Андрей Посняков - Шпага Софийского дома
Не заметил Олег Иваныч, в мысли приятные погруженный, как и мост проехал. Под мостом клубился туманом Волхов, ворчал неразборчиво, кидаясь в берег грязной коричневой пеной. Словно предчувствовал скорый конец своей летней воле.
На Детинце стражи словно и не было — хоронились от дождя в башнях. Увидев Олега Иваныча, выходить не стали, по одежке заметно — человек житий, не шпынь какой. Проезжая по владычному двору, Олег поднял глаза на Гришанину келью — закрыта ставнями. Ясно — опять Иона отрока по монастырям в поездку отправил. Ладно, свидимся еще… Ну, а пока — добрый путь.
Обернувшись, Олег Иваныч перекрестился на купола Софьи — главного храма Новгорода.
Проехал земляной город, миновал воротную башню, ров, свернул на Новинку. Чавкая, разъезжалась под копытами рыжая глина, голые кусты орешника сиротливо жались друг к другу.
Вот и Прусская. На углу — усадьба боярыни Софьи. Ухоженная усадьба, ворота новые, светлого дуба, — виден хозяйкин глаз. Так представилось Олегу — терем, чистая горница, дворовые девчонки прядут, песни поют, пересмешничают. Рядом, за длинным столом — сама хозяйка, боярыня… в шортиках и топике. По телику бразильский сериал смотрит.
Тьфу-ты… И привидится же! Главное — четко так, словно взаправду!
В церкви Святого Михаила на Прусской благовестили колокола к вечерне. Перекликались с колоколами соседних храмов: Вознесения, здесь же, на Прусской, Святой Катерины — небольшой, деревянной церквушки — недалеко, за оврагом. Стекался народ к вечерне, несмотря на дождь да слякоть, все больше и больше людей встречалось по пути Олегу. Мелькнул знакомый возок — не боярыни ли Софьи? Уж не в церковь ли Михаила поехала боярыня? Кажись в прошлый раз именно там она и молилась.
Не дожидаясь начала службы, Олег Иваныч отыскал агента — пономаря Меркуша — спросил про Ставра.
Услыхав вопрос, Меркуш — длинный, какой-то нескладный мужик с корявыми, как у гориллы, руками — усмехнулся в усы. Взял Олега Иваныча под руку, кивнул на место пред алтарем:
— Красавицу боярыню видишь?
Олег Иваныч вздрогнул. Еще б не видеть… В простом черном покрывале, в такого же цвета плаще, прямо перед иконой святого Михаила клала поклоны Софья. Бледное лицо боярыни казалось осунувшимся, или, скорее, такое впечатление создавалось приглушенным светом лампад, горящих тусклым дрожащим пламенем перед многочисленными иконами храма.
— Вижу боярыню, — тихо произнес Олег Иваныч. — Точно — красавица.
— Вот и Ставр так же мыслит! Боярыня-то частенько в нашу церкву ходит, а Ставр — как приедет, первым делом глазами — шасть! Увидит боярыню — так и простоит всю службу, а не найдет — выбежит из храма, только его и видели. Вот дело какое!
Ну, дела… Выходит, Ставр клеится к боярыне Софье? Клинья подбивает… козел! Если, конечно, пономарь Меркуш не врет — так с чего бы ему врать-то? Интересно, приедет сегодня Ставр? Вряд ли — не до того ему сейчас, надобно розыск производить: кто к нему вчера забирался, в кафтане лазоревом… Наверное, уже всех слуг достал боярин, да зря все. Обликом внешним ничем Олег Иваныч от обычного новгородца не отличался: такие же усы, бородка, длинные волнистые волосы — не мужик все ж, лапотник, чтоб волос под горшок стричь. Под кого угодно описание подпадет такое, хоть даже и под самого боярина Ставра. Пойди-ка, догадайся! А что кафтан лазоревый… Так полгорода в таком наряде ходит… у кого средств хватает, конечно. Самый модный в этом сезоне цвет. Ну, да и вот этот, желтый с красными отворотами, — тоже ничего, ярок, правда, уж больно — ну, так на то Олег Иваныч и житий человек, не голь-шмоль перекатная!
Олег и сам не заметил, как, что-то сказав Меркушу, незаметно оказался перед алтарем, рядом с Софьей. Перекрестился на икону, скосил глаза. Боярыня повернула голову… улыбнулась. Узнала.
Олег Иваныч как встал рядом с ней, так и простоял столбом всю службу. Даже не заметил, как и закончилось все, народишко к выходу потянулся. Софья тоже. Олег Иваныч — за ней, не отставая… Вот тут и познакомиться бы поближе… Да вот только как? Как тут принято с важными женщинами общаться? Надо было б давно разузнать у Гришани.
Садясь в возок, Софья оглянулась, нашла глазами Олега, кивнула приветливо, прощай, мол.
Поехали.
Сперва боярский возок со слугами, потом Олег Иваныч на коньке кауром, в кафтане желтом, шпага на поясе болтается — весь из себя боярин. Остановился возок перед усадьбой, открылись ворота, забегала дворня. И вдруг кто-то — хвать Олега Иваныча за стремя!
Ну, тут думать некогда! Шпага в воздух — птицей. А ну-ка!
— Не машись, мил человек, не тать я.
Мужик. Черная борода, чистый зипун. Собою вежлив. Морда знакомой кажется. Ну, еще б не знакомой… То ж слуга Софьин — Никодим!
— Боярыня немножко подождать просила, — оглянувшись, шепнул Никодим, — так ты уж не торопись, батюшка!
Олег Иваныч разулыбался радостно. Сказал, что никуда и не торопится. Наоборот, очень приятно ему воздухом вечерним дышать, гуляя и природою осенней любуясь. Это под проливным-то ливнем!
Ну, про ливень он не сказал, чего уж… все равно промок…
Никодим скрылся за воротами усадьбы. Почти сразу и вышел. Подбежал к Олегу, поклонился, что-то сунул в руку, да таков был. Исчез — как и не было.
Только записка в руке Олега осталась.
Он не удержался, развернул прочесть, несмотря на дождь. На бумаге фряжской записка, не на коре березовой! Почерк аккуратный, красивый, писано грамотно.
Только ни фига не понятно!
Ши… Мы… Ни черта не разобрать — тарабарская грамота какая-то. А может, шифр? А и в самом деле…
Ладно, опосля разберем. Сейчас домой поскорее.
Уже на усадьбе, переодевшись в сухое, уселся Олег Иваныч к столу, позвал Пафнутия, показал записку.
— Не розумлю, господине! — покачал головой тот. — Мы люди неказистые, простые, где уж нам письмена эдаки разобрать… Акинфий? Сторож-то? Не шути, господине, Акинфий грамоты не знает.
Да… Ну, блин, Софья. Конспираторша, блин.
А дождь все шел и шел, не переставая, барабанил брызгами в слюдяное окно, уныло стучал по крыше. Выл ветер, дул, прижимая к земле голые ветки деревьев, срывал с редких прохожих шапки. За городской стеной тяжело дышал Волхов.
Высыпав на пол охапку дров, Пафнутий растопил печку.
Постучав, вошел сторож Акинфий:
— Человек к тебе, господине.
Что еще за человек в такую погоду шастает?
— Звать ли?
— Да зови, зови.
Простучали по ступенькам крыльца шаги. Невеселые шаги, шаркающие, какие-то слякотные.
— Можно к тебе, Олег Иваныч?
— Заходи, коль пришел.
Олег оторвался от грамот…
— Батюшки святы! Гришаня! В кои-то веки… Ну, проходи, проходи, гостюшка, не стой столбом у порога… и так вон с тебя сколь воды налилося. Говорят, дождик на улице?
Гришаня чуть улыбнулся, видно, что через силу.
Мокрый темный кафтан с серебряными застежками, спутанные волосы, бледное лицо.
— Эй, Пафнутий… Где там моя чистая рубаха? Иди-ко, Гриша, переоденься, а то, не ровен час, простудишься. Эва, вымок-то, словно вплавь ко мне добирался!
— Да лучше б, наверное, и простудиться, Иваныч… — грустно ответствовал отрок и послушно вышел вслед за Пафнутием.
Через минуту вернулся. Тонкий, мокрый, смешной, в белой Олеговой рубахе — туда три таких Гришани поместятся, и еще место будет. Уселся на лавку, хлебнул сбитня, кивнул благодарственно.
Понял Олег Иваныч — гложет что-то отрока, иначе с чего б вот так, на ночь глядя, сюда переться? Да еще в ливень. Понял это Олег Иваныч, да виду не показал — не принято было тут сразу с вопросами налетать — захочет гость, сам все расскажет, грусть-печаль свою поведает. За тем ведь и пришел.
— Боюсь я, Олег Иваныч, — проводив глазами ушедшего прочь Пафнутия, прошептал Гришаня. В глазах его синих страх лютый таился.
Олег Иваныч вопросительно посмотрел на отрока.
— Третьего дня ко мне боярин Ставр захаживал, — вздохнув, молвил тот. — О книжной премудрости поначалу беседы вел, а потом…
Гришаня сглотнул слюну и замолчал, уставясь невидящим взглядом в стену.
Затем продолжил с видимым усилием:
— Потом начал рассказывать про меня… мне же… Про то, как со стригольниками знаюсь, про глумы да кощуны, про речи крамольные. Есть, говорит, и послухи… Готовы на владычном суде присягнуть…
— Эх, Гришаня, Гришаня, предупреждали ж тебя про глумы. И я, и Феофилакт-игумен…
— Предупреждали… да я ж не думал, что так станется… Что кто-то глядит за мной, приглядывает. И раньше замечал, что пропадало кой-что из кельи… Листки с парсунами, стишата. Да думал, Бог весть, может, сам девал куда.
— Думал он… Ладно, — Олег Иваныч махнул рукой. — Короче, отрок: что тебя просил сделать Ставр? Только конкретно, без этих твоих мудрствований…
— Боярин Ставр просил меня убить владыку Иону! — четко произнес отрок. — А именно: подсыпать ему в питие яду. Все. Боле ничего не просил.
