Убей-городок 2 (СИ) - Шалашов Евгений Васильевич
— Ну-ка, ну-ка! — простимулировал моё красноречие Джексон.
— Да вот, хотя бы. Некий человек рассказывает, что в сорок пятом возвращался с фронтовым товарищем домой. Расстались в Полоцке. Очень уж тот в свой Ярославль к жене любимой торопился. Ведь и не пожили ещё толком до войны, и детей не завели. И вот этот рассказчик нашёл потом через «Горсправку» своего боевого друга, фамилия у того уж больно заметная — Семибратов. Переписывались. Только пожил он недолго, раны фронтовые не позволили. Дочка вот малая осталась.
Митрофанов только повел плечами — мол, все могло быть. А я продолжил достраивать версию:
— Вроде бы пустяк разговор, но ведь его вполне достаточно, чтобы построить на нём свою «братскую» легенду. А чтобы перепроверить всё это каким-то образом для матери с дочкой — никаких возможностей.
— А вот фамилия! — перебил я сам себя. — Говорящая — Семибратова. Ни одного настоящего брата нет, зато этот гад за семерых невзгод принёс.
И Джексон не стал со мной спорить.
В милиции нас приняли без фанфар — мало ли командированных с какими-то своими делами тут ошивается. «Урки» были любезней: предоставили стол в кабинете, телефон и справочник номеров подразделений милиции, да ещё согласились отвечать на наши вопросы, если что. Парни понимали, что и сами могут оказаться по каким-то делам в Череповце.
С их помощью, а больше сами, мы через часок убедились, что человек по фамилии Рыбаков не содержится ни в одном подразделении и за последние двое суток не задерживался. В транспортной милиции, которой принадлежал пост в порту, о Рыбакове тоже ничего не знали.
Ситуация мутнела, удача уплывала из рук. От отчаяния мы навели справки в медицинских учреждениях. А вдруг злые милиционеры, задержав Рыбакова, из своих искажённых представлений о неотвратимости наказания, ту же его зверски избили и в бессознательном состоянии определили в больницу, как неопознанного? Но и здесь нас ожидало разочарование — таковых в больницах не оказалось.
Следуя той же логике, мы уже собирались звонить в морги. Но здесь меня смутило нечто в наших предыдущих рассуждениях. И этим нечто было слово — неопознанный.
— Ну-ка, Женя, вспомни, что сказала нам Людмила про хождение в порт? — испросил я у напарника.
— Что Рыбаков разговаривал с двумя милиционерами… — начал Джексон почти с нужного места.
— Та-ак, — поощрил я его.
— Она хотела подойти…
— Ещё теплее…
— А он показал, чтобы она не приближалась.
— А почему? — задал я главный вопрос.
— Она могла ляпнуть что-нибудь ненужное про Рыбакова, — завершил Митрофанов.
— Бинго! — снова похвалил я напарника незнакомым ему пока словом. Оба местных сыщика, раскрыв рты, с удивлением смотрели на нашу игру в угадайку.
— А раз документов при нём не было, он мог назваться другими данными. Места жительства в городе у него нет. Значит, его вполне могли закатать в «бродяжник», — ликующе закончил Джексон свои логические умозаключения, — под любой фамилией.
— Или просто постовые его отпустили, удовлетворившись разговором на месте, — разочаровал я напарника.
Джексон замахал руками в крайнем нежелании такого исхода под дружное ржание хозяев кабинета. Ребятам явно понравился наш мозговой штурм, и они даже помогли нам связаться с опером из приёмника — распределителя, а потом и закинули нас туда по пути. «УРовский» четыреста двенадцатый «Москвичок» был под стать Ярославским дорогам, и мы даже подумывали, не продолжить ли свой путь пешком, а местные ребята — ничего, даже внимания на колдобины не обращали, а наиболее крупные, похоже, знали наперечёт, потому что хором предупреждали то ли нас, то ли самих себя: бойся!
Уличную калитку в приёмнике нам долго не открывали, и мы даже заподозрили, что звонок не работает, или его уже отключил вредный дежурный, чтобы эту тихую обитель никто не беспокоил до следующего рабочего дня. Вот и попробуй провести здесь внезапную проверку службы, подумалось мне совсем не по-младшелейтенантски. Прежде чем отчаяться, я решил использовать ещё один способ и энергично замахал руками, привлекая внимание. Внимание кого? Похоже, этот вопрос как раз и возник в голове моего напарника, потому что он явно собирался меня об этом спросить, но не успел. Я поднял руку и показал ему на достаточно крупное сферическое зеркало, укрепленное на кронштейне над высоким забором с «колючкой» по верху. Оно было размещено так, чтобы видеть изнутри то, что происходит снаружи за глухой калиткой. Почему я про него догадался? Да очень просто: в более поздние годы там обязательно располагалась бы видеокамера.
То ли зеркало помогло, то ли звонок всё-таки сработал, но нас, наконец, допустили внутрь. Дежурный и впрямь оказался не в восторге от нашего визита — конец рабочего дня всё-таки, так что всякое служебное рвение пора бы уже и приглушить. Он ещё на входе долго и придирчиво проверял наши удостоверения, недоверчиво рассматривая надпись на корочке «Управление внутренних дел Вологодского облисполкома», и, пожалуй, нашёл бы какой-нибудь дурацкий повод, чтобы высказать бессмертное пожелание — приходите завтра. Но мы не зря ведь заранее договорились с местным опером о встрече, туманно пообещав ему много интересного. Так что пришлось нас всё-таки запустить в эту кислую богадельню.
Опером здесь служил весёлый пузан предпенсионного возраста с капитанскими погонами на несвежей рубашке. Он сразу накаламбурил нам кучу баек из жизни «бичей» и прочих других обитателей этого заведения. Последней была история про то, что жена начальника «бродяжника» отказалась ходить со своим благоверным на базар, потому что на каждом углу мерзкие «бомжи» ломали шапки и кланялись своему «шефу», и кроме них — ни одного приличного знакомого.
Посчитав, что протокольная часть этими всесоюзными историями уже достаточно выполнена, мы перешли к делу. Опер тщательно рассмотрел предъявленную ему фотографию Рыбакова, заглянул на обратную сторону, только что на зуб не попробовал. Мы замерли в трепетном ожидании — что нам сейчас этот каламбурист выдаст? А вдруг скажет — нет, и всё сразу станет неопределённым и нисколько не мобилизующим на дальнейшую работу. Но капитан нас не подвёл. Он отложил фотографию и веско сказал:
— Есть такой.
Он справился о чём-то по телефону с дежуркой и сообщил казённым языком, как будто протокол прочитал:
— Попов Иван Петрович, задержан без документов в речном порту нарядом транспортной милиции два дня назад. Доставлен к нам после безуспешных попыток в ЛОВДТ[30] подтвердить его личность.
Капитан победно глянул на нас и изрёк:
— Ну, мы-то его быстренько разъясним. Не таких раскусывали, как миленьких.
Мы лишили его этого удовольствия и вкратце, не раскрывая деталей, поведали о боевом пути товарища и почему он нас интересует. Уяснив ситуацию, капитан пришёл в сильное возбуждение и тут же потянулся к телефону без вертушки, что могло означать только одно — связь с дежуркой.
— А вот мы сейчас и посмотрим, какой он Попов, вот и посмотрим… — приговаривал он плотоядно.
Такая прыть вовсе не входила в наши планы. Надо было сначала почитать его дело, рапорта, объяснения, помозговать хорошенько, а уж потом действовать. И, честно говоря, за нами числился один должок, с которым мы рассчитывали закончить ещё сегодня и обязательно до встречи с нашим клиентом. Этим должком было посещение порта. Именно туда мы и планировали отправиться из райотдела, да только сыщики со своим предложением подбросить до «бродяжника» сбили нам карты. Вдобавок, начинать решительные действия, на ночь глядя, было совсем не оправданно.
Мы попробовали деликатно отвратить нашего весёлого опера от поспешных действий, но тот, видно, уж очень сильно застоялся в бомжацкой кислой рутине и теперь жаждал энергичных действий и великих побед. К тому же наши юные лица и провинциальная приписка (что такое Череповец по сравнению с самим Ярославлем?) побуждали его провести мастер-класс, следуя терминологии из моих поздних времен, показать высший пилотаж, так сказать.
