Это кто переродился? Книга 4 - Сириус Дрейк
Амадей тоже заинтересованно приподнял бровь. Пересекшись со мной глазами, он подмигнул мне.
— Нравится? — улыбнулась баронесса, проследив за нашими взглядами. — Его заказал еще мой дедушка, Эдуард Зорин.
Поднявшись с бокалом вина в руке, она подошла к картине и провела ладонью по рамке.
— Почти сто лет назад. Еще при Нем.
— Эмм… А иметь такое в доме не запрещено Инквизицией? — спросила Державина. — Это же…
Она сглотнула.
— Запрещено, конечно, — сказала баронесса, повернувшись к нам. — И, наверное, попади сюда Инквизитор, или кто-нибудь не обделенный «литературным» талантом, мне было бы несдобровать, однако…
Она отпила вина.
— Мне все равно. Пусть жалуются, стучат и плюются. Эта картина висела над камином целый век и будет висеть, пока я жива. Ибо Он не дал роду Зориных погибнуть. И я благодарна Ему за это.
С этими словами она салютнула картине бокалом и отпила. Все удивленно заозирались. Я же неловко улыбнулся.
Мое изображение, конечно, было довольно примитивным. Художник не смог передать не истинного размаха моих крыльев, ни блеска моей кроваво-красной чешуи, тем более моего Взгляда, однако… Очевидно, что тот, кто его заказывал, относился ко мне далеко не так, как привыкли в Королевстве. Картина пусть и неважно, криво, косо, но выражала благодарность моей скромной персоне.
Портрет Эдуарда Зорина тоже, кстати, висел над камином. Но изображение почтенного усатого мужчины было совсем небольшим, словно и не он являлся предком хозяйки усадьбы.
А я.
* * *
— … Давным-давно, — рассказывала баронесса, попивая вино. — Мой дедушка Эдуард ехал со своим обозом через темный лес и там на него напали бандиты. Он бы нипочем не сунулись туда, если не «друг» моего дедушки — некто Омаров-Погробельский, который к тому же оказался еще и их коллегой по кличке Барон.
Услышав знакомую фамилию, я удивленно привстал. Баронесса же заметила этот мой жест и улыбнулась.
Знает о нашей родовой войне с Омаровым? Немудрено, ибо о ней даже в газетах писали. Кажется, наша «судьбоносная» встреча в лесу больше не выглядит такой случайной.
— Дедушка было решил, что ему пришел конец, — продолжила баронесса, — но не тут-то было… ибо Он свалился на них с самого неба. Спалил всех, кто сопротивлялся, и сожрал всех, кто молил о пощаде.
Я же тоже отпил вина. Всех да не всех убил я в тот день. Очевидно крыса Омаров-Погребельский умудрился сбежать, чтобы в будущем нагадить еще и предку Бориса.
— А вашего деда? — удивилась Державина. — Он его пощадил?
Амалия Тимофеевна кивнула.
— Отчего?
— Этого, увы, я не знаю. Но вернувшись домой, дед заказал у художника этот портрет. Тот очень удивился, однако сделал все, как договаривались. И в абсолютной тайне…
Она замолчала. Молчали и остальные.
Я бы рассказал ей причину, однако далеко не все тайны следует знать. Особенно семейные.
Причина же была проста — золото. Эдуард пообещал отдать мне все золото, что было в роду, и я позволил этому слюнтаю уйти за ним.
Как забавно… А он всю оставшуюся жизнь был мне благодарен? Неожиданно.
— Моему Семе ужасно не нравится эта картина, — говорила баронесса, — и он еще маленьким мальчиком ужасно боялся одного Его облика. Приходилось закрывать ее полотном во время обеда, чтобы малыш перестал плакать…
Она хихикнула. Ее щеки были все красные — кажется, она была немного пьяна, оттого и говорила много лишнего.
— Может, поэтому он такой непоседливый?.. Всему виной эта картина?
Тяжело вздохнув, баронесса уселась обратно на свое место. Ее прибор стоял нетронутым — за весь вечер она так и не притронулась ни к единому блюду. Пила одно вино.
— Прошу прощения, это все бредни глупой старушки. Кушайте, а то вот-вот принесут десерт.
Тут раскрылась дверь и в столовую вошла девушка в розовом платье. Все тут же повернулись к ней.
— Ага, Агата, вот и ты! — кивнула баронесса. — Где там Сема? Все еще дуется?
— Семен отказывается выходить из комнаты, — проговорила девушка тихим голосом и, сделав реверанс, направилась на свое место. — Я пыталась, бабушка. Но Сема есть Сема.
Та махнула рукой и вновь пропала в своем кубке.
Мне же юная баронесса Зорина показалась смутно знакомой… И где я видел это лицо?..
Вскоре горничные принялись разносить десерт — и это был белый торт. Увидев это чудо кондитерской мысли, все издали измученный стон, ибо и так уже держались за переполненные животы, сонно хлопая глазами. Единственный, кто воодушевился видом кушанья, был Рэд. Вскочив на стол, зверек вразвалочку пошел прямо к цели. За ним тянулась ниточка слюны.
— Бомбоской!
К счастью, я успел раньше. Подхватив обжору на лету, усадил обратно на стульчик и отрезал кусочек побольше.
— Съешь этот, и все. А то такими темпами ты лопнешь.
Тот только фыркнул и ткнулся мордой в крем. Кусок он сожрал в один присест. Остальные же были менее скорыми на пожрать.
Баронесса же была непреклонна:
— Нет, без чистых тарелок я вас не выпущу, молодые люди! Попробуйте, это очень вкусно!
Они с понурым видом взялись за вилки. Я же не спешил уничтожать свою порцию. Давно хотел задать баронессе один вопрос, но Державина меня опередила:
— А вы почему не едите, Амалия Тимофеевна?
— В моем возрасти хватает и завтрака с легким полдником, — махнула она рукой и снова наполнила свой бокал. — Это вам, молодым, жизненно важно хорошо питаться… Господи, где Сема⁈ Сема! Иди есть торт! Тебе оставили самый большой кусочек!
Увы, ответа не было. Баронесса сделала знак горничной и та, поклонившись, кинулась к выходу.
— Вот она, молодежь, — проговорила Амалия Тимофеевна. — Совсем от рук отбилась… Не то, что в прежние времена, когда даже электричества не было…
— Может, вы излишне строги с ним? — спросила Державина. — Все же не каждый может выдержать такой темп жизни?
— Да, не каждый. Но что делать? Все эти богатства, — и баронесса обвела комнату рукой, — добыты потом и кровью моего отца, а до него деда, а до этого и его деда… Ради чего? Ради того, чтобы Сема просто прожрал это в столице? О, нет!
И ее глаза сурово заблестели. Смотрела она на Агату.
— Мой отец всегда говорил мне: Амалия, ты живешь в лучшее время из всех возможных. Пусть угроза Изнанки растет, а друзей к Королевства меньше с каждым днем, но вместе с магией мы получили право на такую жизнь, о которой наши предки и не могли мечтать. Неужели мы имеем право просто так отпустить пояса? Неужели расслабимся,
