Гибель титанов. Часть 1 (СИ) - Чайка Дмитрий
Это был удар ниже пояса, потому что сама Мартина была потомком армянских козопасов. Впрочем, в Константинополе какая только шушера не пробиралась на священный трон. Ну просто проходной двор, удивительно даже.
— Это против всех обычаев! — отрезала Мартина. — Мы не пойдем на это!
— Тогда новым августом станет патрикий Валентин, кирия, — ответил Коста. — В полном соответствии со всеми обычаями. Войско провозгласит его. Ведь именно так в Риме становятся императорами.
— Но… — беспомощно повернулся к своей госпоже Александр. — Нам нужно подумать… Вынести встречные требования…
— Мой государь не примет никаких требований, — отрезал Коста. — Именно поэтому здесь я, а не посольство. Я просто гонец, и не более того. Я знаю только, что у вас времени до заката. После этого все гавани будут блокированы, а на столицу полетят огненные шары. Я прошу вас, благочестивая августа! Избавьте мой родной город от разорения и напасти! И воздастся вам сторицей!
— А Констант? — почти выплюнула Мартина. — Он тоже становится августом?
— Это требование патрикия Валентина, — ответил Коста. — И его придется выполнить, иначе вы потеряете Азию, Африку и острова. Мой повелитель не станет воевать за вас.
— Он даст войско для войны с арабами? — подалась вперед Мартина.
— Он позволит пойти на эту войну всем желающим, — ответил Коста. — Но воевать сам не пойдет. И со стороны Египта удара не будет тоже. Итак! До заката мой государь ждет ответа. После этого требования изменятся. Он уже не станет настаивать на сохранении вашей жизни, госпожа.
Коста откланялся и ушел, а Мартина рассеянным взором смотрела на беснующийся на ипподроме плебс. Там становилось все громче и громче. И все напряженнее становилось молчание сенаторов и высших дворцовых чинов, стоявших рядом. Они слышали каждое слово и теперь прикидывали, как бы половчей подмазаться к новым фигурам на доске. И многие из них ненавидящим взором сверлили Александра. Его в последнее время часто замечали выходящим из покоев младшей императрицы Григории, матери Константа и маленького Феодосия. Инстинкты опытнейших царедворцев вопили, что здесь происходит совсем не то, что им показывают, но охватить всю картину разом они так и не смогли.
— Ведите сюда мальчишку! — негромко сказала Мартина. — И позовите василевса Ираклия. Мы облечем в пурпур нашего внука Константа.
Это прозвучало слегка непривычно, но завещание мужа делало ее матерью цезарей. А значит, малолетний Костант с точки зрения закона считался сыном ее приемного сына Константина. В этом не было ничего необычного. Римляне вообще усыновляли взрослых уже людей налево и направо. Иногда даже тех, кто был существенно старше них самих.
Часом позже, когда горожане в восторге разошлись по домам, узрев возведение в сан августа одиннадцатилетнего Константа II, до них стала доходить жестокая правда жизни. Город взят в осаду варварами с одной стороны, и собственной армией — с другой. О наступлении словенских войск знали давно, и продовольствия в городе было достаточно. Но во всем этом есть одно НО. Тут живет четыреста тысяч человек. Плюс из соседних селений прибежало немало. Сколько нужно зерна каждый день, чтобы кормить полмиллиона человек? Двадцать тысяч мешков по меньшей мере! А если блокируют гавани?
Двумя часами позже патрикий Александр любовался в окно дворца Буколеон на словенские дромоны, которые, словно дурачась, пускали глиняные шары в пришвартованные у берега рыбацкие лодки. Каждое удачное попадание вызывало бурю восторга у парней на борту. А самое плохое во всем этом было то, что ни один ромейский корабль так и не покинул гавани столицы. Моряки наотрез отказались выходить из порта. Они, с одной стороны, прекрасно понимали, чем это для них закончится, а с другой — никто из них умирать за Мартину и ее сыновей не желал. Матросы так и заявили друнгарию и пришедшим с ним в порт дворцовым чиновникам в максимально доступной форме. Город блокировали, и на форумах началась паника. Как и предупреждал посланник князя, зерно и хлеб подорожали тут же. Только не вдвое, а втрое. Торговцы решили не мелочиться.
Повелительница мира сидела на собственной постели, обняв колени. Тронутые сединой волосы растрепались и пришли в полный беспорядок, но ее это уже не волновало. Она тупо смотрела на покрытую драгоценным розовым мрамором стену, что была перед ней, и просто грызла ногти. Она не делала так с детства, но сейчас ей плевать, что думают об этом почтительно стоявшие рядом патрикии и евнухи. Короткие пальцы, напоминавшие сосиски, стали теперь похожи на пальцы какой-нибудь торговки.
— Солнце скоро сядет, кирия, — негромко сказал Александр. — Архонт Само — варвар, конечно, но пока никто не упрекнул его в нарушении однажды данного слова. Ваша жизнь в опасности. Еще немного, и даже не Валентин, а столичная чернь потребует вашего отречения.
Мартина молчала. Молчала до тех пор, пока за окном не раздался сухой деревянный стук, а в ее покои не влетел глиняный шар, который ударился об пол, плеснув в стороны огненными брызгами. Патрикии и евнухи разбежались с воплями, а Александр, который предусмотрительно встал в темный угол, схватил какой-то плащ и бросил его на занимающееся пламя. Ему удалось затоптать его, да и евнухи-веститоры проявили отвагу, помогая ему. Через пару минут Александр стоял перед госпожой, которая едва слышно выла на одной низкой ноте. Она так и не нашла выхода из этой ситуации.
— Так мы согласны на предложение князя Самослава, кирия?
Она молчала, впившись в него полубезумным взглядом.
— Я прочитал ответ в ваших глазах, ваша царственность, — спокойно сказал Александр. — Эй! Кто-нибудь! Пошлите гонца за стену! Ее царственность согласна!
* * *Коста шел по улице, привычным взором босяка незаметно осматривая все вокруг. Он доверял себе. И вот сейчас волосы на затылке встали дыбом, чуя чей-то недобрый взгляд. Все понятно! Кто бы его из императорской ложи без хвоста выпустил. Патрикий Александр, проклятый союзничек? Ну конечно! Коста даже не сомневался, что лукавый ромей, разыгравший перед своей госпожой целое представление, послал за ним опытного человека. Шпион шел за ним, умело прячась за спинами гончаров и кожевенников, которые валом валили с ипподрома, горячо обсуждая новости.
Коста заложил немалую петлю по городу, прошел мимо Михи, демонстративно отворачиваясь в сторону, а когда убедился, что тот все понял верно, пошел к своему логову. Миха побежал бегом. Он должен успеть. Волк ждет его неподалеку от дома.
Коста для верности еще раз обошел квартал и зашел в темный, заплеванный подъезд своей инсулы. Он постоял, привыкая к полутьме, но ничего постороннего не почуял. И впрямь, не врал егерь. Хрен его почуешь, а ведь он где-то тут. Наверное, под лестницей сидит. Коста поднялся на пару этажей, а потом услышал негромкий хрип. Пора идти назад.
— Он? — Волк показал на придушенного им шпиона.
— Он! — удовлетворенно сказал Коста. — Вот смеху было бы, если бы не он…
— Мне же Миха описал его, — Волк посмотрел на Косту с немалой укоризной. Он не любил, когда сомневались в его мастерстве.
— О! Готов уже? — Миха сунул сытую морду в подъезд и бросил на тело плащ. — Надеваем и сажаем у стены. Вот деревянная чашка. Все подумают, что нищий. До ночи точно никто ничего не поймет. Главное, капюшон поглубже надвинуть нужно. Уходим! Чтоб он провалился! Три кератия отдал за это барахло!
Еще через час у Золотых ворот в таверне трое мужей попивали вино и заедали его жареной рыбой. Цены выросли, но им было плевать. Эти трое стали так богаты, что чихать хотели на стоимость еды в осажденном городе. Они следили за теми, кто войдет или выйдет через эти ворота, ведь лагерь великого князя расположился прямо напротив них.
— Слушай, Волк, — помялся Коста. — А патриарха Кира ты убил?
— Не-а, — беспечно махнул рукой тот. — Он сам.
— Как это? — удивились парни.
— Да я монахом переоделся, — развел руками Волк, — зашел к нему спящему в келью, и на койку сел рядом. А потом рот ему заткнул, в глаза посмотрел и ласково так сказал: «Иисус Христос, проклятый ты еретик, познается нераздельно в двух природах и действует натурально по двум своим естествам». И улыбнулся ему. А он багровый стал, за сердце взялся и помер.
