Алексей Федосов - Записки грибника #2
Есть у меня одно нехорошее предчувствие, седалищный нерв свербеть начинает, а так бывает только в преддверии большой, тяжелой и довольно грязной работы. Гадом буду, дорогой дедуля придет и скажет — что теперь все добро, нажитое непосильным трудом, для оберега от татей, надобно перетаскать на остров.
— Дядька Федор, — Дарья дернула за рукав, отвлекая от раздумий, — Тятя вчерась маманьке молвил — Воевода пришел, чтоб шишей разогнать. Это правда?
— Кривда, — И улыбнулся — А что сильно докучают?
— Да, нет, — Девчушка дернула плечиком, поправила выбившиеся из под платка волосы, — тятька мой их не любит. Он и еще дядька и евонные братья, весной в соседние городище пошли. Так шиши словно тати какие, обобрали их, тяте по шее надавали, а Горластому, так, вообще карачун пришел, побили его сильно. Две седмицы пролежал в лежку на лавке не вставая и помер вконец. К нам они сюда не ходют, зимой одни пришли толпой да их… — Дарья вдруг замолчала, бросила на меня какой-то испуганный взгляд и быстренько сменила тему.
— Ну, где они тама…, - Она закрутила головой, усиленно высматривая ожидаемых носильщиков.
— А что везли то?
— Рядно в городище, что мамка с тетками за зиму наткали. — Дарья глянула на меня и снова отвернулась.
— А много?
— Не, не очень, тятька думал на жито сменять… — Она вздохнула, рукавом мазанула по сопливой сопатке, подбирая мокроту под носом, — Тятя Федору Матвеичу пожалился… Да куда там… Пока с поля вернулся, пока коня седлал, татей и след простыл.
— Погодь, ты же сказала — что шиши напали…
— Ну да, токмо и смогли на версту от деревни отъехать, как из кустов полезли злыдни. Дядьку Горластого, он с первыми телегой шел, по голове кистенем шарахнули. Лошадку под уздцы и с дороги поворотили, а остальные на мужиков бросились. С дрыном супротив рожна… Побили наших, крепко побили…
И закончила свое повествование с горьким вздохом, — Фроську жалко.
— А это кто?
— Да лошадка, что тати свели, — И шмыгнула носом.
— А зимой что случилось? — Ленивым голосом спросил у Дарьи, словно меня это не интересовало, еще и отвернулся в сторону, чтоб не смущать пристальным взглядом.
— Да и не было ни чего, ляпнула, не подумавши — с досадой в голосе ответила дара
— Не было так и не было. — Согласился с ответом. Да и расспрашивать стало некогда, в кустах послышался треск и с шумом и матюгами на полянку выбрались первые носильщики.
Работа закипела.
До стены рогоза гать выстлали за десять минут, да там и так пройти можно но ребята посоветовали — сейчас уложить, опосля снять, чтоб след скрыть.
Так по мне стадо слонов в три десятка голов вытопчет все на хрен. Ладно им видней.
После укладки первой части, вместе Дашкой прошли по настилу до зарослей камыша, метров двадцать и за ним начиналась самая настоящая болотина, с кочками, окнами стоялой, коричневой воды и редкими кустами чахлого ивняка. На ровной как стол поверхности я лично не углядел никаких признаков, что могли бы указать на заветный остров.
— И где наша земля обетованная? — Спросил у малолетнего Сусанина, осматривая окрестности.
— А вон тама. — Грязный палец с траурной рамкой вокруг ногтя указал, приблизительно на одиннадцать часов.
Всмотрелся, даже попробовал привстать, насколько это возможно стоя на зыбкой почве, вытягивая шею. Ничего, все тот же унылый пейзаж.
— Не врешь? По-моему нет там ни хрена.
— Яго не видно с берега, надобно на дерево лезть.
— Мне еще по деревьям лазить не хватало, — проворчал вполголоса, — Ладно, веди, показывай дорогу.
Через час, когда мы вернулись обратно, мокрый и грязный с ног до головы, промахнулся мимо кочки и рухнул ничком в яму, заполненную болотной жижей, смело мог подтвердить, с берега остров не видно.
Разношерстый кустарник, растущий причудливо разбросанными группами, уже через полсотни метров совершенно скрыл береговую линию и только по верхушкам берез и сосен можно догадаться в какую сторону надобно идти, чтоб выбраться, из этого чертова места.
Идеальное убежище если бы не проводник, я бы не в жизнь не догадался бы о том, что буквально в сотне метров может кто-то прятаться. Небольшой, буквально сто на тридцать метров островок, находился в самой гуще растительного лабиринта. Не зная направления можно было выйти на настоящую топь и оттуда возврата, уже не было. Кроме вездесущего ивняка здесь ничего не росло, местные давно уже по вырубали все деревья, площадка довольно сухая и что меня порадовало больше всего, так это наличие двух десятков березовых и сосновых стволов, заботливо сложенных на полянке и укрытых корьем. Десяток полуразвалившихся шалашей, мусорная яма, кострище, выложенное явно принесенными, с большой земли, камнями и прочие мелкие следы пребывания тут людей подтвердили мысль о том, что местные прятались здесь от не прошеных гостей.
Хорошее место, но для всего отряда явно маловато будет, схрон, тайную базу, еще куда ни шло, а вот для все нашей банды, мало, а ежели нужда припрет (тьфу, тьфу, тьфу!) добавятся местные, стоя спать придется.
Когда взад вертались, с завистью смотрел на эту козу, прыгающую с кочки на кочки. Из прошлой жизни вспомнился анекдот.
— Папа иди сюда, здесь по горлышко.
— Ну, ты сравнила… Где твое горлышко, а где мое.
В пигалице, на первый взгляд, дай бог полтора пуда будет. Она по болоту аки посуху идет, а я по колено проваливаюсь с моими восьмью десятками килограммов.
На сушу выбрался злой как черт, обматерил всех кто попался под руку, раздал ценные указания и ушел переодеваться в сухую одежку. Простуды мне для полного комплекта не хватает.
За этим добропорядочным делом меня застал гонец, доходяга с конного десятка.
— Федор, тебя сотник зовет, — завопил он с порога, — молвил, чтоб ты поспешал неме…
Запулил в него сапогом, жаль промахнулся, снаряд в печатался в притолоку, рядом с его головой. — Срань ты не умытая, тебя что, стучаться не учили?
Надо ж было этой нечисти именно сейчас припереться, токмо исподнее скинул, а он тут как тут, под дверью стоял что ли, извращенец.
Курьера словно ветром сдуло, видимо не попутным, выскакивая в сени, он что-то там зацепил, судя по грохоту.
Прислушался. Вроде тихо. Не спеша натянул кальсоны и, поддерживая их рукой, выглянул за дверь. Никого нет, только какая-то утварь деревенская разбросана по мосткам, посыльного и след простыл.
* * *— Феденька, — Не люблю, когда Силантий так говорит, слащаво-приторно и смотрит, эдаким
добрым дедушкой, так и хочется закрыть глаза и почувствовать, как мозолистая рука скользит по голове, приглаживая не покорные вихры. Главный российский театрал еще скажет свое бессмертное — Не верю.
У меня уже выработался стойкий иммунитет на такое обращение, ибо гадом буду — старая сволочь придумала какую ни-будь пакость в духе господина сотника — круглое носить, квадратное катать.
Что было проделано неоднократно за прошедшее время. Ну, скажите, зачем пересчитывать припас на пятый день похода? И зачем проверять телеги кои еще даже не распечатывали со дня выхода.
При таком обращении, взбрыкивать начинаю, огрызаться, а ему, с моей колокольни так видится, подобное нравиться. Как в поход двинулись, ни дня не прошло, чтоб этот черт однорукий не доставал меня. Как его стрельцы терпят?
— Феденька, а скажи-ка мне мил человек — гать готова?
— Когда уходил, там оставалось десяток саженей застелить.
— А почто ушел, ежели такая малость осталась?
— Промок и замерз…
— Другие значится, могут в болоте вошкаться, а Феденька у нас замерз значиться… — Пальцы на руке сжались в кулак и Силантий опершись на костяшки начал вставать с лавки.
Ну все, пора отключать слух и начинать размышлять о чем ни будь своем, девичьем, Господин воевода выходит на тропу войну, это как минимум на пол часа. Спорить бесполезно, один раз попробовал, опилки сыпались в два раза дольше и были гораздо крупнее…
На всякий случай сделал морду тупого солдафона и, поедая начальство глазами, ушел в себя. Изредка выныривая, чтоб не потерять нить рассуждения босса, а то можно невпопад кивнуть не там где надо и получить звездюлей, мешок и маленькую тележку.
Мысли лениво бродили, перекладывали сухие портянки и развешивали портки на просушку, левый сапог надо было отдать ребятам, пусть подошву перешьют, а на правом набойку где-то потерял, надобно исправить. Да и вообще за прошедшее время пообносился, давеча вон на локте клок выдрал.
Поднял голову и вставил свои две копейки маленький червячок сомнений, глодавший мозг в дни, когда было время задуматься — А что я говорил? Зачем тебе это все? Дым тлеющего костра, разъедающий глаза… Спать на лапнике, постеленном на мокрую после дождя землю, укрывшись от мороси куском кожи, и свернувшись клубочком, иначе, либо ноги, либо голова промокнут. Ходить по нужде с ружьем, оглядываться по сторонам и прислушиваться. Не дай бог, зверье, какое выскочит… Двуногое…
