Сильванские луны - Натанариэль Лиат
Когда он в тысячный раз перелистнул страницы на начало главы, чтобы попытаться заново, до зубной боли знакомый голос над ним произнёс:
– Ты что, собираешься просидеть так до утра?! Эта книга, между прочим, нужна не тебе одному!
Лексий вскинул голову: Элиас стоял перед ним, уперев руки в бока; в его прищуренных кошачьих глазах читалось раздражённое презрение.
Тише, маг. Будь выше этого, ты слышишь?
В конце концов, шансы на то, что ты поймёшь хоть что-нибудь из этого древнего опуса, всё равно стремятся к нолю. Лексий захлопнул книгу. Ох, кто бы знал, как ему хотелось швырнуть увесистый том в это бледное самоуверенное лицо. Таким, наверное, можно запросто нос сломать…
Лексий стиснул зубы и молча протянул книгу Элиасу.
Тот принял её, стиснул корешок белыми пальцами, помолчал мгновение и вдруг совершенно другим, человеческим тоном предложил:
– Помочь?
От неожиданности Лексий даже не сразу нашёлся, что ответить. Это что, шутка какая-то?
– Ты серьёзно? – уточнил он, не придумав ничего лучше. Он так удивился, что вспыхнувшая было враждебность схлынула сама собой.
– Я как-то пробовал читать Скриптора Каллиопейского, – сказал Элиас. – Иногда вообще в толк не возьмёшь, что он имел в виду. Немудрено, человек всё-таки жил проклятую тысячу лет назад, об заклад бьюсь, ещё и переводчик наверняка что-нибудь да переврал… Которая там у тебя глава? Может, вместе разберёмся.
Лексий без лишних слов подвинулся, и Элиас, развернув стул спинкой вперёд, подсел к столу. Это было ужасно странно: два парня, которые на дух друг друга не переносили, бок о бок сидели под настольной лампой и пытались объяснить друг другу текст, написанный на мёртвом теперь языке в государстве, которого больше не существует… Ещё страннее было, что им это удалось. То есть Элиасу удалось: Лексию оставалось только снять шляпу перед тем, с какой лёгкостью он – дикий волчонок, господин бастард, вроде как враг – проникает в хитросплетения сложных идей и понятий, чтобы почти без усилий перевести их на человеческий язык. Ох, Айду, и если Бран никогда его не хвалит, то кем вообще нужно быть, чтобы заслужить его похвалу?..
Если философия Скриптора Каллиопейского стала Лексию гораздо понятнее, то сам Элиас – наоборот. Тянуло заботливо осведомиться, как тот себя чувствует, не ударялся ли обо что-нибудь головой – или, может, нет ли у него случайно брата-близнеца…
Когда они добрались до конца главы, Лексий пересилил себя и сказал:
– Спасибо.
– Да не за что, – Элиас пожал плечами; его губы тронула тень усмешки. – Надеюсь, теперь ты окончательно убедился, что я умнее тебя?
Эти слова вроде как должны были обидеть, но почему-то не обижали. Нет, этот парень нынче точно болен…
Ладно. Рано или поздно всему этому так или иначе придётся положить конец. Давно уже пора было сказать.
Лексий набрал воздуха в грудь.
– Элиас, честное слово, я вовсе не рвусь стать лучшим учеником или что-нибудь в этом роде. Я здесь совсем по другой причине.
– О, – ровным, ничего не выражающим тоном произнёс Элиас. – В таком случае, я думаю, тебе небезынтересно будет узнать, что я на самом деле вовсе не рвусь тебя ненавидеть.
– Правда? – скептически хмыкнул Лексий.
– Да накой ты мне сдался? – фыркнул Элиас. Потом вздохнул и негромко осведомился:
– Скажи мне вот что, господин ки-Рин: ты когда-нибудь лично виделся с нашим общим достопочтенным папашей?
Ну вот, опять. Ох уж эти личные вопросы! Стоило Лексию расслабиться и решить, что ему больше не придётся выдумывать на них ответы, как вселенная быстро ставила его на место.
– Не имел чести, – осторожно ответил он и, в общем-то, сказал правду.
Элиас коротко рассмеялся.
– Не говори мне о его чести, – отрезал он. – Много ты о ней знаешь! Счастливец, ты не знаком с Августом Рином… А я вот вырос в его доме. И знаешь что? Очень хорошо подумай, прежде чем начинать мне завидовать.
Он вроде бы говорил почти спокойно, но что-то скрытое, едва уловимое в его голосе давало понять, что там, в этом доме, творилось что-то, чего не пожелаешь даже врагу. Что-то куда серьёзнее, чем обычные раздоры между братьями-сёстрами и взрывные ссоры родителей на кухне…
Август Рин. Лексий слышал о нём всякое. Этот господин был из людей, о которых много говорят, а ещё больше шепчутся в уголке, и, судя по слухам, по сравнению с ним Ларс Оттар Халогаланд сошёл бы за послушника в самом строгом монастыре в окру́ге…
– Что, старик – совсем неприятная личность? – уточнил он с неожиданным для себя самого сочувствием.
Элиас неопределённо повёл плечами.
– Знаешь… Из-за него я горжусь отсутствием титула и очень боюсь когда-нибудь стать богатым. Нет, он… никакой не жуткий изверг, не ест младенцев и не убивает котят, ничего такого, он просто… искренне верит, будто ему всё можно, просто потому, что он – это он. Ему никто никогда ни в чём не отказывал, понимаешь? Он привык думать, что его воля – божественный закон. Что если его желания вдруг идут вразрез с чьими-то чужими, то чужие не только можно, но и вполне естественно потеснить. Что в этом нет ничего плохого.
Лексию даже стало немного смешно. Нет, ну надо же, брат попаданец, ты мог выбирать из всех семей этого мира – и в итоге всё равно стал бастардом какого-то мерзавца. Везение – его, знаешь ли, не пропьёшь…
– Моя мать была горничной его первой жены, – Элиас усмехнулся. – Собственно, из-за всей этой истории первая жена и стала бывшей. Бедняжка находилась во власти нелепых предрассудков, её последовательница, к счастью, мыслила куда шире. Как ни странно, господин Рин не дал маме расчёт; мне всегда было любопытно, где та грань, после которой человек может позволить себе избавиться от жены, а не от служанки… В общем, мы с ней оба остались в доме. Мне кажется, Рин просто никогда не обращал особого внимания на количество живущих с ним детей, всё равно на свои деньги он мог бы прокормить хоть сотню… Кроме меня и его законных отпрысков, там жило ещё четверо бастардов разных возрастов, но я точно знаю, что на свете нас гораздо больше. Сильно сомневаюсь, что гордый папаша обо всех осведомлён. Ничуть
