Возвращение в Петроград (СИ) - Тарханов Влад
— А говоришь, что без сучка и задоринки! Очень бы хотелось лично задать этому лорду несколько вопросов.
— Так свидетелей не оставили. А что нам посланник, если его архив сумели перехватить, а там много чего вкусного было. А так — пал от руки своего телохранителя, попытка ограбления, в которой тот принимал непосредственное участие. Мы там обнаружили кое-что интересное. Очень интересное. — интригующим тоном сообщил Монкевиц.
— И что же? — поинтересовался Пётр.
— Полюбуйтесь, Ваше императорское величество! — и из портфеля генерал вытащил аккуратную бархатную коробочку, потом еще одну, и ещё.
Пётр открыл одну из них и нахмурился. Это были драгоценности. Не просто драгоценные камни или изделия Фаберже. Это были драгоценности Российской короны.
— И что это означает? — поинтересовался Пётр.
— Это еще не всё, Ваше императорское величество. — добавил генерал. Он приоткрыл дверь и капитан, подчиненный генерала занес в кабинет регента большой тяжелый чемодан.
— Тут опись всего найденного. — Монкевиц передал аккуратным почерком заполненный листок. — По всей видимости, эти драгоценности принадлежали Марии Фёдоровне, вдовствующей императрице.
И тут Пётр вспомнил о скандале, который возник перед коронацией Николая. Это были те самые драгоценности императрицы, которые Мария Фёдоровна должна была передать невестке в день ее венчания и коронации императрицей государства Российского. Но государыня отказалась наотрез это делать — настолько ненавидела английскую принцессу, да и считала себя в праве нарушить обычный порядок.
— Вот дура! Неужели доверила драгоценности англичанину?
— Других вариантов не вижу. вагоны сожгли. Имитировали нападение банды финских дезертиров. Оставили несколько трупов. — торопливо заканчивал доклад генерал. помогая императору переложить драгоценности в личный сейф.
— Документы? — поинтересовался регент.
— Сейчас разбираем, переводим. Составлю список и краткий обзор. Через три дня будет готово.
— Сразу ко мне. Я доволен тобой, генерал. Возьми! — и Пётр снял с руки золотой перстень с крупным брильянтом, который вручил Монкевицу.
(Мария Фёдоровна очень любила драгоценности)
(Брошь с сапфиром, окаймленным бриллиантами, и подвеской с жемчужиной каплевидной формы, принадлежала Марии Фёдоровне).
(Упс… знакомая брошка на знакомых старушках… неловко то как получилось…)
Генерал не ожидал такой награды и даже растерялся, не зная, как выразить свою благодарность. Пётр опять криво так усмехнулся.
— Генерал, свободен!
Ну что же… пусть глупая курица едет в свой датский курятник! Весело ей будет без своих драгоценностей! А мы их найдём… позже. И никому уже не вернём. Самим нужнее!
[1] Ах, как жаль, что императорская семья была куда как образованней современных депутатов, те бы не преминули выразиться таким образом: «Это анонс!» (цитата).
[2] Ну, тут Пётр слукавил. Попытка государственного переворота ничуть на «меньшее» не тянет.
Глава тридцать третья
Петр погружается в проблемы российского флота и понимает, насколько он устарел
Глава тридцать третья
В которой Петр погружается в проблемы российского флота и понимает, насколько он устарел
Петроград. Зимний дворец
15 марта 1917 года
— Александр Васильевич! Чаю?
— Не откажусь.
Пётр почувствовал, что в этом длинном разговоре необходимо сделать паузу. В его планах Черноморскому флоту отводилось первостепенное значение. Именно поэтому регент пригласил на аудиенцию командующего на Чёрном море — адмирала Колчака. И вот этот разговор весьма неожиданно для окружения Михаила Александровича затянулся. А вот для него такой поворот оказался весьма естественный моментом: флот был любимым детищем Петра. И без побед на море успехов что в войне со Швецией, что в противостоянии Оттоманской Порте невозможно было ожидать. Как и многое, что делал первый император, флот строился в спешке, лес был плохо высушен, часто и сырой, такие корабли быстро приходили в негодность, но главную свою задачу они выполнили. И победы флота сделали Россию настоящей империей. А тут с ним разговаривал человек, весьма и весьма сведущий в делах морских сражений.
(Командующий Черноморским флотом, вице-адмирал Колчак на боевом корабле, июль 1916 года)
В кабинет регента внесли чай, к чаю печенье и несколько вазочек с медом и вареньем. В сахарнице кусочки колотого сахара, в небольшом самоваре — запас кипятка. Стаканы в серебряных подстаканниках. Адъютант быстро и умело сервировал стол, Пётр собирался во время паузы перекурить, даже начал набивать привычную ему глиняную трубку табаком. Но такая оперативность обслуживающего персонала лишила его этого удовольствия. Ладно, перекурит потом, разговор получился очень уж важным и интересным.
Сначала Колчак доложил о ситуации на Чёрном море. Она оказалась для России благоприятной. Первыми действиями против флота неприятеля стало активное реакция на рейды быстроходных немецких крейсеров, переданных Порте, впрочем, именно атака на Севастополь немецких экипажей под турецким флагом и втянули Османскую империю в войну против Антанты. Вторым шагом весьма активного адмирала стало практическое прекращение движения турецкого флота в акватории Черного моря — этому способствовали минные постановки у горла Босфора и вражеских портов в таком количестве, что противник просто не успевал их вытравливать. Сумел адмирал приструнить отправленного в фактическую отставку Николая Николаевича Младшего, который считал, что все задачи Черноморского флота заключаются в охране поставок в Кавказскую армию. Военный трибунал разжаловал великого князя в полковники и отправил командовать запасной пехотной бригадой на Урал, весьма мягкое наказание, но, главное, оного военного «деятеля» отсекли от денежных потоков, к которым оный так успешно присосался. Кстати, с другими родственниками, оказавшимся в заключении (Владимировичами), военный трибунал, состоявший из Михайловичей (Николай, Михаил и Георгий) поступил почти так же мягко. Сандро, как офицера морского, регент приказал в этот трибунал не включать. Таким образом, одна ветвь Романовых судила другую ветвь, Владимировичи и Михайловичи никогда не дружили. А теперь Михайловичи вынужденно переходили в лагерь сторонников регента, поддерживая ветвь Александровичей. Приговор трибунала был достаточно мягким и напоминал приговор дяде Николаю — разжаловать всех троих в капитаны и задвинуть в дальние маленькие гарнизоны. Вот только Петра такой приговор не устраивал. И вполне закономерно, что Кирилл Владимирович повесился в камере Петропавловской крепости, униженный этим приговором. На самом деле ему помогли покончить с жизнью верные люди, но следствие вели они же, так что установлено, что великий князь совершил грех самоубийства.
Пётр захрустел печеньем, наблюдая как адмирал неспешно и аккуратно пьет горячий настой китайского кустарника. Чаепитие может многое рассказать о человеке. Колчак не казался ему человеком импульсивным, он был весьма аккуратен, что, вполне соответствовало его морской специализации — минной войне. Ошибки в минном деле слишком часто ведут к смерти слишком импульсивных и непредсказуемых командиров. При этом почти все в окружении регента сходились в том, что Александр Васильевич, на сегодня лучший из его морских военачальников. Пока что разговор с адмиралом Петра вполне устраивал. Когда чаепитие закончилось и приборы были вынесены восвояси, регент жестом разрешил закурить, сам потянувшись к трубке. Колчак достал дорогой портсигар, точным движением раскрыл его и вытащил папироску. Петр заметил, что адмирал закурил самокрутки из хорошего английского табака. Последнее он определил по аромату. За несколько сотен лет вкус и аромат английского зелья практически не изменился. За время пребывания в Лондоне Петр уж английского табаку накурился вдоволь, мог считать бы себя экспертом. Витая в клубах табачного дыма (одно из старых его удовольствий, которое так тешило императора в новом теле) Пётр спросил:
