Черные ножи 2 (СИ) - Шенгальц Игорь Александрович
На правом плече у него лежала труба фаустпатрона. Капитан целился не спеша, казалось, ничуть не волнуясь тому факту, что прямо на него не летит грозный танк, только что уничтоживший половину деревни.
У меня до невозможности обострились все органы осязания. Так бывает иногда в минуту смертельной опасности, организм черпает силы, понимая, что если их не будет, то придет смерть.
Я успел разглядеть лицо капитана.
Да сколько же можно? Ведь я уже убивал тебя, целых два раза, но, по какой-то непостижимой случайности, ты все еще жив. Белобрысый фриц с косым шрамом через половину лица.
Сейчас я раздавлю тебя гусеницами, размажу по земле, раскатаю в мясной рулет!
Капитан выстрелил.
Граната полетела вперед, и я, как в слоу-моушн, видел дымный хвост, который она оставляла следом, и смерть, несущуюся прямо мне в лицо.
Все, что я успел сделать, это дернуть за рычаги боковых фрикционов и в последнюю секунду чуть отвернуть танк направо.
Граната пробила броню, и тут же рванула боеукладка «Уральца».
За миг до этого я сиганул ласточкой в люк мехвода, прямо с места, хотя думал, что подобный трюк невозможен в принципе.
Взрывная волна отбросила меня вперед, прямиком в кусты, которые слегка смягчили удар, но оцарапали мне и лицо, и руки.
И все же я еще был жив.
А «Уральца» больше не существовало. Танк горел так яростно, что останься я внутри, зажарился бы за мгновения.
Я попытался было привстать, но ничего не получалось. Силы внезапно оставили меня.
И все же я попытался вновь.
Оперся на предплечья, встал на четвереньки, уперся кулаками в землю, сумел встать на одно колено… еще чуть-чуть и справлюсь, успею, спасусь… я должен!
И тут передо мной оказался белобрысый. Уже без фаустпатрона, с обычным пистолетом в правой руке, он стремительно приблизился, чуть сместился в сторону и коротко ударил меня рукоятью прямо в висок.
Это было последнее, что я успел осознать, прежде чем спасительная бесконечность не приняла меня в свои объятия.
Глава 21
Интерлюдия 2
Уве Рихтер, он же Генрих фон Метерлинк выжил в тот день, но как он это сделал — и сам не смог бы после описать. Невероятное везение, воля богов, не иначе! Когда этот русский выпалил в него прямой наводкой из «Королевского тигра», то взрывной волной его отбросило метров на десять назад, а осколками посекло с головы до пят.
Окровавленного, похожего на кусок свежеосвежеванного мяса, его доставили в полевой госпиталь без малейшей надежды на то, что этот человек доживет до утра.
Хирург, вынимая из его тела один осколок за другим и скидывая их в чашку, сказал ассистирующей медсестре:
— Удивительно, как усердно его организм цепляется за жизнь! Такая способность свойственна, скорее, микроорганизмам, вирусам, но никак не людям… это настоящий уникум, и в другое время я рекомендовал бы изучить его в лабораториях боннского университета иммунологии и микробиологии. Но сейчас это абсолютно невозможно! Чертова война, когда же она кончится!..
Сестра, привыкшая к антимилитаристской позиции хирурга, но вовсе ее не разделявшая, промолчала, а про себя подумала, что пора писать очередной рапорт в соответствующие органы, в который в обязательном порядке следуют включить и эту историю.
Генрих провалялся неделю в лазарете, потом был переведен в тыл, но поправлялся какими-то немыслимыми для обычного человека темпами, и тут же вновь подал рапорт об отправке на фронт.
Великий Рейх нуждался в солдатах, и рапорт, после прохождения комиссии, был удовлетворен. Генриха вернули в расположение с повышением в чине. Теперь он стал капитаном, но это его волновало мало.
Все, о чем он мечтал — найти того русского и отомстить ему. Он чувствовал, что их судьбы немыслимым образом переплелись, и что это, казалось бы, невыполнимое желание, обязательно сбудется. Нужно просто быть на передовой, там, где вероятность встречи сведется к максимуму.
Учитывая недавнее ранение новоиспеченного капитана, его отправили руководить технической базой в какой-то дыре, где восстанавливали всевозможную технику, доводя до рабочего состояния. Ресурсы требовалось беречь, и все, что могло быть починено, должно было быть отремонтировано.
Но, конечно, Генрих не ограничился подобными мелочами, а быстро развил обширную деятельность в округе, поставляя великой родине бесплатную рабочую силу в виде дееспособных женщин и детей, живущих на оккупированных территориях.
Он вновь сошелся с полицаем Мартыном Шпынько, который не просто уцелел, а сумел увеличить численность своей группы, и теперь наводил страх в захваченных деревнях и поселках, отличаясь абсолютной безжалостностью и жестокостью. Его боялись даже многие немцы, и при случае, не против были бы ликвидировать. Он внушал неосознанный ужас, как змея, при виде которой первый инстинкт — раздавить! Но пока Шпынько был нужен Рейху, поэтому он жил.
Немецкие войска методично отступали, и это очень не нравилось фон Метерлинку. Мысленно он давно уже ездил на танке по Красной Площади, да развешивал у себя дома коллекцию картин из «Русского музея». Но жизнь вносила свои коррективы, и Генрих страдал от бессилия что-то изменить. Он прекрасно помнил, во что выродилась немецкая нация всего за какие-то восемьдесят лет, и хотел иного… но как этого достичь? «Королевского Тигра», выпущенного на полгода раньше срока, было мало. Кстати, они так и не пошли в массовую серию. Выпустили два десятка машин и на этом остановились. В прошлой истории вышло около полутысячи танков, используемых в качестве машин для атаки в лоб. Сейчас же руководство концернов пересмотрело свои взгляды и решило сосредоточиться на более массовом производстве «Пантер», которые сочли наиболее эффективными для всех возможных боевых целей и задач, и ускоренной разработке и вводе в эксплуатацию «Пантер II», которые на данный момент были представлены лишь в виде единственного прототипа. Но комиссия неожиданно быстро приняла ряд решений о стандартизации оборудования, и производство «Пантер II» началось.
Генрих, который не переставал отправлять свои заметки всем ключевым немецким конструкторам, включая доктора Адерса и Фердинанда Порше, был уверен, что в этом есть и его заслуга. Возможно, даже основополагающая. Он достаточно разумно раз за разом излагал свои измышления на тему применения тяжелых танков на полях войны, доказывая, что лучше сосредоточиться на улучшениях средних танках. А «Пантеру» он считал лучшим танком во всем мире. Вторая же «Пантера» должна была превзойти первую по многим категориям.
Одними инженерными мыслями Генрих не ограничился, посылая в генштабы всех фронтов свои заметки и воспоминания, где подробно описывал, как именно произойдет то или иное сражение, чем закончится, и чем могло бы закончиться, если бы действовали чуть иначе.
Разумеется, он не был уверен, что эти мысли хоть кто-то принимал всерьез. Скорее всего, письма были сочтены бредом сумасшедшего, вот только выйти на отправителя тайные службы никак не могли, иначе сидел бы Генрих либо в сумасшедшем доме, либо в застенках Абвера в ведомстве адмирала Канариса, а то и в самом Гестапо, которым с сентября 1939 года бессменно руководил Генрих Мюллер.
Такое развитие событий Метерлинка не устраивало, он желал свободы действий, и здесь, на передовой фронта, он ее имел. Конечно, в ограниченных пределах, но все же лучше, чем стать подопытной крысой в одной из служб. С другой стороны, прими руководство Германии его всерьез, и Генрих взлетел бы в иерархии вверх, как стрела, выпущенная из лука… но при этом каждое ведомство постаралось бы заполучить его в свое личное пользование, и в итоге, его было бы проще уничтожить, чем делить на части.
Не будучи дураком, фон Метерлинк это понимал, поэтому всеми силами старался сохранить собственное инкогнито, но чувствовал, что рано или поздно его все же разоблачат, и тогда для него начнется иная жизнь. Пока же этого не произошло, он со всем прилежанием зачищал подвластные ему территории от ненавистных Советов и им сочувствующих. Если бы Метерлинк мог выбирать, то отдал бы предпочтение «Ваффен-СС» и лично присягнул бы Гимлеру, которого безмерно уважал.
