Огнем и Словом (СИ) - Старый Денис
Маша безропотно ушла. Нет не потому, что я устроил «домострой» и являюсь тираном, что женщина должна знать свое не самое приглядное место. Я не собирался в своем доме устанавливать такие правила, напротив, желал открытых и, если не равноправных, то близких к этому, отношений.
В целом, я считаю, что в отношениях нет равноправия. Я вижу жизнь таким образом, что всегда есть ведущий и ведомый, так или иначе, но кто-то в семье будет доминировать. Если такого нет, то эта семья со сплошными скандалами, или неспособная из-за своей инертности к развитию. Если мужчина главный, а свое главенство подтверждает поступками, заработками, — это правильно, когда женщина голова — что-то не так с мужчиной. Мужланский подход, безусловно, но для будущего, и насколько же он либеральный в этом времени!
— Итак, ты меня в чем обвиняешь? Что Улита любит меня? Так ты оправдываешь ее грехопадение? — начал я с жестких вопросов. — Но я не давал ей повода. Если что и было между нами, то Господь уберег от грехопадения.
Лучше начинать разговор даже с таким подростком, как Яким, с нападения, мне и так нужно как-то оправдаться за существование Угрюма.
— Нет ей оправдания, лишь христианская милость спасти может. Она два месяца, более того, томится в неведении, что будет, когда ты приедешь. Уже это испытание. И вот ты прибыл, и я спрашиваю: что намерен сделать с моей сестрой? — решительно говорил юноша.
— И ты считаешь, что имеешь право спрашивать с меня? — удивился я.
— Я имею обязанность защитить единственного родного мне человека, которой скоро рожать моего племянника, — жестко отвечал Яким Степанович.
На этом месте я должен был раздражаться, начинать угрожать и даже претворять свои угрозы в жизнь, проучить мальчишку, поставить его на место, но ничего из этого делать категорически не хотелось. Ломать столь незаурядный характер? Почему я ранее не заметил эту внутреннюю силу Якима? Потому что и не смотрел должным образом в его сторону? Лишь использовал? Но прошло время, он повзрослел и теперь передо мной сильный юноша. Соперник? Да куда там!
— Тебя кто-либо продвигает по службе? За что получил уже десятника над новиками? — спросил я.
Яким выпучил глаза, не к такой моей реакции он готовился. Он ждал гнева, а получал участие в своей жизни.
— Побил всех, все тактики выучил, в грамоте сильнее остальных. Коли бы не возраст, что годами мал, сотника над новиками получил бы. В следующем году, если докажу вновь, что лучший, дадут, — удивленно отвечал сын боярина Кучки.
— Станешь сотником уже завтра. И не потому, что сын славного боярина, а потому, что заслужил. Но сперва я вызову твоего командира и проверю, так ли все, как ты говоришь, — сказал я, а после жестом руки остановил порыв Якима возразить мне. — Всегда проверяй! Даже честный человек может оступиться. Доверяй себе и своему командиру, все, более никому.
— Так, а что с Улитой? — все же вернулся к первоначальной теме разговора Яким, хотя было видно, что вопросы службы его волнуют не меньше.
— Монастырь, сперва послушницей станет, после, как разродится, постриг примет, лучшего для нее придумать не могу. Не наказать не могу, грехопреступление она совершила, — сказал я ровным голосом.
Яким задумался, а после сказал.
— Приемлемо.
Хотелось рассмеяться от такого серьезного тона и вида подростка, но я сдержался.
— А что насчет Угрюма? — задал он вопрос.
— Все, кто полезен Братству, и на меня работают, должны работать. Я удалил его, поставил на сложное направление. Но видишь ли ты, сколько железа стала давать Выкса? — сказал я, пока еще только догадываясь, сколько именно металла выдает этот городок. — Если бы не этот городок, то смогли бы поставить две братских мастерских только бронных, а еще инструментарную, еще и оружейную?
— Но он предатель! — воскликнул Яким.
— Меня не предал. Когда я был у твоего отца, пришел, чтобы не допустить того, что произошло, меня и моих людей полонили. Били, пытали. Так что, Степан Иванович оказал мне не радушный прием. Что произошло между Угрюмом и твоим отцом — то их дело. Захочешь, разрешу вызвать Угрюма на Суд Божий, но через четыре, а то и пять лет, когда ты сможешь с ним стать вровень, — солгал я.
— И все же, я остался живым из-за земли, что за мной закрепили? — последовал очередной для меня не удобный вопрос.
— Отчасти. Да, земли твои, что нынче у Братства, важны. И это я добился того, чтобы сирот не обидели и оставили наследство. Благодаря этим землям, и не только по этому, ты сможешь двигаться выше, стать, возможно, тысяцким со временем. Но и христианское милосердие сыграло свою роль. Покойный князь Юрий Владимирович был готов и тебя и Улиту убить, спас я. Будь за это благодарен, — сказал я и замолчал, предоставляя возможность парню все осмыслить.
Была сказана полуправда, только в такую можноповерить. Когда вокруг одна лишь ложь, скоро доверие исчерпывает себя, и на его смену приходит сомнение, оно рождает подозрительность. А если человек будет искать фальшь, он ее найдет даже в правде, это, опять же, вопрос веры. Но при поиске доброго, лишь доброта будет видеться вокруг. Это вопрос восприятия. Я давал шанс Якиму верить в правду, что в его судьбе было добро.
— Воевода, — встав с лавки и поклонившись, начал говорить Яким. — Я понимаю, что повел себя, словно юнец. Но я осмелюсь еще тебя просить. Бери меня в походы. Я многое уже выучил, но без походов, мне не стать воином.
— Слово даю свое. Приставлю твой десяток к Ефрему. Он уже перерос то, кем являлся при мне, станешь помощником и защитником мне. Согласен? — сказал я.
— Дело воина исполнять приказ, посему не важно, согласен ли я, но спаси Христос за назначение, — сказал Яким.
Я встал, ведомый непонятным для меня порывом, подошел к парню и обнял его по-отечески.
— Все, ступай учиться. Скоро будут походы, мне нужен рядом мудрый и знающий десятник, — сказал я, похлопывая парня по плечу.
Яким ушел, а я приказал затопить баню. Зря приказывал, она уже была почти что готова. Так что пошел смывать дорожную пыль. Благо на кораблях-дромонах было много мыла, не душистого, даже вонючего, но мыла, так что чем мыться нашлось. А вообще, нужно бы озаботиться производством мыла.
— Не прогонишь? — спросила Маша, заходя в баню.
— Прогоню, — решительно сказал я. — Что удумала? Рожать скоро, а ты в баню?
— Так ты приехал и… — недоуменно сказала жена.
— И потерплю, дождусь, когда можно будет с тобой миловаться, и уже после так отмилую, чтобы надолго запомнила, а на следующий день освежу тебе память, — усмехнулся я.
Теса ушла в смешанных чувствах. А я почувствовал, что может и зря отказался от женских ласк. Не обязательно же… Нет, я не животное, потерплю.
А на утро началась работа. Много работы. Шла посевная и я собирался проконтролировать этот процесс. В принципе, основные требования к ведению хозяйства соблюдались. Люди, увидев, насколько большими могут быть урожаи, скрупулёзно делали все так, как им предписывалось, сказал бы мочиться на зерна, так и это, не задумываясь, сделали бы. И тут крылась проблема. Нужно не просто исполнять заповедованное, но и знать, зачем-то или иное действие производится, так как четких алгоритмов нет, порой нужно менять подходы и в зависимости от погоды.
Зерно под посев отбиралось и это уже во второй раз. По идее, урожайность должна только расти. Тут же вопрос и о том, чтобы зерно взошло, для чего его нужно было хранить семена в нужных условиях. Мы еще раньше построили три зернохранилища и можно рассчитывать на то, что зернышек с червоточинкой не будет.
Собрав вокруг себя аж семь старост, которые передвигались на телегах, скорее даже похожих на колесницы, я объезжал поля. Озимые уже поспевали, что не могло не радовать. В этом времени, с его климатическим оптимумом, озимые не только дают куда как больше урожай, чем яровые, но еще поспевают ко второй половине мая, что дает возможность использовать эти поля еще раз.
Вот и сейчас планировалось после уборки озимых сразу же засадить репу, свеклу, капусту или лук. Они должны успеть дозреть, а после этот участок останется «под паром». Получится, что с одного поля мы собираем два урожая.
