Русская война. 1854 (СИ) - Емельянов Антон Дмитриевич
— Я слышал, что после этого вы сами пошли в атаку, — продолжал допрос Корнилов.
— Не совсем в атаку, — пояснил я. — Степан доложил, что враг откатился, но часть не добитых нами орудий осталась на местах. Вот владимирцы и отпросились у меня в набег. Вывезли две 6-фунтовых пушки и две легких трешки на кавалерийских лафетах. Все враг не успел заклепать.
— Итого четыре орудия захвачено, восемь уничтожено, почти двести солдат противника убито. И это из частей генерала Канробера, который принял командование всей французской армией.
— Хочу заметить, что подтверждения уничтоженным солдатам и орудиям у нас нет, — вмешался незнакомый мне полковник, кажется, только сегодня переправленный из лагеря Меншикова на усиление обороны города. — То, что захватили или побили перед своими позициями — тут нет вопросов, но остальное уж слишком фантастически звучит.
— Мы не представлены, — напомнил я. — Григорий Дмитриевич Щербачев.
— Еропкин, Василий Михайлович, — отозвался полковник. — Если что, я тут новенький, вернулся на военную службу после начала Крымской войны и, возможно, не знаю современных правил. Но вот в прошлую кампанию с турками подвиг нужно было доказать. Война — девица гордая, любит не слова, а факты.
Я с сомнением смотрел на моложавого франта с кудрявыми волосами и торчащими усами. Вот вроде бы и неприятный человек, по факту обвиняет меня во лжи и напрашивается на дуэль, но, с другой стороны, бросил какие-то свои гражданские дела и после двадцати лет перерыва снова пошел рисковать жизнью. И как к нему относиться?
— Не претендую на славу, но предлагаю использовать мой опыт на других участках фронта! — ответил я. — Готов передать по два отряда «Карпов» на каждую позицию, только прошу обеспечить прикрытие с земли и выделить связистов для принятия и передачи сообщений.
— Одного успешного опыта мало, однако… — задумался Корнилов. — Думаю, в целом можно распространить вашу практику на весь пятый бастион. Что же касается того, с чего мы начали этот разговор…
— Готов понести наказание за то, что никого не предупредил, — вздохнул я.
— Готов понести наказание за своего подчиненного, — рядом со мной склонил голову капитан-лейтенант Ильинский. Командир сводного морского отряда, в который я вхожу.
— Готов понести наказание, — к нам присоединился капитан Руднев.
Дальше уже молча сделали несколько шагов вперед и остальные наши офицеры. Григорьев, Лесовский, Эристов.
— Хм, — в повисшей тишине смешок Нахимова прозвучал словно пушечный выстрел.
— М-да, и что же с вами делать? — Корнилов задумался, а потом решительно рубанул рукой воздух. — Несмотря на все подвиги, вы, тем не менее, нарушили приказ: полезли вперед, не уведомив никого из вышестоящих офицеров. Вообще не предупредили никого о своем самоуправстве, и бог знает, чем бы все закончилось, если бы Павел Степанович не успокоил командиров на других участках фронта. Так что…
Я замер.
— Каждый получает по двадцать суток гауптвахты[1]! И месячное лишение жалованья.
Я перестал дышать. Двадцать дней в такое время, когда каждое мгновение на счету — это же целая вечность.
— Приговор будет приведен в исполнение незамедлительно… Как только будет снята осада Севастополя! — Корнилов закончил и замолчал.
Вся наша компания, которая еще мгновение назад мрачнела на глазах, разом ожила.
— Есть лишиться жалования и двадцать дней гауптвахты! — радостно выпалил я.
Деньги — в этом времени мне на них было совершенно плевать. Двадцать дней в карцере — после нашей победы хоть все сорок! Заодно отдохну. На лице сияла широкая улыбка, я радостно обвел взглядом всех собравшихся. Они тоже улыбались. Вот что значит свои люди. Даже полковник Еропкин усмехнулся и протянул руку, поздравляя с наказанием.
— Вот теперь словно в былые времена вернулся, — еле слышно сказал он.
— Лучше, чем в былые, — поправил я.
Разойдясь с полковником, я нашел Тотлебена и пригласил завтра посмотреть обещанные улучшения нашей артиллерии. А потом, позвав всех наших, выскользнул наружу. Каждому было что сказать, но я опередил их.
— Господа, понимаю, что мы все сегодня и поработали, и поволновались. Но могу я попросить еще несколько часов вашего времени?
— Что ты еще задумал? — вздохнул Ильинский.
— Доработка наших пушек, — на этот раз я уже ничего не скрывал. — Я давно об этом думал, но сегодня на практике убедился, что тянуть с этим нельзя. Первое, нужно что-то делать с отдачей, которая и время крадет и точность с ней из-за вибрации ствола падает. Второе же — скорость подачи снарядов. Вручную их слишком долго таскать, да и под обстрел попасть легко. В общем, надо это исправлять.
И я махнул рукой замершему в отдалении мичману Осипову, появление которого приметил еще во время доклада Корнилову.
— Ваше благородие, — молодой моряк подскочил и вытянулся во фрунт. — Задание выполнено! Одна сотня балок из разобранного корабельного обвеса обработана до нужной толщины и пропитана креозотом[2], как вы и приказывали.
— Сотня балок? Зачем они пушкам? — первым удивился отвечающий за нашу артиллерию Григорьев.
— Они нужны не пушкам, а снарядам, — довольно ответил я. — Железа у нас нет для нормальной железной дороги, но, чтобы катать тачки с ядрами, хватит и деревянной. Вот сегодня и будем ее укладывать!
[1] Кому-то может показаться, что гауптвахта — это новомодное изобретение, но нет. Еще в 1707 году Петр Первый учредил воинские комендатуры, а при них, собственно, и появились гауптвахты (что в переводе с немецкого означает главный караул).
[2] Открыт в 1830-м году К. Райхенбахом, использовалось для пропитки шпал. Получали в тот время путем сжигания неочищенной каменноугольной смолы в коксовой печи.
Глава 21
Считаю дни. Я в Севастополе уже больше недели, Меншиков до сих пор стоит вместе с армией у Бахчисарая. Правда, насколько я помню, скоро начнутся дожди, и он вернется в город. Точную дату не скажу, но последовательность, какую это появление запустит — легко.
Сначала будет письмо Николая Первого, призывающего своего командующего действовать активнее. Что характерно, до Меншикова оно дойдет только через две недели, англичане с французами же благодаря своим агентам в Санкт-Петербурге узнают об этом приказе раньше и решат форсировать первую бомбардировку. Совместный натиск с моря и суши город переживет и докажет всем, кто сомневался, что нахрапом его не взять. Именно после этого в Севастополь потянутся высокие гости, подкрепления и… Будет отдан приказ об атаке Балаклавы — первая наступательная операция российской императорской армии в Крыму на этой войне.
В общем, пока его высокопревосходительство не вернулся, время у меня еще точно было.
Вчера вечером мы начали прокладывать три ветки деревянной дороги для доставки снарядов к нашей батарее. По плану по двум линиям пойдет подвоз ядер, по одной будут возвращаться пустые тачки. Камней для насыпи в нужном количестве не было, так что обошлись просто выравниванием дна для окопов снабжения. На это дно уложили короткие балки в качестве шпал, а по ним пустили длинные — почти как настоящие рельсы.
Пришлось помучиться, но в итоге придумали, и как крепить их, и как сглаживать стыки. А вот с дульным тормозом, который я тоже решил сегодня попробовать, вышло не очень. Один выстрел, и затянутую на конце ствола конструкцию просто сорвало. Придется Дмитрию Александровичу еще поколдовать с креплением — сделаем хотя бы одно, проведем тесты. И когда выберем самый лучший вариант, можно будет его и окончательно к стволам прибить. В смысле приварить, но в этом времени это одно и то же.
В общем, утром моряки остались дальше собирать железную дорогу. Я же заглянул к кузнецу, чтобы подкинуть новую работу, а потом вместе с четырьмя пилотами и двумя техниками отправляюсь на пятый бастион. Раз уж Корнилов разрешил взять над ним шефство, я не собирался терять время зря.
По большому счету, мы этот бастион видели уже не раз, так как и сами относились к раскинувшемуся вокруг него узлу обороны. Так, крупная позиция артиллерии, которую мы прикрывали — это редут Шварца, а дальше, ближе к морю, находился и сам пятый бастион, расположенный в здании казармы на границе между парком и кладбищем. Как на корабле, на нем рассредоточили пушки частично внутри башни, частично на верхнем ярусе.
