Цена империи. Чистилище (СИ) - Тарханов Влад

Посвятив себя полностью семье (точнее, мужу и детям) Ольга не занимала государственных должностей[2] и не увлекалась благотворительностью на общественных или иных началах. Это довольно сильно раздражало многих, а родственники супруга не раз делали Михаилу намеки про то, что поведение великой княжны выбивается из общих правил поведения. Однажды Михель завел с Ольгой на эту тему весьма осторожный разговор, на что получил ответ, что заниматься «пусканием пыли в глаза» княгиня не собирается. Благотворительность, как ее ведет высший свет — это обманка и самоуспокоение, помощь десяткам, когда надо спасать сотни тысяч. И она такой ерундой заниматься не собирается. Пусть она даст империи хороших детей, это ее главная цель в жизни, а если будет какое-то богоугодное дело, так она его примет, как долг и доведет до ума, а не до привычного тут бардака. Кормить же десяток дармоедов, которые будут красть средства, нужные бедным она не позволит ни себе, ни своей семье. Михаил от супруги отстал, прекрасно понимая, что ее немецкая бережливость и рачительное ведение семейных финансов тому причина. Ольга всегда осознавала, что средства, выделяемые ее семье не столь значительны, чтобы сорить деньгами, но если она находила необходимость на что-то их потратить, в том числе на благотворительность, то делала это не стесняясь, так, чтобы дело действительно получилось. Для ее Михеля оказалось неожиданностью, когда в Тифлисе супруга увлеклась созданием женского училища первого разряда, которое вскоре станет Первой Тифлиской Великой Княгини Ольги Фёдоровны женской гимназией. Во Владикавказе она создала и первую осетинскую школу для девочек, опираясь при этом на содействие православной церкви, взяв это учебное заведение на свой кошт, он стал именоваться Осетинским Ольгинским приютом. Если говорить проще, княгиня считала женское образование необходимостью и поддерживала его своими личными средствами, не тратя на это ни деньги семьи, ни деньги государства. Если можешь что-то сделать, делай это хорошо! Лучше меньше да лучше… Ага, может быть, Цецилия Августа так не формулировала свои убеждения, но действовала, руководствуясь именно этими принципами.

Идеальная женщина? Отнюдь. В семье она была чем-то вроде диктатора, ее авторитет был непререкаем, детей воспитывала самым спартанским образом, в чем-то наследуя образец своей баденской семьи. В обществе ее с трудом терпели за ее острый язычок и отсутствие авторитетов, ага, это крест умной женщины, если показываешь свой отточенный разум, так сразу слывешь стервой невоспитанной. Ну, воспитанной она была. Просто не могла простить этим напыщенным дурам пренебрежения к себе. Ум — это еще и наказание, потому что можно оценить и недобрый взгляд, и презрительно сморщенные губки, ах да, частица еврейской крови! Уже это одно делало этих сомнительной ценности аристократов выше ее, ну ну… Она платила им той же монетой. Посему стервой ее считали очень многие, в том числе покойная императрица, которая взваливала на себя столько дел, что просто удивлялась такому видимому равнодушию немецкой принцессы к нуждам российского общества (во всяком случае, так считала Мария Александровна, при всей кротости своего характера, супруга Александра II невестку недолюбливала, мягко так говоря). Это была одна из причин, по которой Ольга Федоровна сумела отказаться от церемонии оглашения завещания императрицы, что чудом спасло ее и ее детей от смерти. А что ее супруг оказался не меньшим чудом жив!… Разве это не знак Господень?

И все-таки она была идеальной супругой в ее немецком варианте: семья, кухня, церковь…

Вот и сейчас, горячо отмолившись, она прошла к Сандро. Купание в ледяной невской воде могло серьезно отразиться на его здоровье. Врач говорил, что опасности нет, но, как истинная мать, княгиня считала, что только Господь может что-то гарантировать в медицине, а уж сей доктор…

Сандро сидел на кровати, он уже проснулся, на столике у стола стояла пустая бульонная чашка да блюдце с недоеденным белым сухариком. Сын читал… вот только читал он не какой-то роман или учебник, а газеты! Причем что-то там еще подчеркивал карандашиком.

— Сандро что ты там интересного обнаружил? — произнесла она с улыбкой, поцеловав сына в лоб. Губы не обманывали, горячки у ребенка не было. Правда, была надежда, что это нежданное купание охладит увлечение сына флотом, как-то Ольга не слишком хотела, чтобы сын выбрал для себя карьеру морского офицера.

— Ах, ma mere[3], разве в газетах пишу что-то интересное, тем более сейчас, нет, конечно же, но вот что интересно, даже непонятное мне…

— И что же, поделись, я тебе помогу разобраться.

— Да, Meine Geliebte Mutter[4], конечно, вот эти газеты до взрыва, которые, я все понимаю, но в них материалов, в которых критикуют так или иначе царскую семью или приближенных к ней, значительно превышает число материалов нейтральных или благосклонных. Это что-то значит?

— А что ты думаешь по этому поводу? — Ольга Федоровна была озадачена вопросом, который заинтересовал сына, она вообще не ожидала, что из чтения газет можно сделать какой-то серьезный вывод. Тем более интересно, что решил по этому поводу ее сын. Как говориться, устами младенца, хотя и не младенец он, но для мамы…

— Я думаю, что это целенаправленная кампания против царской семьи. Я не знаю точно, можно ли применить термин «Disсrediter»[5], но именно на такое похоже.

— Предположим…

Великая княгиня была умна, да им ум ее был весьма живым, поэтому мысль сына она подхватила налету. Очень может быть, что Сандро наткнулся свежим взглядом на факт, о котором она, во всяком случае, не задумывалась.

— Понимаете, ma mere, я тут так думаю, если эта кампания была случайной, то не будет единого источника этого… вот… если же неслучайна, то должен быть единый источник, который эти публикации питает и направляет.

— И как это выяснить? — Этот разговор стал княжну действительно интересовать.

— Вот я и пытаюсь это выяснить. Сначала надо посмотреть, и оставить только те газеты, в которых такие публикации появляются не время от времени, а на регулярной основе. Потом выяснить, кому принадлежат эти листки, или кто может повлиять на появление этих материалов. И уже тогда делать выводы.

— Хорошо, Сандро, тебе что-то нужно?

— Мне бы не помешает больше газет… Разных.

— Сынок, я постараюсь, чтобы ты их получил, но… тебе нельзя перетруждаться, ты еще слишком слаб. Тебе надо быстро выздоравливать. И пить лекарства. И хорошо кушать.

— Да, матушка!

Вздохнув, Ольга покинула комнату сына. Она распорядилась доставить сыну тех газет, что он пожелает, в уверенности, что из этой затеи ничего не получится. Тем более, что сама княгиня считала участью любой царствующей фамилии быть кусаемой враждебной прессой. Вот только переход на убийства — это было слишком даже для нее. Мир катился в тартарары. И Ольга почувствовала, что все больше и больше волнуется о Михеле, которому предстоял очень сложный день. И чем она может ему помочь?

Коняев (в. кн. Александр Михайлович)

Что делает с человеком информационный голод! Ведь вот-вот, да чуть было не спалился, едва не брякнул про интерполяцию и статанализ данных, да еще хотел что-то про репрезентативность выборки, дак ведь не с коллегой ученым общался, а с мамочкой моего реципиента. А всё почему? Первое: отсутствие достаточной информации. Второе: несоответствие случившегося с моей личной базой данных. Уж я-то хорошо помню: взрыв в Зимнем был не столь мощным, и погибнуть должно было несколько десятков человек, по большей части — дворцовая охрана и обслуга. Никто из царской фамилии не пострадал. При этом у меня был довольно четкий план: что и как предстоит делать. Вот только мне «светило» попасть чуток в другое время и чуток в другое тело. По первоначальному замыслу — я должен был стать Александром Александровичем или одним из его младших братьев, попасть на пять-шесть лет ранее, чтобы подготовить приход к власти себя самого, возможно, устраняя ближайших конкурентов. И не обязательно убийством. В общем, вводная была совершенно другая. Оказался я в странном положении, а посему реальная власть и планы преобразований, которые могли отодвинуть катастрофу первой мировой войны и двух русских революций, а то и отменить их — все намерения оказались перечеркнуты тем, что я сейчас никто, и мой номер в престолонаследии даже не тринадцатый. Правда, вокруг «отца», великого князя Михаила Николаевича началось какое-то нездоровое шевеление. Обрывки фраз — нет, не матушка, я подслушивал разговоры тех, кого тут за людей не считали. В общем, говорящая мебель (обслуга) проговорилась… Намеки… опять-таки для анализа нет данных. Кто из Романовых погиб, кто остался в живых, кто сейчас при власти, кто за кем стоит и что может из этого получиться. Поэтому пришлось пока что идти по запасному варианту: вживаться. Адаптироваться. Стараться как можно больше набрать данных из хранилища, которое могло вот-вот исчезнуть. А уже потом — аккуратное создание своей команды, и попытка как-то изменить ситуацию. Вот только рецептура будет несколько иная. Впрочем, стратегию будем думать после того, как решим ближайшие тактические задачи. Жаль, что набор информации от моего нового тела невелик. Но знание современного французского и немецкого, которым в семье владели все и которым пользовались, хотя бы потому, что маман все-таки немка, да и в жилах Романовых немецкой крови… ага, если там только Салтыковы не подсуетились. Ладно, чего тут думать, генетической экспертизы все равно не провести, так что, думаю, самое разумное было усваивать знания и вживаться в образ. Тут моё купание в Неве дало мне приятный бонус — возможность поваляться в постели и медленно (систематично) обогащать себя знаниями. Но как этого было мало! Я привык работать с намного большими массивами информации! А тут крохи, сущие крохи! Вот из-за этого и стал просматривать газеты… черт возьми! Неужели никто не видит, что газетная кампания по дискредитации царской семьи велась в прессе аккуратно и целенаправленно? Помнится, мне попалась статья Хабекировой, в каком только году я ее пролистал? Все-таки в двадцать первом… И в веке двадцать первом, да… Точно, так там зацепила фраза «Для реализации стратегии дискредитации используется определенный репертуар речевых тактик: это тактики обвинения, нагнетания отрицательного… непрямых оскорблений, навешивания ярлыков, умаляющих сравнений и др. Достижению заданной цели способствуют и использование метафорс негативной оценочностью, приемыиронии и сарказма». А ведь память не подводит, могу и сейчас цитировать страницы текста наизусть, чем всегда славился академик Коняев. После непродолжительного анализа понял, что все это в выделенных им статьях активно используется. Как писала Галочка Китайгородская: «Прежнее кухонное вольнодумство выплеснулось на газетные полосы — антитоталитарный сублексикон стал принадлежностью публичной коммуникации». И опять-таки в точку! Салонное вольнодумство стало пробивать дорогу в прессу, не смотря на все цензурные ухищрения! Что это? Цикличность процессов? Вспомнилось, некстати, но все-таки, как познакомился с молодой перспективной ученой в семидесятом… точно, Галочка только защитила кандидатскую и считалась серьезным специалистом французского языка. А у меня были нюансы в переводах писем нашей аристократии конца девятнадцатого века. Русский французский того времени, на мой взгляд, немного отличался от классического французского, вот Галочка и помогла мне с этими нюансами разобраться и подкинула толкового студента, который помог перевести серьезный объем писем, такие вкусные нюансы вылезли!