Полуварвар - Тимофей Иванов
Пока я предавался меланхоличным размышлениям, Гринольв был куда более практичен. Он потихоньку расчертил на льду небольшой ритуальный круг в розе ветров, сел по центру и погрузился в медитативный транс, общаясь с духами воздуха. Время в тонком мире, как говорил наставник, течёт иначе, так что не берусь судить, сколько он там пробыл, в реальности же прошло часа полтора, прежде чем старикан открыл глаза и сделал более глубокий вдох, чем предыдущие. Увидев это, я без лишних разговоров предложил ему кружку его любимого чая. Благо часть его запасов лежала у меня, а льда, чтобы магией растопить тот в воду и вскипятить, вокруг хватало.
Учитель сделал несколько осторожных глотков, а потом слегка улыбнулся в усы и произнёс:
— Спрашивай уже.
— Что сказали духи ветров? — задал я очевидный вопрос.
— Ну сначала они выразили мне своё недовольство, тут в Фросхейме эти существа вообще не шибко дружелюбные. То пламя ярости, то ледяное презрение. А потом сообщили, что непогода ещё на неделю.
— Плохо. Но не критично — хмыкнул я.
— Главное чтоб не соврали — проворчал Гринольв — Кашу-то уже сварганил?
— А то ж — отозвался я — Минут двадцать назад уже дошла, сейчас только подогреваю.
— Добро — проговорил старик и потянулся за ложкой.
Есть народная мудрость, которая гласит «После сытного обеда вытри руки об соседа». Но я наевшись предпочёл завалиться спать, раз уж появилась вынужденная возможность отдохнуть. А проснувшись и пожевав тонкую полоску солонины, взял самое толстое берёзовое брёвнышко и начал аккуратно работать ножом, в первую очередь освобождая его от бересты. Хрустальная берёза штука со всех сторон не дешёвая, касается это и коры. Древесина же под ней была чрезвычайно светлой и самую малость прозрачной. Гринольв говорил, что это следствие молодости дерева, к тому же внешние слои годовых колец всегда хуже пропускают свет, чем внутренние. У Асбьёрна Вестгейрсона, героя мифов и легенд, так и вовсе вроде как было копьё, чьё древко было из настолько старой хрустальной берёзы, что казалось прозрачным, как чистейший алмаз. Ну и запредельно прочным, куда без этого, как впрочем и без наконечника из чистого мифрила, который ему подарили гномы. Асбьёрн вообще дядя был уважаемый, ему много чего добровольно преподносили соседи.
Дерево в моих руках не было столь эпичным, но надо сказать, что и у него с прочностью всё было в порядке, нож брал с трудом. Однако торопиться мне было по большому счёту некуда, другие развлечения отсутствовали и я начал не торопясь снимать стружку, которая падала на мой плащ. Её потом тоже недурно бы было собрать — пригодится. По мере работы лезвием ножа ко мне в голову начали лезть мысли о токарном станке. В принципе, что-то примитивное можно было бы сообразить, ничего сверхъестественного в конструкции нет. Однако магический посох на нём было бы не сделать, разве что копьё или тележную ось.
Серьёзные инструменты магов создаются ими неторопливо и скрупулёзно. С каждым движением, что придаёт будущим посохам форму, мы вкладываем в них частичку собственной магии. А потому, когда главный атрибут мага готов, то он является едва ли не такой же частью волшебника, как его рука или нога. Так меня учил Гринольв. Хоть, говорил он и об исключениях, к примеру волшебные палочки, в силу своей недолговечности, делаются куда проще и быстрее, оставаясь весьма точными инструментами. Но через них сходу большой объём маны и не пустишь. Иными словами говоря, они являются узкоспециализированными инструментами алхимиков с зачарователями.
Мысли о них неизбежно привели меня к воспоминаниям о книжках про мальчика в очках, которого фиг убьёшь. Там палочки, во-первых, делали не сами маги, а особые мастера, что было странно. Это, блин, всё-таки главный инструмент волшебника, как вообще доверить его создание какому-то левому мужику? Фиг с ней, с ученической палочкой, но во взрослой жизни-то уж стоит самому озадачиться созданием личного концентратора. Во-вторых, там в палочках были сердцевины и вот это уже было интересно. Конечно, речь о выдумке, но и ней можно подчерпнуть толковые идеи. С одной стороны, самый центр посоха — это его самая лучшая часть, там находится сердцевина дерева, его исток. А с другой, сердечная жила дракона, перо феникса или шерсть единорога были бы пожалуй что покруче, чем то, что было в молодой берёзке, которой и сотни лет не минуло. Правда лошадь с рогом на лбу фактически невозможно поймать, а дракон с фениксом скорее устроят незадачливому волшебнику полное авокадо кентавра, чем поделятся частями своих тел. Блин, если кто-то может валить драконов и вырезать им сердца, то у него уже определённо всё хорошо со снаряжением. В плохом обвесе на гигантских летающих ящеров не ходят! Ну, или ходят ровно один — последний — раз. Как и на фениксов. Вроде там у кого-то в палочке была ещё шерсть оборотня… Но это уже бред, от берёзовой стружки на моём плаще толку и то больше.
— Закончили тем, с чего начали. Всё нужно делать своими руками и не выпендриваться — пробурчал я себе под нос с ухмылкой. Пока поработаем с тем что есть, ну а если раздобуду сердечную жилу дракона, то уж как-нибудь к делу её приспособлю.
Посмотрев вдоль брёвнышка, я убедился, что нигде не кошу и не увожу ничего в сторону, после чего продолжил размышлять. Драконы — твари опасные, живучие, а главное — летающие. Завалить их сложно, но время от времени случается и такое. В подобных случаях туши владык неба разбираются на запчасти быстро и решительно. Любой кусочек дракона стоит больших денег и любой из них полезен. Из чешуи
