Волхв пятого разряда - Анатолий Федорович Дроздов
– Я – хирургию! – сказал Марине Николай и устремился вслед за санитарами.
– Я буду в отделении, – сказала за спиной жена.
В коридоре у операционных Николаю едва не стало плохо. Тележки с пациентами стояли возле стен, а те, кому их не хватило, лежали на носилках на полу. Воздух словно загустел от криков, стонов раненных людей. Вонь от разорванных кишок и такой знакомый запах свежей крови – сырой, железистый. Возле тележек и носилок копошились врачи и сестры – сортировали раненых. Здесь Николай нашел Кривицкого. Начальник госпиталя был в окровавленном халате, шапочке и в хирургических перчатках.
– Вы вовремя, – сказал Несвицкому. – Бригады приступили к операциям. Ваша задача – стабилизировать наиболее тяжелых. Не исцеляйте их – вам сил на всех не хватит. Достаточно остановить кровотечение, а дальше – мы.
– С кого начать? – спросил Несвицкий.
– Вам скажут, а пока накиньте на себя халат. Его вам принесут. Сестра!..
И началось… Кровотечение из паха – бедро разорвано осколком… Оторвана нога, кровь пропитала бинт, наложенный врачом из скорой помощи. Жгут снять и руку на культю… Осколок пробил ребенку грудь… А вот открытый перелом, разорваны сосуды… Перед глазами Николая будто крутился кровавый калейдоскоп. Рука – на рану, с ладони утекло тепло, кровь перестала течь – теперь к другому пострадавшему…
Несвицкий не следил за временем, работал и работал, пока в глазах не потемнело. Очнулся на кушетке, где он сидел, затылком упираясь в стену.
– Попейте! – стоявшая напротив медсестра подала ему кружку с чаем. Тот исходил парком. Несвицкий взял кружку липкими окровавленными пальцами и приник губами к краю. Чай был горячим и сладким до приторности, но Николай глотал его, как истомившийся жаждой путник пьет воду посреди пустыни, после чего вернул посуду медсестре.
– Ведите меня к раненым!
– Так нету больше, – сказала медсестра. – Тяжелых вы стабилизировали, а прочие пока что подождут. Отдохните, Николай Михайлович, вы плохо выглядите. Лицо осунулось и бледное. Я помогу вам привести себя в порядок. Степан Андреевич велел за вами присмотреть.
«Даже в таком бедламе не забыл», – тепло подумал о начальнике Несвицкий.
– Идемте!
Через несколько минут, умытый, снявший окровавленный халат, Николай сидел на стуле в своей комнате и жадно ел. Поздний завтрак ему доставили из кухни. Насытившись, Несвицкий закурил, стряхивая пепел в опустевшую тарелку. Плевать, что в госпитале курить запрещено! Нет сил идти во двор… Затем он завалился на кушетку и не заметил, как уснул.
Разбудила его Марина.
– Как чувствуешь себя? – спросила, когда муж разлепил глаза.
– Нормально, – ответил Николай, прислушавшись к себе.
– Мне говорили, что едва живой ушел из хирургии.
– Работы было много, поэтому устал смертельно, зато теперь в порядке – поел, поспал. Как раненые? Мне обратно к ним?
– Не сейчас, – ответила Марина и присела рядом. – Кого успел стабилизировать, жить будут. Потом поможешь. Но трое умерли – ранения тяжелые, – она вздохнула. – Кривицкий говорит, чтоб если бы не ты, то потеряли б много больше. Во-первых, остановил кровотечения, второе: помогала плазма, которую зачаровал. Степан Андреевич спрашивает: ты в состоянии сегодня поработать с нею – расход большой, она почти закончилась.
– Смогу, – ответил Николай. – Но нужно пообедать.
– Пошли, – Марина встала. – Вместе поедим.
Отобедав, Николай занялся плазмой и провозился с ней до вечера. Почувствовав, что силы иссякают, отправился домой – сегодня сделал все, что мог. По пути забрал из садика Машу, в квартире накормил ее и попросил немножко поиграть самой – пусть дядя Коля отдохнет чуток. Кроха возражать не стала, забрала «котика» и заперлась с ним в своей комнате. Она любила эта делать: играя, разговаривать с тигренком наедине. Когда надоедало, приходила к дяде Коле и требовала почитать ей книжку. Николай с Мариной их много накупили – больших, с цветными иллюстрациями, и Маша их рассматривала, одновременно слушая чтеца.
Отдохнуть не довелось – пришел Несвицкий-старший.
– Мне в госпитале сообщили, что ты ушел домой, – сказал, когда они вдвоем прошли на кухню, где Николай поставил чайник. – Днем раненых спасал.
– Да, вымотался, – Николай вздохнул. – Тяжелых было очень
