Помнить имя свое - Анастасия Смышляева
— Не нужно так истерить, родной! Мы сможем стать отличной парой, — расплывалось сбоку противное шипение.
По разгоряченным щекам проскользнул длинный липкий язык. Теплое дыхание с запахом протухших яиц гуляло по лицу, вызывая нестерпимую тошноту.
— Может, тебе стоит немножко отдохнуть? — не затыкалась ведьма. — Впереди так много беспросветных ночей… Ты угостишь меня бокалом своей пылающей молодости… Неиспорченной, благородной, с терпким привкусом разочарования…
После этих слов раздался жалобный треск рыболовных сетей, и Галка с грохотом свалилась вниз.
— Совсем прогнили! Не мешало бы обновить, — пыхтела она.
Коля почувствовал, как его оковы ослабевают, и скоро он сам станет претендентом на вылет.
— А ну держать, кому сказала! — заорала ведьма, наблюдая за тем, как ее жертва потихоньку начинает сползать вниз. — Я команду не давала!
Однако угрозы никак не спасли положения. Пленник свалился кубарем на землю, чуть не сломав себе шею и издав протяжный стон.
— Зайка, больно ушибся? Не переживай! Мы сейчас вмиг это исправим!
Галка кинулась к своему долгожданному пленнику, схватила его на руки и переложила на что-то мягкое.
— Ты пока полежи, а я тебе кое-чего принесу. Сразу полегчает!
По стенам раздался тяжелый стук, деревянный люк отворился. Коля успел разглядеть лишь лоснящуюся серо-зеленую шкуру и огромные перепончатые лапы, прилипшие к бревнам. Ведьма вынырнула из подвала и захлопнула за собою дверцу.
Где-то в сторонке вновь слегка засияло теплое золото.
— Она тебя сейчас дурманящей дрянью напоит. И тогда пиши пропало, — весьма четко проговорил Василий.
— Почему ты сидишь, сложив ручонки?
— А мне чего? Я все равно не жилец.
— Не понял.
— Моя душа уже давно под залогом. Недолго осталось…
— Зачем ты так поступил? — после некоторого молчания сквозь боль в ребрах произнес Коля.
— У тебя нет детей. Когда появятся — поймешь.
— Ты б хоть рассказал ему. Глядишь — не пустой бы твоя жертва стала…
— Не смей так говорить! — взъярился старик. — Он совсем молод. А про дела чужие ему знать нечего… Пусть вся эта чертовщина его стороной обойдет.
Коля усмехнулся.
— У тебя еще есть время, я уверен. Разве не хотел бы ты с Еленой попрощаться?
— Она и видеть меня уже, наверное, не хочет… Я предал ее…
На глазах Василия выступили слезы.
— Ее сердце не настолько черствое. Ты должен попросить у нее прощения.
— Я просил.
— И все равно ушел за своими оленями, оставил ее…
— Да что ты в этом смыслишь! — вспылил старик. — Думаешь, я не понимаю, что бросил ее совсем одну посреди голого леса? Думаешь, мне не больно от того, что я обрек ее на внутренние терзания! Это и есть мое наказание! Это и есть моя плата за величайшую глупость! Сделка с иной силой никогда не может быть взаимовыгодной!
— Не распускай нюни, а лучше думай, как отсюда выбраться!
— Ты дурак или только прикидываешься?
Коля уставился на Василия недоумевающим взглядом.
— Ай, молодежь! Всему нужно учить!
Старик схватил трясущимися руками рог Мяндаша и крепко сжал его в ладони. Но через несколько секунд оленевод откинул в сторону сияющий отросток, потряхивая обожженной кистью.
— Неужели я настолько безнадежен? — вздохнул он.
— Я и сам смогу с этим справиться! — потянувшись за острым светлячком, воскликнул парень.
— Уверен? Как только Оядзь приблизится, мерцание снова поблекнет. И тогда у тебя в руках останется лишь обточенная кость. Ты думаешь, она пробьет толстую жабью шкуру? Здесь нужна сила небесная. Тебе следует поймать солнечный луч.
— Неужели даже дух Мяндаша слабеет перед этой жалкой ведьмой?
— Она не просто ведьма. Когда-то она тоже была дочерью Солнца. Отец лишил свое некогда любимое дитя всего. Вот теперь уродливая жаба ищет среди людей потерянную красоту, молодость и любовь. Даже облик порядочный эта старуха подобрать себе не в состоянии.
— И ты действительно считаешь, что ее смерть угодна небесам?
— Ведьма загубила столько душ, что даже с мощнейшим прожектором в руках она никогда не отыщет дорогу к дому через груду человеческих тел и реки густой крови.
После некоторого молчания Василий продолжил:
— Знаешь, Леночка моя однажды сказала одну интересную вещь. Мол, Господь призывает на суд раба своего только в двух случаях: если он достиг святости или если бесповоротно посеял последние остатки совести. Похожее и с этим провинившимся дитем. Ее уже не спасти.
Сверху вновь раздался тяжелый топот.
— Кажется, я понял, — произнес Коля, слегка воспрянув духом.
Он тотчас вскочил, не обращая внимания на колющую боль в подреберье и сжимая в ладони олений кинжал, и ухватился за болтавшиеся куски прохудившихся рыбацких сетей. Взобравшись под самый потолок, он извернулся так, что сумел одним пинком раскрыть дверцу подвала. Казалось, одна только мысль о приближающейся смерти расправляла невидимые крылья за спиной. Трясущимися руками Коля вытянул себя в иную реальность, где Галка — или как там ее на самом деле? — намешивала в ступе какую-то бурду в соседней комнате.
— Опять эти опарыши там шороху наводят! — воскликнула она, услышав грохот.
Парень, не медля ни секунды, поднялся на ноги. Только он хотел раскрыть преграждающие путь свету шторы, как услышал за спиной:
— Что ж тебе все неймется!
Старуха кинулась на выползшего пленника и вцепилась ему в руки. Маленький рост тучной бабки не позволял ей дотянуться до более уязвимых мест своей жертвы (тщательнее следовало подходить к выбору очередного прикида). Не придумав ничего лучше, как просто вгрызаться зубами в худощавое плечо, ведьма яростно пыталась сбить Колю с толку. Но как только она увидела у парня в руках рог Мяндаша, вмиг зашипела и принялась впиваться в плоть еще больнее.
Вместо страха Коля начал испытывать нестерпимое раздражение. Хотя нет… Это был самый настоящий гнев. Галка принялась карабкаться на нерадивого беглеца и потихоньку тянуться к самой шее, уставившись на пульсирующую под молодой кожей толстую артерию.
Когда старуха уже раскрыла свою вонючую пасть в надежде прикончить очередного человечишку, Коля, сжав волю в кулак, дернулся к темным занавескам и рванул полотно в сторону.
Яркий свет ударил по заплывшим глазам ведьмы, и та от неожиданности свалилась на пол. Оленья кость в руках парня вновь заполыхала ярким золотом, сливаясь воедино с ласковыми лучами дневного светила.
— Рано радуешься! — захрипела Оядзь и кинулась в подвал.
Коля дернулся следом, хватая пыхтящую старуху за плечи. Но как только ее голова и руки исчезли под половицами, соперник ощутил под ладонями скользкую шкуру. Буквально через мгновение
