Звезда заводской многотиражки 2 (СИ) - Фишер Саша
Я решительно накрутил на диске номер Веника. Мимолетно удивившись, как быстро я снова стал запоминать эти последовательности цифр.
— Аллоу! — раздался в трубке бархатный женский голос.
— Екатерина Семеновна? — приветливо спросил я. — Это Иван, помните меня? А можно Вениамина к телефону?
— Иван? — явно обрадовалась она. — А что же вы в гости не заходите?
— Скоро зайду обязательно! — клятвенно пообещал я. — Только я из автомата, а дело срочное...
— Да-да, я поняла, уже зову Вениамина! — сказала она и прокричала в сторону, прикрыв трубку ладонью. — Вениамин, тебя к телефону!
Шаги, шуршание.
— Да! — отрывисто и торопливо сказал Веник.
— Привет, это Жан! — сказал я. Нда, Веник в этом мире единственный, кто зовет меня настоящим именем, но при этом уверен, что это прозвище такое. — Слушай, какое дело... Я тут снял комнату в коммуналке, и теперь мне как-то надо привести ее в жилой вид. Можешь помочь?
— Тэкс... — протянул Веник. — Ну это я тебя поздравляю, конечно. Ты как, сильно занят?
— А сам-то как думаешь? — хохотнул я. — Мерзну в автомате вот.
— Тогда подваливай к Элис, там все наши собираются, — сказал он. — Там все и решим, что как. Компрене?
— Хорошо, понял, — я покивал. — Тогда скоро буду.
Я протиснулся через дверь будки обратно на улицу и потопал в сторону троллейбусной остановки. Вдоль забора, за которым шла стройка. Подъемный кран, бетонные блоки, серо-белые кирпичи на деревянных деревянных поддонах. Хм... Поддоны! Вот же они валяются бесхозной практически грудой! Такое впечатление, что никто даже не собирается их каким-то образом повторно использовать, уже и снег их припорошил... А ведь это отличное решение идеального спального места! А я-то ломал голову, как бы привести к общему знаменателю свои вкусы с местной уродливой мебелью. Которую, к слову, еще и хрен достанешь. Сам видел ночью очередь рядом с магазином мебельной фабрики. Как я понял, если не явиться на перекличку, то твое место в очереди отдадут другому, и твой диван вместо тебя купит сосед.
А вот добыть обычные матрасы гораздо проще. Можно поговорить, например, с Анной. Может по доброте душевной ссудит парочку списанных из общежития... В конце концов, можно просто купить. В отличие от диванов, они вовсе даже не дефицит. Кажется...
Идея меня воодушивила, и я зашагал быстрее. Даже песенку замурлыкал. Да, действительно! Мне же совсем необязательно покупать готовую мебель. Я вполне могу собрать весь интерьер из самых разных штук. Надо всего лишь проявить смекалочку и устроить этакий кружок «Очумелые ручки». Ну и прикинуть, что еще из неожиданных, рядовых и в идеале бесплатных предметов могут послужить мне в качестве мебели.
Представил, как будут крутить пальцем у виска на все эти сооружения. Но было пофиг. Да, мне нравилось снова жить в СССР. В целом. Но вот эта вот склонность обставлять квартиры совершенно без фантазии, чтобы все, как у людей... Нет уж, увольте!
Я запрыгнул в троллейбус, и он помчал меня к центру городе. Заднюю площадку оккупировали шумные дети, которые всей компанией ехали на городскую елку. Ее пока разбирать не собирались, а во всех дворцах культуры еще несколько дней Деды Морозы, Снегурочки и прочие зайчики-белочки будут устраивать новогодние утренники. В профкоме видел, как детным сотрудникам выдавали мешки с конфетными подарками. Милота! Такие нежные воспоминания у меня всегда с ними были связаны. Сначала сжираешь мандаринку, потом батончик или маленькую шоколадку в обертке из твердой такой фольги, об которую можно пальцы запросто порезать. Потом конфеты с темной начинкой, потому что те, что с белой, всякие там «Ласточки» и «Буревестники» я не любил. Хотя когда темные заканчивались, до них тоже доходило дело. А потом в пакете оставались одни карамельки... Среди которых можно было долго выискивать «Снежок» или «Гусиные лапки», с хрустящей и вкусной начинкой...
Компашка детей высыпала из троллейбуса одновременно со мной, и вся эта радостная гурьба устремилась в сторону мигающей огнями новогодней елки. А я задумчиво проводил их взглядом, надолго задержавшись на спине пацана в сером пальто в рубчик...
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})Так, стоп! Жан! Надо же узнать, что там в конце концов произошло с бабушкой! Удалось дядьке Егору ее вызволить из Закорска, или что?
Я решительно двинулся в сторону телефона-автомата. Здесь с дверью все было в порядке, но вот в горсти мелочи не оказалось ни одной двушки. А, ладно, десятик тоже сойдет! Размер все равно тот же!
Я ждал и зачем-то считал длинные гудки. ...шесть, семь, восемь... Наконец в трубке щелкнуло, десятик провалился в прорезь.
— Алло! — раздался на той стороне запыхавшийся мальчишеский голос.
Глава двадцать пятая. Дом, милый дом
— Жан, привет! — бодро сказал я. — Это Иван, помнишь такого? Звоню узнать, как дела с Натальей Ивановной.
— А... — голос зазвучал растерянно. Потом он закашлялся, и я как вживую увидел, что он тревожно оглядывается в сторону кухни, где родители как будто случайно прервали разговор. — Здоров, Гриша! Домашку на каникулы не записал, лопух?
— Влетело от родителей? — я с пониманием усмехнулся. — Получилось перевести ее в Новокиневск?
— Ага! — отозвался Жан. — Сейчас только дневник возьму.
— Где она сейчас? В больнице? — спросил я.
— Неа, по русскому ничего не задали, — раздался в трубке напряженный голос Жана.
— У дяди Егора? — я посмотрел на улицу сквозь подмерзшее по краям стекло телефонной будки.
— Гришан, что ты мне голову морочишь?! — возмутился Жан. — Ничего у меня тут не записано!
— Дома? А с ней кто-нибудь остался? — спросил я.
— Ага... Да, — медленно проговорил Жан. Похоже, подбирает подходящие слова, которые не вызовут подозрений. — Слушай, у нас же Осипова болеет. Все договорились ее навестить послезавтра, но я не могу, у меня... В общем, у меня не получится. Ты пойдешь?
— Я навещу твою бабушку, Жан, — сказал я. — Ты отлично справился. Позвоню, когда будут подробности.
— Ну ладно, тогда все, пока! — в трубке запищали короткие гудки.
Я примерно себе представлял, что сейчас будет. Жан вернется на кухню с видом «ничего странного не произошло». Мама докопается, кто звонил, а я, в смысле, Жан, буду отнекиваться, что, ты же все слышала, Гришка-лопух, который с какой-то балды решил, что нам на каникулах надо домашнее задание делать. А на самом деле не надо, в дневнике ничего не записано. И тогда у мамы проснется подозрительность настоящего контрразведчика, она пойдет названивать маме Галки Телеповой, чтобы та узнала у дочери, точно ли нам ничего не задали, или это просто Жанчик лопух.
Я всегда так делал, когда надо было от чего-то важного внимание отвести. Работало железно, потому что у мамы был какой-то пунктик на домашке.
Выходные прошли в ударной работе. Ну, то есть, вечер пятницы мы дружно прогудели на квартире у Ирины-Элис, а когда проснулись, то всем мужским составом поехали в мою новую квартиру. И еще Лизавета за нами увязалась, потому что кто-то же должен проследить, чтобы все было обставлено со вкусом и шиком.
По поводу дивана пришлось с Дарьей Ивановной немного даже поругаться. Они ни в какую не хотела расставаться с этим продавленным чудовищем. Мол, крепкая штука, чуть почистить — и еще послужит. Мол, хочешь на полу спать — спи, а диван не трогай. Пришлось разводить дипломатию, льстить, давать клятвенные обещания и смотреть на нее глазами беспомощного тюлененка. В конце концов я просто раскрыл его фанерное нутро, чем потревожил безмятежно отдыхающих там клопов. Вид насекомых вроде убедил хозяйку. Она ушла, бормоча что-то про «надо узнать у Кирилла Петровича про отраву», а мы, воспользовавшись случаем, выволокли, наконец, треклятый диван на помойку.
Веник предлагал просто стащить пустые поддоны от кирпичей. Типа, да не заметит даже никто, нафиг они никому там не сдались, лежат и гниют. Потом вывезут на свалку вместе с остальным строительным мусором. Не убедил. Я пошел искать прораба. И даже нашел. Взялся объяснять ему, что мне надо. Кажется, он с первого раза даже не понял, чего я от него хочу. Пришлось объяснить еще раз. Смотреть на дядьку было жалко, на самом деле. Явно вчера ему было очень хорошо и весело, за что сегодня приходилось расплачиваться головной болью и жгучей завистью к собутыльникам, у которых суббота выходной.