Ирландские танцы - Евгений Васильевич Шалашов
— А нет возможности замять это дело? — поинтересовался я. — Как я понимаю, второй раненый скончался? Надеюсь, ко мне никаких претензий нет?
Догадаться не сложно. Иначе, с чего бы инспектор поехал вечером, а то и ночью в госпиталь? Поговорить со своей агентурой он мог бы и днем. А вот отреагировать на смерть одного из фигурантов дела он должен. Хотя, тоже мог бы повременить. Но судя по всему, мой инспектор, человек обстоятельный.
— Именно так, — кивнул инспектор, пропустив мимо ушей мой вопрос о причастности к смерти раненого. — Тяжелораненый умер, а довести дело до логического конца перспектив нет. Но дело можно замять, если и ваш водитель сделает официальное заявление — дескать, у него нет никаких претензий. А он сказал, что все заявления только после консультации с начальником.
— И что мне необходимо сделать?
— Заехать в полицейский участок, зарегистрировать ваше заявление, вот и все. А в госпитале у водителя мы сами возьмем отказ.
Ехать не хочется, но придется. А с Тоголуковым все равно еще придется работать. Ну, не верю, что причиной стало мое награждение орденом. Но работать лучше с живым, а не с мертвым.
[1] ГГ не совсем прав. Среди профессоров Коллежа имеются выдающиеся ученые в различных областях.
[2] Есть подозрение, что желание поучиться в Сорбонне на курсе основателей «школы анналов», а уж тем более посещать лекции по старофранцузской литературе — желание не ГГ книги, а автора. Впрочем, автор тоже сомневается, что он бы сейчас пошел куда-то учиться.
Глава 24
Мечты и реальность
В нашем торговом представительстве имелось два телефона. В том смысле, что аппаратов-то было больше, а номеров всего два. Один — мой личный, хотя и спаренный с секретариатом, а еще один общий. Была как-то мысль, что для торгпредства стоит установить дополнительные номера. Париж, это не Москва, а уж тем более не Череповец. Здесь тебе установят добавочный номер, стоит лишь сделать заказ. Но я переносил это дело на потом, тем более, что не так и часто нам звонили, да и мы сами не баловали парижских абонентов звонками, предпочитая личные встречи. А вот сегодня я пожалел, что у нас всего только два номера, а не четыре.
Сегодня нам оборвали оба номера. Звонили самые разные люди —мелкие коммерсанты, предлагавшие установить взаимовыгодную торговлю, крупные дельцы, пытавшиеся узнать — как скоро советское правительство разрешит создавать концессии, держатели ценных бумаг уже не существующих франко-российских акционерных обществ, дольщики каких-то банков, имевшие вклады в России, пара владельцев облигаций государственных займов. Был даже звонок от какого-то путешественника, интересовавшего визами в Советскую Россию.
Забавно, но за год существования нашего торгового представительства такого ажиотажа не было. Теперь вот, словно прорвало. А ведь официальной публикации об установлении дипломатических отношений между странами пока нет.
Усадив на оба телефона всех имевшихся у меня пишбарышень, приказав меняться каждые два часа, чтобы не ошизели от нахлынувших клиентов и просителей, наказал девушкам вежливо всех выслушивать, далеко звонивших не посылать, фиксировать все предложения и брать координаты звонивших. Вдруг появится нечто такое, интересное? Меня бы, например, заинтересовало предложение об организации прямых грузовых сообщений между Францией и Россией. Можно хоть из Марселя в Одессу, а хоть бы из Кале в Мурманск (можно и в Архангельск). Само-собой и до Петрограда. И не нужно будет выкручиваться, составляя сложные схемы доставки до Прибалтики, а уже оттуда в Россию. Арендовать склад в той же Риге, сгружать товар, а потом перегружать — та еще головная боль, да еще и лишние деньги.
И готов рассмотреть реальные предложения о концессиях, вроде добычи леса в Архангельской губернии, но при условии, что оборудование будет французским, рабочие нашими, а выручка — шестьдесят на сорок. И, чтобы наладили узкококолейки, чтобы было на чем вывозить древесину, а иначе повырубают все вокруг городов, сажай потом лес. Да, а лесорубов-то тоже потребуется куда-то селить, не в палатках же их. Леспромхозы нужны, работа вахтовым методом.
Черт с ним, буду соглашаться даже на вывоз круглой древесины, а не бруса или досок. В деньгах, конечно, изрядно потеряем, а что делать? Сомневаюсь, что мы сейчас в состоянии сами вывозить лес. Грузовые суда у нас есть, но их мало. Так что, лучше десять копеек сейчас, чем рубль, но, неизвестно когда.А вот если заработаем десять копеек, то накопим на строительство нового корабля (ладно, сначала старый подремонтируем), а потом потихоньку станем сами рубли зарабатывать. У меня-то то преимущество перед остальными, что я твердо знаю — мы способны на многое, но не сразу.
Другое дело, что у меня лично нет таких прав, чтобы одобрить и подписать предложения о концессиях, но рассмотреть-то я всегда готов.
Посол России в Париже сразу же урежет мои полномочия, приняв на себя множество забот и хлопот, а это и хорошо, и плохо. Вроде, лишусь самостоятельности, зато будет начальник, на которого можно спихнуть часть ответственности. Скажем — российских военнопленных из Европы вывозить надо, вот пусть посол и мучается.
А еще, я втайне мечтал, что с появлением полномочного посланника Советской России, меня освободят от должности начальника торгового представительства (хотя, вроде бы, я уже и привык, и втянулся) и разрешат вернуться домой, чтобы заниматься непосредственными обязанностями. Планов, что называется, «громадье», а их без меня никто не осуществит. Нет, в конце концов, все сделают и без меня, опыт со временем наработают, но я-то смогу сэкономить для внешней разведки лет пять, если не десять.
Главное, что нам требуется, так это кадры. Вот, Финляндия нынче свободна, с Польшей со дня на день заключим мир, поэтому нужно торопиться, искать молодых и перспективных людей, снявших военную форму, но еще не определившихся на гражданке. Перешерстить списки бывших царских разведчиков и контрразведчиков, которых еще не успели расстрелять мои коллеги, вытащить из армии военспецов, имеющих не звания военного времени, а приличное училище, где курсантов (то есть, юнкеров) обучали иностранным языкам. Впрочем, бывшие студенты тоже сойдут. Иностранным языкам можно и научится, а вот научными знаниями в зрелом возрасте овладевать сложно. По себе знаю — не силен я в технике, в химии, а вот необходимость в этом имеется. Скажем — есть у меня нынче выходы на французов, занимающихся созданием двигателей, но что толку, если я автомобильный двигатель от самолетного не отличу?
Нужны нам в разведке и инженеры, и ученые. Не все время будем ловить тайных и явных врагов Советской власти, нужно и кое-какие технические новинки воровать. Нет, не воровать, а скажем помягче — заимствовать.
Нужно в самое ближайшее время организовать школу разведчиков, помочь устроить международное турне Московскому художественному театру, создать Академию театрального искусства, куда будут поступать молодые актеры из разных стран.Словом — нужно выстраивать некую систему, чтобы мы не занимались «кавалерийскими наскоками», решая проблемы по мере их поступления, а действовали слаженно, словно единый механизм.
Проблемы лучше предугадывать, поэтому начать нужно с организации информационно-аналитического управления, куда будут стекаться самые разные сведения — от материалов в газетных статьях, до сплетен великосветских салонов.
Да и вообще, что-то я в последнее время начал скучать по России. Когда наезжал в Москву, скучал по Парижу, и по торгпредству, а теперь начал понимать, что пора домой. Конечно, в Париже бытовые условия малость получше, чем в Москве, но это, на самом-то деле, сущая ерунда. Допустим, сортиры тут почище, водопровод работает исправно, такси можно поймать без проблем, а из одного конца Парижа до другого добраться и на метро.
Куда труднее пришлось, когда я из две тысячи двадцатого года «переместился» в одна тысяча девятьсот восемнадцатый. Так ничего, привык. Привык и к холодным сортирам, и к керосиновым лампам и даже к самому жуткому в этой реальности — к опасной бритве!
Но здесь, во Франции, с текучкой уже и без меня справятся, я как сумел, так работу торгпредства и отладил. Есть, правда, еще кое-что, из-за чего я немного переживаю. Нужно научиться не только покупать, но и продавать. Центрсоюз уже телеграфировал, что в Риге перегружается товара на двести тысяч тонн. Шкуры, рога и копыта, сушеные ягоды. Ну, это-то удастся продать. Уже прикидывал, как это
