Великий диктатор. Книга вторая (СИ) - Alex Berest
— А зачем тратиться? Разве русские не будут сами выпускать этот аппарат? Ведь тот мальчишка — подданный царя Николая, и они вправе выпускать его изобретения на своих заводах.
— У финского княжества есть собственная валюта, экономика и довольно запутанные патентные отношения с остальной империей. Им проще заказать самим и постараться сбить цену. Мы можем им предложить выкупать их продукцию за выгодную нам и им цену. А реализацию возьмём на себя. Россия много не закажет, так что пусть они с ними напрямую работают. А вот Германия, Франция и остальная Европа может принести нам неплохой доход на перепродаже. Тем более, что у нас всё равно сейчас нет свободных мощностей для налаживания выпуска этого аппарата.
— Хм. Ну, хорошо. Тогда вам и карты в руки, Герберт. Отправляйтесь в Финляндию и проверните всё то, что вы только что мне описали. Очень надеюсь, что у вас всё получится. Ну, а по возвращению, мы с вами и поговорим о продлении вашего контракта с нашей корпорацией, который истекает в конце года. Пока что ваша деятельность приносит нам хорошую прибыль. Надеюсь, что и на этот раз вы меня не разочаруете.
……
10 января 1905 года, когда мы с Миккой по окончании рождественских вакаций вернулись в Улеаборг и приступили к занятиям в лицее, вся остальная империя только-только готовилась к празднованию Нового года. Естественно, что о расстреле рабочего шествия в Петербурге мы узнали из прессы спустя два дня после этого события, когда у нас уже было 22 января.
Надо сказать, что в княжестве реакция на произошедшее событие была весьма сдержанная. Только федерация профсоюзов Финляндии поддержала рабочих Санкт-Петербурга, начав вторую всефинскую забастовку. Правда, без политических требований, а только с экономическими. Единственное политическое требование было выдвинуто финским женским клубом и касалось оно прав женщин избираться в местные органы самоуправления.
А вот вся остальная Россия — полыхнула. Особо сильно это было заметно на окраинах империи. В Варшаве, Риге и Тифлисе дошло даже до строительства баррикад и перестрелок с полицией и войсками. Чему очень способствовали публикации в различных имперских газетах перепечаток из иностранной прессы о многотысячных жертвах январского расстрела.
Наши заводы участия в забастовке не приняли. Так как выдвинутые федерацией профсоюзов условия к работодателям уже и так были приняты у нас. Основные требования федерации были о введении почасовой оплаты и минимальной ставки в двадцать пенни в час, бесплатных обедов, и уменьшении количества и сумм штрафов.
Те мои первые подсчёты о семнадцати пенни в час для рабочих кирпичного завода, после длительного спора с моими дядями и моим отцом, дед Кауко скрепя сердце, округлил до двадцати пенни, чтобы примирить всех родственников. Правда, на большинстве наших предприятий плата в двадцать пенни в час была максимальным потолком. Но на патронном и оружейном некоторые станочники получали и больше.
Зато опубликованный в прессе февральский рескрипт Николая II «По подготовке закона о выборном представительном органе — законосовещательной Думы» вызвал в княжестве настоящую революционную волну. Состоялось несколько массовых и многотысячных шествий с требованием к финскому сенату о необходимости получения собственного внесословного парламента взамен устаревшего сословного сейма.
Меня все эти революционные события коснулись не особо. За исключением написания нескольких статей в нашу газету «Пионерская правда» с завуалированным призывом не лезть во взрослые политические игры и о правилах безопасного поведения в толпе. И надо сказать, что мои «десять правил безопасности» перепечатали сначала финские газеты, а затем и многие имперские.
У меня же в лицее вовсю началась подготовка к выпускным испытаниям. А руководство нашей корпорации готовилось принять участие во Всемирной выставке в Льеже. Дед меня всё-таки обманул, на участие в выставке деньги у него нашлись. Правда, финского павильона на этой выставке не будет, а будет русский, в котором и примет участие наша «Хухта групп», совместно с «Нокией» и «Стокман и К».
На выставку было решено везти кисти-валики, конструкторы, пистолеты, пулемёты с патронной машинкой и автомобиль со всеми моими мелкими улучшениями — зеркалами заднего вида, поплавковым карбюратором, веревочным стартером, автомобильными стеклами, механическим дворником, брызговиками и электросигналом, доведенным до ума Йоргеном Рассмусеном. В конце концов датчанин пришёл к выводу, что установленные на «Sisu» колёса вполне достойны эпатировать публику на выставке, и готовил к отправке в Бельгию сразу два автомобиля. Правда, мой четырёхтактный двигатель мы заменили на менее мощный двухтактный и двухцилиндровый. Четырехтактники очень быстро выходили из строя, и с этим надо было разбираться, а времени на это у меня не было.
А тут ещё припёрся представитель от Виккерс. Тот самый инженер, что представлял пулемёт на стрельбах в Петербурге, и который бегал с пулемётной лентой. И вместо того, чтобы заниматься переговорами о выпуске заряжательных машинок, проявил немалый интерес к нашему автомобильному заводику.
Сначала я очень удивился этому, но, покопавшись в своей памяти, смог понять, что Герберт Остин — это тот самый знаменитый «Остин-Путиловец», на одном из которых толкал в массы свою речь дедушка Ленин. И даже припомнил, что в Англии был когда-то такой автомобильный бренд как «Остин» (Austin). А раз такой бренд существовал, то рано или поздно этот мужчина займётся выпуском автомобилей. Так как все мои нововведения были уже запатентованы, то мы не боялись промышленного шпионажа со стороны любопытного англичанина.
Даже больше, по рассказам деда Кауко, Остин сам предложил войти в пай, внеся скопленные деньги сразу после окончания своего контракта с Виккерсом в конце года. А сподвигла его на это предложение встреча с нашим управляющим кирпичным заводом Кевином Райтом.
— Берти! Берти! Это же ты, старина? — неожиданно накинулся мистер Райт на Остина, которого я привёз на мобиле с завода в нашу контору на встречу с господином Бергротом.
— Райт? — очень удивился Остин при виде кинувшегося к нему мужчины.
— Да, Берти, это я! Но ты-то какими судьбами здесь? Вы же в Австралию уехали? Или нет?
Как выяснилось, наш Кевин Райт и Герберт Остин были друзьями с самого детства, которое провели в небольшой деревушке Литл Миссенден графства Бакингемшир что на юго-востоке Англии. К восемнадцати годам Остин остался сиротой и уехал в Австралию вместе с семьёй своего родного дяди. А Кевин Райт закончил техническое училище в Эйлсбери и пошёл работать на свой первый кирпичный завод.
Всё это я узнал вечером того дня, когда произошла встреча двух друзей и я отвозил их на мобиле в наш Кирпичный посёлок. Благо, это была суббота, и у меня было свободное время.
Почти всё время у меня отнимали занятия в лицее и подготовка выпускного проекта. Наш классный наставник оказался большим затейником и задал каждому из учеников нашего класса индивидуальную тему доклада. И в этот раз я завидовал Микке, которому досталась тема «Влияние иностранных языков на финский язык». Мне же Конрад Фредрик Кивекас задал сугубо религиозную тему проекта — «распространение христианства среди балтийских народов».
Пришлось прибегать к помощи своего брата Ахти, который так и продолжал служить в секретариате Улеаборгского епископа. Хотя он всё же получил возможность вести службы в приходе посёлка Саарела, куда мотался каждое воскресенье на подаренном мной велосипеде. Брат помог мне оформить доступ к епископской библиотеке и даже самолично составил скелет доклада. Но материалы для него мне приходилось искать самому.
И даже несмотря на всю мою занятость в подготовке к выпуску, я всё также проходил обучение на оружейном заводе. В конце февраля 1905 года из военного министерства Российской империи пришёл заказ на двести пятьдесят зарядных машинок и сто сорок пулемётов Шмайссера, с пожеланием увеличить количество патронов в кассете.
