След менестреля - Андрей Астахов
Моему агентству было месяца три от роду, когда ко мне за помощью обратился один бизнесмен – пожилой, вальяжный, денежный армянин, владелец нескольких продуктовых магазинов в Н-ске. Я разобрался с его делом, получил неплохой гонорар и предложение обмыть нашу дружбу в хорошем ресторане. И вот этот очень веселый, успешный и жизнелюбивый человек выдал мне за столом фразу, которую я никогда не забуду.
- Знаешь, Кирилл, - сказал он, разливая по рюмкам отличный «Ах-Тамар», - я тебе так скажу: главное у тебя и у меня – это наша жизнь. Деньги-шменьги, машины-пашины – это мусор, труха. Сегодня есть, завтра нет. А жизнь проходит быстро, ара. Мы даже не замечаем, как быстро бегут года, и как быстро мы сами меняемся. Когда мне было пятнадцать лет, я подходил к зеркалу и говорил: «Вай, у меня на носу опять прыщик!». Когда мне было двадцать, я говорил: «Надо побриться, а то она опять скажет, что колючий». Когда мне было тридцать, я говорил: «Ара, нельзя пить столько, опять под глазами мешки!». Когда мне было сорок, я говорил: «Ты мужчина в самом расцвете». А когда мне исполнилось пятьдесят, я подошел к зеркалу и сказал: «Рожа, я тебя не знаю!» Поэтому давай выпьем за то, чтобы мы с тобой и в шестьдесят, и в семьдесят, и в восемьдесят лет жили на пределе, и не менялись душой, что бы жизнь с нами не делала!
А потом в моем офисе появилась Вероника, я был уверен, что теперь все будет по-другому. Но я не успел распробовать это «по-другому». Я знаю, еще немного, и я бы, скорее всего, сделал все, чтобы Вероника стала для меня не только сотрудницей и помощницей. Но этого не случилось. Потому что был звонок Маргулиса, а дальше…
Дальше был Элодриан. Мир, в котором ко мне после стольких лет вернулись вера в себя и счастье. Но вместе с ними пришел страх, что маленький кусочек серебра может отнять самое лучшее, что у меня есть – Уитанни.
Алиль сказала мне о моем возможном будущем, уже наверняка зная, какой я дам ответ. Я не смогу расстаться с Уитанни. Никто мне ее не заменит, особенно после всего, что мы с ней пережили за последние дни. Я сделал свой выбор.
Мне будет тяжело, знаю. Мой мир, вся прошлая жизнь останутся только воспоминаниями. Мое детство, моя юность, молодость. Двор, в котором я вырос, маленький, уютный, с тенистыми кленами и прилепившимися друг к другу железными гаражами, с хоккейной коробкой, в которой я днями напролет гонял шайбу с соседскими пацанами. Парадный вход университета, куда я заходил по утрам столько лет, лица профессоров, однокурсников и однокурсниц, «стекляшка», где пиво казалось особенно холодным и вкусным. Моя квартира, маленькая и уютная, где каждый предмет имеет свою историю и напоминает мне о прошлом. Могила мамы на городском кладбище.
Странно, но мне сейчас кажется, что я снова стал ребенком. Одиннадцатилетним Кирюшей Москвитиным, который приехал к бабушке в деревню. На дворе чудесный летний солнечный день, мама и бабушка возятся на грядках, а у меня есть замечательная идея. Вообще-то я сказал маме, что собираюсь поиграть с деревенскими мальчишками, но моя истинная цель – железная дорога, которая проходит совсем недалеко от домов. Славка, наш сосед, сказал мне, что если положить на рельсы гвоздь, проходящий поезд превратит его в прикольный ножик. Именно это я и собираюсь сделать, у меня есть новенький гвоздь - «сотка», и я иду через неглубокий овраг к рельсам.
Гвоздь несколько раз падает на жирный, черный от мазута гравий, но я его, наконец, пристраиваю, как надо. А вон и поезд – пока далеко, но он быстро приближается. Я закрываю глаза ладонью от слепящего солнца и смотрю вперед. Интересно, машинист меня видит, или нет? Наверное, еще нет, расстояние очень большое. И тут…
Впереди меня, метрах в двадцати, прямо между рельсами сидит что-то. Подхожу ближе и вижу, что это котенок. Маленький такой, серенький, пушистый. Чего он тут забыл?
- Кыс-кыс! – подзываю его, присев на корточки.
Котенок смотрит на меня с недоумением и продолжает вылизывать лапу.
- А ну, пошел! – кричу я.
Котенок сидит, как сидел. И я бегу к нему, чтобы убрать с рельсов, пока поезд не раздавил эту кроху в лепешку. И вдруг замечаю, что нисколько не приближаюсь к нему. Бегу, и не могу сдвинуться с места.
- Уходи! – ору я во все горло, продолжая бежать на месте. – Уходиииииии!
Котенок спокойно умывается и не обращает внимания на мои крики. Земля под ногами наполняется глухим грохотом. Поезд совсем рядом, он несется с бешеной скоростью. А я в ужасе понимаю, что не могу сойти с колеи, что ноги мои будто отнялись, и между мной и приближающимся стальным чудовищем, которое неминуемо подомнет меня, размочалит в куски своими колесами, превратит в кровавое месиво - толькоэтот котенок. Но почему он тоже не убегает?
- Уходииииииииииииии!
- Эй, drannac!
Я проснулся с ощущением кошмара. Надо мной стоял Уларэ.
- Уже утро, - сказал он. – Даэг велел тебя разбудить.
- Где он?
- Все в шатре Холавида, ждут тебя.
Я кивнул, посмотрел на Уитанни. Она спала. Я осторожно, чтобы не разбудить, коснулся губами ее волос, кивнул лекарю, вышел на мороз, глубоко вдыхая наполненный ледяной пылью воздух.
Вокруг командирского шатра уже собрались эльфы, весь маленький гарнизон Лиден-Мур. Мы поприветствовали друг друг, и я откинул полог шатра. Даэг, Холавид,Зендра, командиры боевых групп Ардир, Ллианар и Саронир уже расселись вдоль стен шатра и, видимо, ждали только меня. И был еще один, незнакомый мне ши, сухопарый, одетый во все черное, как и Холавид, с зачесанными наверх белоснежными волосами и глазами цвета вороненой стали.
- Наш брат Арсельн прибыл сегодня на рассвете из Саратхана, - представил его Даэг. – Давайте начнем наш разговор.
Я поклонился Арсельну (эльф ответил мне