Сапер (СИ) - Вязовский Алексей

Но Кирпонос своего решения не менял. Успокоившись к тому моменту, когда газетчики подогнали свою «эмку», он удивленно посмотрел на меня:

— Соловьев, ты что, приказ исполнять не собираешься? Кому сказано: со мной едешь. Бегом в машину. И жену бери. Собаку в багажник, так и быть.

Оказывается, комфронтом слышал и видел всё, что происходило кругом, только виду не подавал. Талант, ничего не скажешь. Не каждый так сможет — и о деле говорить, и даже судьбу дворового пса в это же время решать.

Корреспондент сел впереди, а мы втроем — сзади. Вера посередине, а мы с Михаилом Петровичем по бокам. Возражений он не слушал, махнул рукой, буркнул «Отставить разговорчики» и, прикрыв глаза, откинулся на спинку.

— Товарищ генерал-полковник, можете ответить на пару вопросов для нашей газеты? — газетчик решил воспользоваться моментом. Не каждый день корреспондент сидит рядом с комфронтом, это понятно.

— Завтра в политотдел зайдешь, там расскажут, что тебе знать положено, — не открывая глаз, буркнул Кирпонос. — Не до тебя сейчас. Вон, у Соловьева спроси, он про подвиг танкистов расскажет.

Я посмотрел на Михаила Петровича. Тот кивнул, мол, давай, Петя, отрабатывай номер. Ну и рассказал. Историю я уже повторял не раз, так что уже понимал, что говорить, а о чем молчать. Газетчик строчил себе в блокнот как швейная машинка, время от времени прерывая меня уточняющими вопросами.

За дорогой я не наблюдал, занятый разговором. Да и на что там смотреть? Обычные села, я их, наверное, тысячи повидал. А вскорости и пригороды Киева потянулись. Еще каких-то минут десять, КПП на въезде в город — и мы на месте.

— Что сидим? Выходим, — скомандовал Кирпонос, когда машина остановилась во дворе дома 6 по улице Героев Стратосферы. — Спасибо за помощь, — бросил он замолчавшему газетчику.

Мы быстро достали свои вещи и притихшего Пирата из багажника. К генералу тут же подбежал дежурный, целый полковник, начал доклад, но комфронта оборвал его, бросив «Потом». Подумав немного, он добавил:

— Так, Хуснутдинов, вот это старший лейтенант Соловьев, устройте его. Будет моим адъютантом взамен Харченко. — увидев мою ошарашенную физиономию, он продолжил, обращаясь уже ко мне: — Завтра к семи чтобы здесь был. Знаю, что служба для тебя неизвестная, обтешешься, подскажут. Вера Андреевна — в распоряжение начальника медслужбы.

— Есть прибыть к семи утра на службу, — ответил я. Без особой радости, но мнение подчиненного начальника особо не интересует никогда.

— Документы немецкие, марки и знамя сдашь полковнику Хуснутдинову, — добавил Кирпонос и зашел в здание штаба, не оборачиваясь.

Видно было, что управление фронта только начало переезд: народ метушился как в муравейнике, казалось, что все вместе куда-то шли и что-то несли. Разобраться с первого взгляда, где тут и что, вряд ли кто со стороны смог бы.

Полковник отвел меня в особый отдел, где местные шустро приняли и немецкую добычу, и знамя. После этого Хуснутдинов вспомнил, что хороший командир тот, у которого всё делают подчиненные, а он только принимает доклады, и передал нас технику-интенданту второго ранга Марченко. Вот тот и занялся нами. И обмундирование новое выдали без проволочек, и покормили нас от пуза, и Веру чуть не за руку в медуправление сопроводил. А в конце, когда казалось, что все плюшки от жизни уже получены, он отвел нас в новенькую пятиэтажку, всего в каких-то паре сотен метров от штаба, на том же шоссе Героев Стратосферы, где выдал ключи от двухкомнатной квартиры на втором этаже.

— Вот тут и будете пока жить, — сказал интендант, передавая мне ключи. — Вода пока есть, керосин…, — он заглянул в бидон, — тоже есть. Продуктовый паек завтра получите уже.

— А кто здесь…, — начала спрашивать молчавшая до этого момента Вера.

— Так-то эта квартира для прикомандированных специалистов у нас числится, но жить будете вы. Всё-таки на этой должности, — он замолчал, давая понять, что должность непростая и мы, если еще не прониклись, то как раз сейчас время это сделать, — надо и жить недалеко, и быть отдохнувшим, потому что с командующим иной раз приходится… Ладно, разболтался я что-то, — Марченко почесал Пирата за ухом. — Телефон сегодня подключат, — он кивнул на массивный аппарат, занимавший чуть ли не всю тумбочку в прихожей, небрежно козырнул и ушел.

Мы с Верой стояли и смотрели в дверной проем долго, наверное, несколько минут. И только после этого моя жена аккуратно закрыла замок на два оборота ключа и подошла ко мне. Мы обнялись и она тихо сказала на ухо, будто боялась, что кто-то нас может услышать:

— Ну мы и попали, Соловьев. Сто лет бы не видела такого счастья. Но я с тобой теперь до конца, ни за что не брошу. Даже не надейся.

Из длинного коридора сначала открывалась дверь на кухню, небольшую, там только что и уместился стол, рядом тумбочка, застеленная клеенкой, на которой стоял небрежно вычищенный примус, а возле него здоровенный полуведерный чайник с немного помятым боком. Под окном маячил пятилитровый бидон, издававший запах керосина. Заглянул — внутри плюхалось литра полтора беловатого керосина. По другой стороне стоял буфет, в котором нашлось две глубоких суповых тарелки и одна мелкая. В выщербленном стакане торчал кулечек, свернутый из газеты. Оказалось — чай, горсти три. Живем. Еще в одном стакане было немного соли. Целое богатство по нынешним временам. Рядом с буфетом торчала эмалированная раковина. Открыл кран — вода и вправду текла, напор не очень большой, но сгодится.

Подошел Пират, вопросительно повилял хвостом. Я взял одну из тарелок, налил воды. Пес с удовольствием начал лакать.

В тумбочке под примусом нашелся чугунок и здоровенная эмалированная миска, совсем новая. Видать, командированные специалисты пользовались только чайником, еду не готовили.

Пока я исследовал кухню, Вера успела осмотреть остальную квартиру и пришла ко мне.

— Вот, посуды немного, — показал я, — заварка нашлась и соли чуток. А у тебя что?

— Вода холодная есть, можно зажечь титан, подогреть, но дров нет. В шкафу две смены постельного белья и широкая кровать в спальне. Книг немного, но все или по военному делу, или классика.

— Живем, Верочка! Барахлом обрастать нечего, мы тут ненадолго, — тут я быстренько прервал дозволенные речи, чуть не ляпнув про скорую сдачу Киева. За такое, если кто услышит, на цугундер быстро посадят.

— Ты чего замолчал? — повернулась ко мне Вера. Я невольно залюбовался ее волосами, подсвеченными солнцем.

— Да так… думаю, командующему найдут толкового адъютанта скоро, а меня в окоп опять. Так что давай, жена дорогая, пользоваться моментом, пока есть! — я сгреб ее в охапку и начал целовать.

— Так, Соловьев, всему свое время! — оттолкнула меня Вера, но улыбку скрыть не смогла. — Давай, налаживай примус и грей воду, хоть в чайнике! Помыться надо, а то скоро коростой зарастем. Да и постираться было бы неплохо.

Кровать и вправду оказалась широкой, нам вдвоем места хватило. И сил осталось только на то, чтобы помыться и завести на шесть утра здоровенный будильник, стоявший на подоконнике.

Немцы в эту ночь не беспокоили — налетов не было. Отоспались, отдохнули, а с утра даже пошалили. Надеюсь, громкие стоны Веры не разбудили соседей.

Пират вел себя тихо, не лаял. Только когда встали — обнаружили лужу у двери. Песель смотрел виноватыми глазами, понимал ситуацию. «Да, извините хозяева, но вы сами меня на ночь не вывели».

— Днем можно держать его во дворе, — не очень уверенно произнесла Вера, убирая результаты происшествия тряпкой. — Похоже, он привычный.

— Натащит блох, да вшей. Или вообще потеряется, — засомневался я. — Ладно, после решим.

Я оделся, сел за стол, принялся писать письмо родителям Бурякова.

Вера перетряхнула наши вещмешки, из остатков еды соорудила скудный завтрак. Да, решать вопрос со снабжением нужно как можно скорее.

— Тебя будут опрашивать в особом отделе, — я поставил точку в тяжелом письме, вздохнул. — Стой на том, что в окружении мы не были. Линия фронта — слоеный пирог, шли к линии соприкосновения окольными путями, проявили себя геройски, даже добыли важные документы. А в ходе прорыва уничтожили возле Шепетовки опорный пункт немцев.