Отдел дознания. - Роман Феликсович Путилов
Я еще много, что готов был сказать опешившему старшему следователю, но она, пробормотав что-то вроде «тварь», подписала мой запрос и, как ядовитую змею, бросила документ в мою сторону.
- Данке шон! – почему-то, по-немецки, поблагодарил я тетю, шаркнул ножкой по полу и поспешил на выход – надо было спешить, если я хотел увидится сегодня с гражданином Поповым, а то в этом СИЗО, как в детском саду, то карантин, то обед, то сон час.
Локация – СИЗО №1 Города, остановка «Гуманитарная».
В мрачном зале для допросов, куда меня определили девочки из «регистратуры», стояли четыре стола, но занят был только один – дама, очевидно адвокат, и ее клиент, тревожно оглянулись на скрипнувшую входную дверь, после чего склонились голова к голове, перейдя на тихий –тихий шепот.
Я сел за противоположный от «соседей» стол, достал газету бесплатных коммерческих объявлений и погрузился в криминальную сводку, печатаемую на последней странице – журналисты, зачастую, писали о громких преступлениях интереснее, чем докладывали на утренних селекторах руководители районных отделов.
Попова привели минут через десять, парень окинул меня наглым взглядом, плюхнулся на стул, вытянул ноги.
- Курить есть?
- Не заслужил еще. – я равнодушно смотрел на мочку уха жулика, не встречаясь взглядом с его глазами.
- Ты кто есть такой?
- Отдел дознания. Пришел к тебе за явками по погребам, которые ты вскрывал этой зимой и весной.
- Не знаю ничего ни про какие погреба, нет за мной такого. Я встал на путь раскаянья и про свое дело все честно рассказал товарищу следователю. А больше за мной ничего нет.
- Смешная шутка, в камере, наверное, каждый вечер над ней смеются. Ну нет, так нет. Мать-то у тебя чем занимается?
- При чем тут мать? – насторожился жулик.
- Ну как - при чем? Сейчас поеду к ней, выгребу у нее всю консервацию с тех погребов, что ты ей натащил… Она же ворованными соленьями почти каждый день у кинотеатра «Виктория» торгует? Так вот, выгребу все, что еще не продано, и задержу ее на трое суток по сто двадцать второй статье, а потом сюда оформлю…
- Не имеешь права, она инвалид… И торгует она своими овощами.
- С третьей группой инвалидности, что ли? Не смеши меня, определят сюда за милую душу. Вы же с матерью в Томской области прописаны? Вот для этого и закроют, что бы мама от следствия домой не сбежала. Тебе же твой следователь объяснял, что, если бы была у тебя местная прописка, возможно, тебя бы никто не арестовал, жил бы под подпиской о явке, а так… А чем твоя уважаемая мама хуже? Тоже не местная, живет в чужой квартире…
- Мы у тетки живем…
- То, что вы живете у родственницы и ждете, когда она помрет и вам квартиру оставит никакой роди не играет. Прописки у вас в Городе нет, денег, за вами в соседнюю область, гоняться, если вы сбежите, у государства тоже нет, поэтому сядет твоя мама…
- Что ты от меня хочешь, а, мент?
- Во-первых, чтобы ты сел нормально, а не вываливал мне тут свои муди на обозрение…
Коля подтянул ноги и сел, как примерный ученик младшего класса, а я поздравил себя с маленькой, но важной победой – жулик оказался совсем не кремнем.
- Во-вторых, чтобы ты рассказал про погреба, тем более, от того, что ты про них явки напишешь, тебе не холодно, не жарко. Срок тебе они не прибавят, он гасится более тяжкой твоей статьей – тяжкое телесное, суммы ущерба, что тебе насчитают, через год будут, как месячная зарплата, так что ты кобенишься понапрасну…
- Не хорошо, как-то, гражданин начальник, меня матерью шантажировать…- с кривой улыбочкой пробормотал Коля.
- Ты меня не совести. Твоя маманя месяцами спокойно чужим добром торговала, а там тоже потерпевшие не миллионеры, бабки в основном, да инвалиды. У кого деньги есть, они в магазинах все покупают, а не на своих участках всю весну и лето горбатятся. Так что, твоя мама – твоя забота. Не хочешь с ней здесь перекрикиваться, когда я ее в женский корпус СИЗО оформлю – прекращай ломаться и
