Комсорг 2 (СИ) - Белов Иннокентий
В этот момент я довольно-таки скептически смотрю на них обоих, и они сразу умолкают.
Сам-то за одну поездку и потом недельную торговлю столько имел, насколько все же выгодна спекуляция в Советском Союзе. Потому и наказание за нее, как за предумышленное убийство примерно.
Сколько там дали первому расстрелянному за Чикатило за свое первое дело — десять лет?
— Ничего, дослужитесь до майоров или полковников к концу восьмидесятых, потом деньги потоком пойдут, когда коммерсы под крышу комитета толпой полезут, — усмехаюсь я про себя, услышав такие разговоры. — Еще отбирать будете самых жирных.
— Чего ты там хихикаешь? — тут же замечает мою гримасу Первый.
Он вообще такой чувствительный и хорошо обученный, все сразу понимает и правильно трактует.
— Да ничего. Все у вас скоро наладится.
— Почему это?
— Потому, что со мной познакомились, — важным голосом отвечаю я. — Повезло вам. Ведите себя правильно и ни о чем не парьтесь.
— Мания величия? — тут же переспрашивает Третий. — Можем вылечить.
И показывает мне кулак устрашающего вида.
— Тебе вообще нужно в супертяжелой категории чемпионом мира среди профи работать, — безапелляционно отвечаю ему я. — Враз бы всех вышибал, если выносливость есть, конечно, у такой здоровой туши.
— Туши? Ну, ты досвистелся, щегол, — бросается ко мне Третий и потом долго ловит.
Я его тоже не жду и просто удираю вокруг дома, пользуясь тем, что тут растет много деревьев, а инерция тела у него гораздо больше моей.
Особо они не мешают мне жить, но это пока я нахожусь в установленных границах, сами при этом живут рядом. Еще поручили мне мыть посуду, которая имеется в доме, вода здесь только холодная, конечно. Поэтому я радуюсь лишней возможности выйти из комнаты на кухню, нагреть там на газу большую кастрюлю воды, вымыть нашу посуду сначала в тазу, а потом сполоснуть под струей.
С местной кухни приносят комплект еды в специальных судках, похоже, что место часто используется для такого улучшенного заключения, раз все есть для более-менее нормальной жизни узников и обеспечивающей охрану команды.
Еды нам хватает, я вообще беру две порции в обед и потом сладко сплю часа три, делать все равно больше нечего, как переваривать солидную порцию комитетской жрачки.
Иногда днем или по вечерам, особенно когда становится безветренная погода, доносятся веселые крики откуда-то из санатория, народ играет в волейбол, часто слышны увесистые удары по мячу.
Там проходит ничего такая летная жизнь, но я сижу взаперти в основном, читаю выданные мне книги, которые охрана тоже читает по очереди.
— Откуда таких дорогих книг набрал, если говоришь, что наспекулировал только на джинсы и кроссовки? — спросил меня как-то Первый.
А он ничего просто так не спрашивает, все с понятием вопросы, ответы запоминаются и записываются точно.
— Да, дорогие очень. Тут есть по сто рублей пара и остальные не дешевле полтинника. Украл у одного спекулянта. Даже не так, вошел в доверие и воспользовался этим. Как звучит это деяние по Уголовному кодексу, — я не стесняюсь рассказать про такой вариант, все равно не называю, где и как провернул такое дельце.
— Ну, так и знал, что ты матерый жулик, — смеется Первый, ему вторит Третий.
Оружие у них всегда под рукой, оттопыривается под постоянно носимым пиджаком.
Я в ответ над ними посмеиваюсь, что они охраняют меня в костюмах, при полном параде.
— Пора уже вам расслабиться. Я не собираюсь ни убегать, ни нападать на вас. В конце концов — попал я в комитет из-за того, что слишком усердно делал хорошие и очень хорошие вещи. Спасал людей от смерти и наше государство от огромных убытков из-за аварий и других проблем. Я помогал Стране Советов, а не вредил ее и не передавал какую-то информацию врагам государства. Так что я — свой! Настоящий советский человек!
Но мои церберы не в курсе особенно, из-за чего я загремел сюда и поэтому даже не пытаются спорить со мной.
У них есть приказ, хотя постоянное сидение со мной им тоже надоело. У всех есть семьи и дети, а теперь времени на то, чтобы быть с ними рядом, стало гораздо меньше.
— Ничего, присматривать за тобой — не особо трудное занятие. Мы тут просто на отдыхе. Обычно работа более хлопотная.
— Ну, это отлично. Как насчет сыграть в шахматы? — стандартный такой вопрос. — Кому мат поставить?
С Первым я играю наравне, а вот Третий меня постоянно обыгрывает, не такой уж он и дуболом, как кажется по внешнему виду. Прячет свои медвежьи глазки в сторону, чтобы я не понял, когда именно он приготовил мне ловушку.
Отношения с комитетчиками более-менее ровные, опера не лезут в мои проблемы, со мной на темы будущего-прошлого разговаривает только майор.
По ночам или днем, валяясь на кровати, вспоминаю Свету, мои поездки, родителей и меня охватывает чувство определенного удовлетворения от того, как я вовремя обнаружил слежку и использовал оставшийся день на свободе по уму.
Как представлю внезапное появление оперов и тот вариант, что оставил бы Светочку без копейки денег.
Что я правильно распорядился деньгами и заработанным барахлом. Родителям отправил пять тысяч на всякий случай, и Светика здорово порадовал снятой на год с лишним комнатой, новыми кроссовками, шестью сотнями рублей и достаточно крутой для советского человека магнитолой.
Да еще женских шмоток на три сотни ей выдал, может сделать с ними, что захочет.
Или продаст по подружкам, или сестрам отвезет, или сама будет носить.
Не говоря уже о хорошей работе, где она может еще заработать сотен пять и потом приехать к родителям с целой тысячей рублей на книжке. Думаю, что такая сумма изрядно тех потрясет.
Если нормально пройдет возможный опрос комитетчиками и не возбудит подозрений, что я делился с ней какими-то мыслями про будущее.
Ну, Светика я так точно не подставлял, ничего ей не рассказывал.
Только вот мое крепкое плечо пропало непонятно куда, встретимся ли мы снова. А если и встретимся, то еще неизвестно в каком статусе потом, такую упакованную красавицу постоянно будут подстерегать соблазны по жизни.
Эх, не о том ты думаешь, пока еще товарищ Бессонов!
Видно по майору, что пусть информация о будущем очень комитету интересна, но он все равно хочет заглянуть еще дальше, вижу ли я более отдаленную перспективу?
Как по мне, то заглянуть после Нового года на целый год вперед — это очень здорово.
Но я понимаю, что людей при большой власти интересует все или ничего.
— Может после этого Нового года дальше прояснится мое видение. Ничего не могу сказать по этому поводу, — ухожу я от ответа и вижу, что майору это все больше не нравится.
Как бы до жестких форм допроса дело не дошло. На такой случай я припас случайно найденный во время отжимания маленький осколок бутылочного стекла и собираюсь полоснуть себя по венам на руке, чтобы показать серьезность своих намерений.
И это все из меня могут попробовать вытрясти, как только информация про такого узника ведомственного санатория дойдет куда-то повыше местного ленинградского начальства.
И тут я, как в воду глядел, на исходе третьей недели внезапно ночью заехала во двор машина.
Потом какое-то время моя охрана препиралась с какими-то настойчивыми товарищами, не собираясь меня отдавать.
Но похоже, предъявленные бумаги все же убедили майора в своей серьезности и оригинальности, хотя он долго требовал дать ему сделать звонок своему непосредственному начальству.
Только звонить из домика не выйдет, это нужно бежать на охрану, а гости сурово наезжают и грозят увольнением без выслуги лет за неисполнение приказа какого-то особенно вышестоящего начальства.
Разговор идет в предбаннике за незакрытой дверью, и я хорошо слышу, как начинает меняться моя судьба.
— Да, теперь ты переезжаешь в Москву, скоро познакомишься с новыми суровыми хозяевами твоей жизни и как знать, куда тебя все это приведет, — с грустью понимаю я. — Поможешь Горбачеву свалить СССР еще быстрее.
