Эсминцы и коса смерти (СИ) - Ангелов Августин

Потому, тяжелый разговор с отцом можно пока и отложить. Хотя, всех гениальных людей необходимо выпускать и реабилитировать просто немедленно. Только вот, что может сделать корпусной комиссар, пусть и обладающий связями в верхах? Ведь, Александр Евгеньевич хорошо помнил, что на многих документах о репрессиях стояли подписи не только членов Политбюро, Берии, Молотова, Кагановича и Ворошилова, но и самого Сталина. А в 44-м лично Сталин отказал тому же Королеву в реабилитации, хоть и выпустил его из тюрьмы, поняв, что без него за немцами в создании ракет не угнаться. Официальную реабилитацию гениальный конструктор получил только в апреле 57-го, когда его баллистические ракеты уже вовсю готовились покорять космос.

Со всеми этими грустными мыслями Лебедев добрался на катере до Кронштадта. «Яков Свердлов» ждал его на прежнем месте, пришвартованный к пирсу завода. Хотя, прошло совсем немного времени, но что-то в силуэте эсминца уже изменилось. С него демонтировали два торпедных аппарата из трех, оставив пустое место, по-видимому, под зенитное вооружение. Также были сняты два из четырех орудий главного калибра, а оставлены только самые ближние к оконечностям пушки, по одной на носу и на корме.

Еще бросалось в глаза, что Морской завод Главвоенпорта Балтийского моря перешел на трехсменную работу. И, если совсем недавно бурная деятельность к вечеру замирала, то сейчас вокруг эсминца сновали рабочие и крутили своими стрелами на пирсе большие рельсовые краны. «Яков Свердлов» значился первым в утвержденном списке на переоборудование в крейсера ПВО.

Малевский поприветствовал лейтенанта довольно любезно. Командир эсминца даже изобразил на своем угрюмом лице какое-то подобие улыбки, когда читал предписание о создании диверсионной группы. Работы по демонтажу должны были завершиться в течение ближайшего часа. А вот монтировать пока что, было нечего. Потому что зенитное вооружение, которое собирались на эсминец устанавливать, со склада вооружения на завод еще не поступило. Бардак, как всегда, имел место. В двадцать первом веке такое называлось обтекаемо «нестыковками». А здесь, случись война уже завтра, эсминец бы встретил ее без половины вооружения. Как объясняли инженеры завода Малевскому, они демонтировали вооружение заранее для того, чтобы потом не терять времени при монтаже.

Лебедеву снова было позволено занять диван в кают-компании, где он и расположился. На этот раз эсминец выходил не на учебные стрельбы, а, именно, ради отработки разведывательно-диверсионных действий группы корректировки огня. Малевский сообщил, что во время стоянки на корабль для этой цели доставили переносную радиостанцию РБ. И теперь задача Лебедева состояла в том, чтобы эту радиостанцию не только освоить, но и научить ею пользоваться диверсантов-корректировщиков. Естественно, радиостанция находилась в радиорубке. А вахта была как раз того самого старлея Габаряна, который, предположительно, настучал на Лебедева в НКВД. Прямых доказательств, что это именно он автор кляузы, все же, пока не имелось.

Теоретически, послать анонимку мог и любой из экипажа моторки, специально, по каким-то неизвестным мотивам, подставив Лебедева. Только вот, зачем кому-то из них такое могло понадобиться? А за Габаряном просматривался какой-то мотив, хотя, пока, тоже смутно и, лишь, предположительно. Кроме того, что он сделал какую-то пометку в блокноте на комсомольском собрании и не спал в ту ночь, когда Лебедев вернулся на мотроке с первого разведывательного задания, больше пока ничего старлею не предъявить. Так что, надо, конечно, более тщательно разобраться в этой истории. А то, дяде пообещал вывести Габаряна на чистую воду, а сам, поразмыслив еще раз на эту тему, вовсе уже и не был уверен, что автор анонимки именно начальник радиорубки. «Вот и посмотрим на его поведение», — решил Александр и направился через шкафут туда, где за последней трубой эсминца, ближайшей к корме, примостилась радиорубка.

Дверь в нее была задраена изнутри и пришлось громко стучать. Наконец, в проеме показался недовольный старлей. Лебедеву в первый момент показалось, что, увидев его, Габарян очень удивился, зло зыркнул своими черными глазами и что-то пробурчал себе под нос ругательное на армянском, но, быстро справился с собой и, поздоровавшись, пригласил в радиорубку для вручения рации под расписку. На рабочем столе радиста, среди радиодеталей и радиомонтажных инструментов, Саша увидел пачку сигарет «Казбек», а в уголке на полке приметил пустую бутылку из-под водки «Московская особая». Впрочем, мало ли подобной водки и сигарет повсюду?

Габарян с усилием извлек из-под стола довольно большой металлический ящик, выкрашенный в цвет «хаки». Потом еще один. Затем положил сверху толстый кабель питания с массивными круглыми разъемами, телефонную трубку со штекером, радиоключ, большой деревянный пенал с запасными лампами и необходимыми инструментами связиста и длинную, почти двухметровую, антенну с проволочной звездочкой на конце. А сверху накрыл все это объемистым формуляром, в котором описывалось, как таким богатством пользоваться.

— Вот твоя рация. Весь комплект. Расписывайся в журнале и забирай. А то, у меня тут места много занимает, — сказал Габарян.

Да, это был совсем не мобильный телефон. Блок приемопередатчика весил больше десяти килограммов, а ящик с аккумуляторами — еще в полтора раза больше. И вот с этим громоздким радиооборудованием предстояло отправляться на берег в боевой обстановке, да еще и корректировать стрельбу под вражеским огнем. Незавидная задачка. Но надо постараться научиться общению с данным прибором связи, потому что другого никто не даст. Отечественных получше и нету пока, да и эти рации тоже в дефиците. Тут еще повезло, что дали с алюминиевым корпусом, а не со стальным. Та еще тяжелее.

Весь увешанный частями рации, с антенной, зажатой под мышкой, Лебедев направился обратно в кают-компанию. И там поставил свою тяжелую ношу возле дивана. Потом прилег на него и начал изучать формуляр. Диапазон частот рации значился от полутора до шести мегагерц, то есть, рация коротковолновая. Выходная мощность передатчика в половину ватта разочаровывала. Режима работы предусматривалось два — с помощью ключа и телефона. Работать с ключом надо довольно долго учиться, чтобы быстро отстукивать морзянку и понимать ее на звук, еще и сквозь помехи. Так что, остается использовать телефонный режим. С такой мощностью передатчик достанет километров на пять, в лучшем случае. Хотя, в технических характеристиках и написали дальность связи вдвое больше, но там же имелась приписка, что для усиления сигнала надо расставлять огромную, семиметровую антенну-диполь на растяжках. В комплекте с принадлежностями даже выдавались специальные колышки и молоток, чтобы их вбивать в грунт. Только какой диверсант будет это делать? Да такой диполь демаскирует сразу же. Значит, попробуем работать на штыревой антенне. Еще и через каждые полчаса работы рацию рекомендовалось выключать, чтобы остыли лампы. Единственное, что радовало в характеристиках, так это запас питания, якобы, на целых двадцать шесть часов работы. А вот никакого зарядного устройства предусмотрено не было. Когда батарея «сядет», ее нужно будет сдать на узел связи, где обязаны выдать замену. Не слишком удобно, как и почти все в этой рации.

После предварительного ознакомления с аппаратурой связи, предстояло собрать самих диверсантов и познакомить с новинкой уже непосредственно их. Да еще всех обучить основам радиодела. Потому что каждый диверсант должен уметь пользоваться рацией. А потом опробовать, надо бы, этот странный аппарат в работе. Диверсантами, конечно же, были зачислены все те же: старшина Павел Березин, мичман Вадим Полежаев и матрос-моторист Дмитрий Степанов. Тем более, что ночью они все свободны от несения вахты. А сейчас как раз вахту несут. Значит, надо пойти их проведать. Александр нашел каждого из них на своем месте. Березина и Степанова в машинной команде, для чего пришлось спускаться в машинное отделение и снять предварительно китель, чтобы не испачкать его машинным маслом. Впрочем, кителем он накрыл рацию от любопытных взглядов случайных посетителей кают-компании. Время приема пищи уже прошло, но свободные от вахты моряки в кают-компанию все равно постоянно заходили.