Град обреченный (СИ) - Романов Герман Иванович
Ему самому нужно было серьезно угрозы принять, ведь бояр, что сторону Москвы держали, на вечевом суде побили до смерти. Богаты новгородцы, злата-серебра у них много — снарядили войско огромное, вооружили и обучили. И не одни они — с ними в сговоре Михайло Тверской, змея подколодная — людишек своих исполчил, а те все с бесовским оружием, которое сами изловчились делать. И напали, когда обозы по тверской земле шли, и худо, что порох и пушечный наряд захватили. А мастера все изменили, сейчас Михайле уже служат, а фрязин Аристотель Фиораванти главный тать — вместе с сыном решил служить Андрейке Кашинскому.
Ведь он на него надеялся — обещал старик понтонный мост через Волхов навести. Потому войско не смогло переправиться, а Васька Ижорский всю рать левого крыла на Шелони истребил, где победу шесть лет назад одержали. А в том ему помог князь Данька Холмский, которого он сам на службу московскую принял десять лет тому назад, по доброте своей пригрел змеюку на своей груди. А ведь предупреждали верные бояре, что хитер и коварен князь, три года тому назад с ливонцами мир заключил, который не зря с подковыркой «Даниловым» назвали.
Огневался он тогда на князя, опалу наложил, но простил на свою беду. Прибежали два беглеца из рати побитой — твердили, что вора Даньку видели с Васькой Ижорским, улыбались и торжествовали, собаки худые. И якобы тверичи, что у него были, измену и учинили, к новгородцам перебежали. А потом и другие пожаловали, пусть сами не видели, но слышали. Да и сами новгородцы ликовали — в граде все знали, что тверичи выступили с ними заодно, и Холмские князья рати ведут.
Вот и вспылил сегодня Иван — слухи об измене подтвердились, теперь наказать изменников нужно прилюдно. Приказал схватить старшего сына Даньки Холмского, Семена по прозвищу «Мынинда» и на кол посадить. А всех тверских бояр перебить — не дожидаться ведь, когда змея ужалит. А рубят их сейчас кашинцы, верность свою показывая. И в Москву гонца отправил с приказом и повелением к супруге своей — имать семьи всех воров тверских, железо надеть и пытать всячески. А потом в порубах голодом уморить за измену мужей и братьев с отцами.
Никому нельзя пощады давать, всем урок кровавый дать надобно, чтобы видели, как он карает врагов и милостив с покорившимися!
— Новгородцев пойманных тащите, что поймали на вылазке — и всех на колья к вечеру рассадите! Только языки урежьте за их злословья! Пусть изменники в граде на их мучения посмотрят, может, и будут челом мне бить как в прошлый раз! Тогда народ и помилую, а бояр казним прилюдно, они веру православную предали, и католикам продались, изменники!
Иван гневался, и с неприкрытой радостью рассматривал зарубленных тверских бояр и детей боярских, что к нему на службу по весне перешли, и он их принял, поместьями наделил, и шурину повелел вотчины их не трогать. Но зря — те коварством своим хотели ему в доверие влезть. Недаром многие его проклинать стали, когда их рубить принялись.
Ничего — поделом ворам и мука!
Иван Васильевич посмотрел на стены «Окольного города», усыпанные новгородцами — жители смотрели на казни, полторы версты всего лишь, но разглядеть трудно. Но понять, что тут происходит, можно. И не зря такое зрелище устроили — верный холоп из града сбежал, поведал, что изменники решили не очередную ночную вылазку сделать, а всей ратью в поле выйти — насмерть биться похотели.
Вот этого все москвичи жаждали — оголодали люди и лошади, ропот слушался. Воеводы уговаривали снять осаду и уходить подобру-поздорову, а летом на Тверь обрушится всеми силами. Он и сам к этому решению склонялся, но раз битва неизбежна, тем для него лучше. Побить завтра новгородцев надобно, чтобы страхом должным прониклись. А затем очередь тверичей настанет — за подлости их и коварство наказание последует!
И громко распорядился, посмотрев на воевод:
— Всем к рати готовиться — кормить до отвала воев. А там в самом Новгороде на постой встанем — отъедимся…
Торжество победивших в покоренном Новгороде.
Глава 41
— Кто против бога и Новгорода!
С грозным кличем выстраивалось огромное новгородское войско — все семь ворот города с Торговой стороны были настежь открыты, из них колоннами выходили копейщики, выстраиваясь на поле «брусками», смыкая фланги. Так, наверное, но более споро и умело, выстраивалась знаменитая фаланга Александра Македонского. Но и это зрелище двенадцати тысяч ратников и ополчения впечатляло — их одних было никак не меньше московитов. В строй поставили всех — первые шеренги составили более-менее обученные воины, сражавшиеся при Шелони, три последних обычные новгородцы, ополчение из всех окраин огромной «республики».
Но то в центре, а вот левый фланг пестрел тверскими и псковскими стягами, там выстраивались ратники Михаила Борисовича, прибывший двухтысячный отряд при десятке малых пушек, поставленных на легкие лафеты. Вместе с великокняжеской дружиной стоял «Владычный полк» — все эти семь сотен конных латников должны были нанести мощный удар в самый решающий момент сражения.
Копейщики по большей части новгородцы, с небольшим числом тверичей и с псковским тысячным отрядом, действительно прибывшим на помощь — но не к ним, а к Ивану Московскому. Однако смекалистые псковичи, узнав как на самом деле обстоит дело, и что произошло на «второй» Шелони, оценив возможные перспективы (вернее отсутствие оных) несогласия, перешли на сторону победителей. Копейщиков подкрепляли своей огневой мощью четыре сотни тверских стрельцов — для ускорения марша их посадили на коней и сани — так что под стены Новгорода прибыли вовремя.
— Андрей Владимирович, а почто князь Ижорский наискось свой стрелецкий полк там построил, а не в линию со всеми.
— Для «косой атаки», Михаил Борисович, на фланг противника навалиться всеми силами, начисто смести его. Против огня семи сотен мушкетов и десятка единорогов поместная конница не выстоит. Тут все московитское войско начисто истребить надобно — я имею в виду тех, кто будет собственно из Москвы. Если это не сделать сейчас — у тебя в будущем проблем много будет, как у Петра со стрел… Не обращай внимание — сие оговорка пустяшная. Но тут нам победа нужна бескомпромиссная, и полная — так все увидят и усвоят страшный урок, дабы потом к другим не прибегать.
Воеводин сохранял полное хладнокровие, хотя невиданное прежде зрелище огромного конного войска пугало. Но то на первый взгляд — просто всадники больше места занимают. А так союзников гораздо больше, примерно вдвое — в поле вышли все, кто мог и умел сражаться — тысяч двадцать пять по общему счету, против двенадцати, что были у великого князя Ивана Васильевича. Последний тут допустил страшную ошибку — ему нужно было немедленно уходить от стен Новгорода после «второй» Шелонской битвы, а он остался на месте, ожидая пушечный наряд с порохом. Не дождался — захватили тверичи. Потом псковичей поджидал — те изменили, перешли на сторону победителей — им самим московитские порядки не нравились, но велика была обида на новгородцев. Теперь при посредничестве Твери удалось склонить двух «братцев» к компромиссу — псковскому «черному люду» по сердцу пришлись новые новгородские порядки. Только на берегах Великой без «битья» сторонников Москвы обошлись, решили не накалять междоусобицу. Но это перелом — теперь вся северо-западная Русь объединилась против московских порядков, насильно внедряемых.
— Ивану уходить некуда, поздно — на всех путях отхода засеки наши поставлены. Каждую придется с боя брать. Тут на них придется войско бросит, а мы в спину ударим. Только такой выбор — иначе всем не уйти, а на это великий князь на такое не пойдет. И мира по воле нашей категорически не хочет, иначе бы наших послов не обесчестил. Но так сам выбора не оставил — ни нам, ни себе, только насмерть биться!
Андрей Владимирович протянул бинокль Михаилу, и надолго задумался. Именно он сделал все возможное, чтобы Иван остался у Новгорода, пустив в ход интриги, злословие и клевету. Иван Московский, и так от природы очень недоверчивый, так как с юности видел, как обошлись с отцом его двоюродные братья, ослепив. Потому легко поверил в «измену» перешедших к нему на службу тверичей с князем Даниилом Холмским, и сразу же расправился с мнимыми предателями.
