сосисок в нарезку до ювелирной точности дозировки лимона и маслин. Ум, вкуснотища! Подумал немного, но от добавки с сожалением отказался. Перебор!

Довольный и сытый, а потому слегка осоловевший, Данила дошел до касс электропоездов пригородного направления, приобрел билет и уже вскоре мирно трясся в вагоне. Чтобы не терять время даром, купил в киоске «Правду» и погрузился в чтение. Интересно все-таки, словно участвуешь в какой-то игре. События, о которых шла речь, для него уже состоялись. В каком-то смысле. Стиралась ведь с каждым днем грань между двумя сознаниями. И себя он все больше воспринимал именно как молодого человека, перед которым «вся жизнь впереди», а не ворчливым мужичком, давно перевалившим жизненный экватор, с целым ворохом болячек. Тэк-с, что тут нас новенького в мире деется?

Американцы по-прежнему пытались сломать Вьетнам. СССР потихоньку-полегоньку помогал их сдерживать. В Чехословакии – о, вот это интересно! – Шалгович объявил, что передает власть в руки генералу Свободе и заместителю председателя правительства Гусаку. И как это понимать? Одно ясно, похоже, что острая фаза противостояния пройдена, самые горячие попытки выступить в защиту реформ безжалостно подавлены, а, значит…ввода войск не будет и наша репутация в глазах и союзников и противников не украсится кровавыми брызгами?! Неужели теперь все сведется к вялотекущему бурлению оставшихся на свободе немногочисленных активистов? А что, кость им своим решением Шалгович кинул изрядную. Ох, не сглазить бы.

Ведь тогда известная Даниле картина мира резко меняется. Мы не получаем все те малоприятные последствия, что сопровождали долгие годы операцию «Дунай». Если брать спорт, то не должно быть побегов ведущих чехословацких спортсменов за рубеж, драк в играх с советскими командами и прочих «радостей жизни». Еще раз тьфу-тьфу-тьфу и постучим по деревяшке. Кстати, интересно, а как нынче здоровье Брежнева? Пока в прессе на эту тему глухое молчание. Что ж, хоть «Лебединое озеро» по телевизору не крутят и на том спасибо. Да, надо же, как все повернулось. О, нужная станция, выходим!

Пока трясся в стареньком автобусе, надышался вонючими бензиновыми парами. И поэтому, когда наконец-то покинул эту проклятую душегубку, то самым позорным образом проблевался. Хорошо еще, что успел отбежать в придорожные кустики, игнорируя неодобрительные взгляды и комментарии немногочисленных попутчиков. Во рту стоял противный кислый привкус, в животе бурчало, и Данила почувствовал, как безвозвратно улетучилось то благодушное настроение, которое овладело им после посещения ресторана. А на смену ему пришло мрачное озлобление. На себя, на природу, на проклятый дождь, на дорожные ухабы, лужи…Так, стоп, хорош, надо завязывать с мизантропией. А то точно при встрече бедолаге Авруцкому вместо «здрасьте» по физиономии вмажет. Кстати, а что это там виднеется? Никак, колонка? Вот это дело, можно прополоскать рот и немного освежиться. Смешно, наверное, со стороны выглядит – дождь идет, а он рычагом орудует и мощной водяной струе радуется. Ах, холодная, аж зубы заломило!

В поисках Юркиного участка пришлось поплутать. Народ из-за непогоды попрятался по домам, даже спросить не у кого. Но, все же, сверяясь с каракулями Ильина, добрел. Угваздался, как поросенок, но добрел.

- Хозяева, гостей принимаете?

- Малой! А ты здесь какими судьбами? – искренне изумился Авруцкий. Он сидел с сигареткой в зубах в старомодном кресле-качалке на небольшой терассе, или веранде – никогда Мельник не был силен в архитектуре. Причем вид у одноклубника был, хм, не самый радостный. А нога, по которой пришелся удар защитника донецкой команды, так и вовсе была упакована в свеженький гипс и тщательно забинтована.

- Твою в качель! – присвистнул Данила. – Юрец, неужели перелом?

- Ага, – шмыгнул носом Авруцкий. – Ты представляешь, меня когда вчера осматривали, то сказали, что это просто сильный ушиб. Мол, ничего страшного. И я еще, как дурак, своим ходом поперся сюда. Бесков разрешил, сказал, езжай домой, приходи в себя. Я так обрадовался. А ночью вдруг такие боли начались, что я на стенку полез, честное слово! Еле-еле до утра дотерпел и в Калининград, в поликлинику. Хорошо, отец с матерью помогли, сам бы не в жисть не дошел.

- И что, врач определил, что у тебя перелом?

- Какое там, – со злостью сказал Юра. – Этот дятел…нет, попугай! Как попугай Попка опять стал мне нести чушь, что, дескать, это ушиб. Но я же задницей чувствую, что там все хреново! Настоял на рентгене. Мать осталась снимок ждать, а меня батя практически на себе домой поволок. Прилег отдохнуть, слышу, мама вернулась, с отцом о чем-то на улице говорят. Громко так. А мать при этом ревмя ревет. У меня внутри все сжалось. Выхожу, они у крыльца. Меня увидели и молчат, глаза отводят. Прошу, скажите все, как есть. Батя с духом собрался и «обрадовал»: перелом малой берцовой кости! А из-за того, что я все это время еще и ходил, там какие-то мелкие кусочки откололись.

- Бля! – потрясенно выдохнул Данила. А что тут еще скажешь?

- Вот-вот, я также отреагировал, – с кривой улыбкой сказал Авруцкий. – В общем, потом перевозка приехала, мать там в больничке договорилась, отвезли к хирургу, тот почти час надо мной в операционной колдовал. Наркоз местный даже кололи. А потом вот, – он постучал по гипсу. – Короче, до конца года я вне игры! Черт, слушай, я не пойму, из регистратуры перед операцией попросил дать позвонить, сестрички пожалели. А тебя тогда зачем прислали, я ведь, вроде все рассказал, предупредил?