Мужская работа (СИ) - Казаков Дмитрий Львович

— Залегли, укрылись! — завопила Лиргана, и я с холодком в животе понял — договорилась, сейчас начнется.

Вот и пригодились ямы, которых мы наделали в брианском поселке.

В небесах возник протяжный рев, усилился, перешел в гром, и среди облаков замелькали силуэты штурмовиков. На этот раз их никто не встретил зенитным огнем, и всякая взрывчато-убийственная дрянь полетела к земле беспрепятственно, ухнуло раз, второй, потом все слилось в единую канонаду, начали падать деревья.

Громыхнуло совсем рядом, по шлему моему забарабанили комья земли, что-то тяжелое ударило в бок. Следующий же разрыв отключил мой слух, меня словно изо всех сил ударили в лицо и в поддых одновременно, перед глазами все расплылось, сознание закувыркалось внутри черепа точно сбитая птица.

— …несущий рассвета сверкающий меч, нечистую плоть он обязан отсечь! — услышал я, когда слух и разум вернулись. — Спасающей правды да вспыхнет огонь! Рассеется мерзости прелая вонь!

Йухиро речитативил очередной священный гимн, на фоне бомбардировки тот звучал мрачно и грозно. Летчики продолжали утюжить лес вокруг поселка, но разрывов становилось меньше, одна за другой крылатые стремительные тени уходили на восток, в сторону линкора.

— Да присмотрят за нами надзирающие! — десятник мгновение помолчал. — Вперед! Егор, давай!

Задачи на случай отхода распределили заранее, и я попал в число разведчиков.

Мысленно перекрестившись, я выскочил из своей ямы и понесся вперед, туда, где совсем недавно были густые заросли, а теперь среди рытвин и воронок торчали огрызки пней. Нога поехала по сырому, я чуть не сверзился в одну из ям, удержался только чудом.

Миновал то, что осталось от бриан, едва не разорванного в клочья, потом другого, нашпигованного осколками, но еще живого. Глаза на залитом кровью лице открылись, меня обожгло сочащейся из них ненавистью, но рука врага лишь задрожала, подтянуть к себе оружие он уже не смог.

Ну и я не стал тратить на него пулю, моя задача — разведать путь и доложить.

Метров через двести начались девственные, не тронутые бомбардировкой джунгли. Над головой сомкнулись густые ветки, и тут же в голове родилась тягучая боль, как сироп она потекла от макушки вниз по стенкам черепа — к затылку, к ушам и носу.

Нет, только не сейчас!

Я бежал по лесу, лавируя между глазастых «елочек» и шипастых кустов вроде барбариса, и одновременно я шел по улице в родном городе, и еще я шагал по нашему торговому центру, по третьему этажу, мимо ресторанов к кинотеатру, и еще брел по набережной одного из питерских каналов… И я не понимал, какая из этих реальностей реальна, а какие лишь плод воображения, вымысел.

С бега перешел на шаг, и все равно влетел в густые заросли, получил веткой по забралу. Столкнулся с кем-то в торговом центре, на меня едва не наехал безумный велосипедист из Северной столицы, а богатый дурак влез на тротуар, чтобы запарковать свой джип.

Я остановился, изо всех сил ударил себя по шлему в районе уха, словно мог так поставить на место съехавшие мозги! Отчего переводчик вновь отказал именно сегодня, в самый опасный момент, ведь я не забыл проглотить желтую «витаминку» ни вчера, ни сегодня!

Может быть дело в расслабоне… его я сожрал тройную дозу.

Ничего не соображая, я развернулся и побрел обратно, хотя еще не добрался до нужной точки. Метров через сто увидел мельтешение в зарослях — горбатые из-за рюкзаков серо-зеленые фигуры в бронезащите и шлемах, с автоматами и болтающимися маскировочными сетками.

На лице десятника-игвы, что шагал первым, отразилось изумление, он о чем-то спросил меня, но звуки, вырвавшиеся изо рта у этого сородича Молчуна, имели для меня не больше смысла, чем уханье филина или кваканье лягушки — что-то чужое, царапающее слух, неприятное. Но я сообразил, что от меня ждут ответа, и на всякий случай кивнул, а потом второй раз — для уверенности.

Голова не болела даже, она полыхала, больно было моргать.

Десятник прошел мимо, за ним прошагала Азини, как обычно под кайфом, на пушистой физиономии широкая ухмылка. Лиргана, Йухиро, Равуда, Фул — я помнил все имена, но не смог бы поговорить ни с кем из них, ведь хитроумный прибор, вставленный мне в голову Гегемонией, дал дуба.

— Что с тобой? — спросил очутившийся рядом Макс. — Снова оно? Во же твою мать!

Я кивнул — да, Макс видел тот приступ в казарме, и знает, что у меня за проблема.

— Идти можешь? — он подхватил меня под локоть и буквально потащил за собой. — Дю-Жхе, помогай!

Они вели меня, и я шел, перебирал ногами, и все понемногу возвращалось в норму. Исчезали другие миры, в которых я якобы находился — Питер, улица Ленина у нас в центре, коридоры торгового центра, боль слабела, сжималась, охватывала уже не всю голову, а небольшой ее кусочек.

Я мог дышать, мог слышать, а когда Лиргана отдала новый приказ, я его понял.

Но в тот момент, когда боль ушла совсем, и я понял, что твердо стою на двух ногах, впереди зазвучали очереди. Я поднял голову и увидел, как десятника-игву буквально подняло и отшвырнуло на идущего следом бойца, как разлетелось вдребезги забрало Азини, а она сама рухнула на спину, выгнулась на рюкзаке.

Ну а дальше мое тело отреагировало само, без участия рассудка.

Я рванулся в сторону, уходя с линии огня, автомат в моих руках ожил, выплевывая короткие очереди.

— Обходи их! Обходи! — орала Лиргана так, что слышно было, наверное, в уничтоженном нами поселке.

Судя по плотности огня, бриан перед нами было немного, но их нужно уничтожить очень быстро, пока на стрельбу не сбежались остальные, или пока этих самых остальных не позвали на помощь. О том, какими системами связи пользуются аборигены, и пользуются ли вообще, мы до сих пор не знали.

Черт, если бы не переводчик, если бы я прошел еще двести метров, как должен был, то обнаружил бы эту засаду…

Мысль эта мне не понравилась, но я отодвинул ее в сторону, сосредоточился на обычной работе солдата. Перебежка — залечь, дать очередь, перебежка — залечь, дать очередь, и опять, и снова, чтобы взять врага в клещи, не дать отступить, уничтожить всех до единого.

Ни одного бриан я так и не увидел, но внезапно в лесу наступила тишина.

— Готово! — объявила Лиргана, появляясь из зарослей. — Где этот рыжий дерьмосос? Егор, тащись сюда!

Голос ее вибрировал от злости.

Я вздохнул и поднялся — накосячил, так теперь отвечай, и всем насрать на то, что у тебя проблемы с головой, ведь если ты отказался эвакуироваться домой и пошел в бой, то ты здоров, и точка.

— На твоей совести семь трупов, мудила, — сказала центурион через стиснутые зубы. — И будет еще, если эти лохматые падлы успели навести на нас своих.

Я ежился под ненавидящими взглядами соратников, мне очень хотелось провалиться сквозь землю, вернуться домой, я страшно жалел, что отверг вчера две черные капсулы… лежал бы сейчас в лазарете, кушал полезные лекарства, и не грызло бы душу озверевшее чувство вины!

— У тебя один выход, — продолжила Лиргана. — Искупить героической смертью.

И шагнув вперед, она ударила меня по лицу, голова моя дернулась назад, в основании шеи хрустнуло. На ногах я удержался, но ощутил на губах соленое, а один из зубов верхней челюсти качнулся.

— Центурион, разрешите обратиться? — подал голос Равуда. — Можно я его отделаю? Кровью харкать бууудет и костями срать.

Меня словно из ведра окатили — ведь отделает, и никто его в этот раз не осудит.

С ненавистью и презрением на меня смотрели все, даже Крыска и Пира, даже Дю-Жхе, все, кроме Макса.

— Нет, — отрезала Лиргана. — Еще один раненый нам не нужен. После возвращения. Если он выживет.

Кайтерит широко улыбнулся, и я понял — нет, не выживу.

— А теперь вперед, со всех ног! — приказала центурион. — Отставших расстреливаем.

Соратники проходили мимо, кто не глядел вовсе, кто смотрел так, будто собирался плюнуть.

— Я с тобой, — сказал Макс, оказавшись рядом. — Как сказал Наполеон — своим парням надо помогать, даже когда они накосячили, ха-ха. И мы еще всем им покажем, да.