Совок – 3 (СИ) - Агарев Вадим

Постригальщица Наталья объявилась около девяти вечера. Она успела не только предупредить маму, но и переодеться в джинсовый костюм.

Взяв на себя сервировку стола, она весело шутила и между делом задавала вопросы. О стоимости квартиры, которую я якобы собрался приобретать и о мифическом брате, приезжающем завтра покупать «Волгу».

Стараясь отвечать, не выпадая из границ легенды, я размышлял, как эта милая девушка будет меня приводить в состояние овоща? Клофелин? Что-то из опиюшек? Или, что тут у них сейчас в ходу? Не будет же она в меня в постели вульгарно тыкать ножиком? Нет, скорее всего, до такой пошлости она не опустится. Она меня траванёт и впустит Воронецкого. А уж тот меня вряд ли потом оставит в живых. Этот товарищ понимает, что свидетель, так подробно познавший и, в самых интимных деталях рассмотревший его подельницу, ему совсем не нужен. Ну не Наташу же ему после экспроприации зачищать! Нет, она для него слишком удобный и проверенный инструмент. И, опять же, надежный и очень приятный соратник в идейной борьбе за неправедно добытые денежные знаки.

Стасу и Борису я обеспечил шикарные условия для засады. Зинаида Петровна, из квартиры напротив любезно согласилась предоставить им свой коридор и две табуретки для наблюдения за моей дверью. Глазок в ее двери был в полной исправности. Она даже пообещалась регулярно поить милиционеров чаем.

Женщина была в возрасте, а обилием сериалов это время было небогато. А тут такое приключение! На всю ночь в ее квартире два милиционера в засаде! Экая пикантность! Все соседки потом от зависти задохнутся. И статус звезды всех ближайших в округе лавочек ей обеспечен надолго.

Перед приходом Гали-Наташи я прополоскал рот коньяком и теперь, употребив вместе с ней три рюмашки, я был таким, как ей и надо. Пьян, словоохотлив и суетно нетерпелив во всё нарастающей своей похоти. Больше пить я не стал, так как опасался не уследить за виртуозными руками коварной злодейки. Особенно, после того, как раскрасневшись от коньяка, искусительница расстегнула пару пуговиц на теснящей ее роскошную грудь джинсовой рубашки. Теперь, точно, из моей посуды пить мне было нельзя.

Наташа оказалась искусницей не только в стрижке. В постели она тоже была на высоте. И даже, когда она была снизу, то все-равно была на высоте. И в коленно-локтевой постановке интимного вопроса она тоже была вне конкуренции… В общем, девушка мне попалась с активной жизненной позицией, беззаветно любящая секс и не склонная скрывать эту свою индивидуальную особенность. Уже через пару часов мы с ней были мокрые и обессиленные.

Когда сменили простыни, и сходили принять душ, на часах было уже около двух.

– Что-то я проголодалась! – с грациозностью кошки, потянувшись, объявила прожорливая блудница-разбойница. – И еще так выпить хочется! Давай выпьем за удачу, чтобы все у нас получилось! – она сама разлила коньяк по рюмкам.

Сибаритствовали мы, сидя за журнальным столиком. Пить коньяк из рюмок, конечно же, моветон, но соответствующими бокалами я пока так и не обзавелся, а Пане Борисовне они, наверное и вовсе были не нужны.

– Принеси мне пожалуйста воды, после всего этого так пить хочется! Совсем ты заездил бедную девушку! – Галя-Наталья указала стройной ногой на комок мокрых простыней на полу, без особого, впрочем, укора в голосе.

Это, значит, чтобы у них с упырём Воронецким, что ли всё получилось? Печень мне проткнуть или голову железякой раскроить? Нет уж, следующую рюмку точно пить нельзя. И не пить тоже нельзя, эта самка богомола может заподозрить недоброе и насторожиться. Ладно, пусть моя «любимая» спокойно и без помех бодяжит свой коктейль Воронецкого. Я встал с постели и, с видом не истратившего всего своего либидо павиана, послушно направился на кухню.

Там я не торопясь разогрел чайник и намутил себе полчашки растворимого кофе. Вернувшись в комнату, я протянул стакан с водой Наташе, а чашку с кофе поставил рядом со своей рюмкой. В эту чашку я эту рюмку и опрокинул, как только девушка наклонилась, чтобы поднять с пола свой бюстгальтер, который я так неуклюже смахнул с подлокотника кресла. Вернув рюмку на стол и по-пролетарски крякнув, я закусил несостоявшийся глоток долькой шоколадки.

– Что-то меня плющит, давай полчасика покемарим? – стараясь не глядеть в глаза барышне, я полез к стенке, накрываясь одеялом с головой. – Но потом мы обязательно продолжим! Ты свет гаси и рядом ложись, я без тебя не усну! – вяло капризничал я, растягивая слова.

Моя личная парикмахерша и теперь уже очень близкая подружка послушно выключила свет и улеглась рядом под одеяло. Она интимно устроила свою божественной красоты голову на моей груди и даже закинула на меня ногу.

Не знаю, сколько времени мы так пролежали, но уже совсем скоро моя возлюбленная выбралась из под моей руки. Потом она тихонько толкнула меня в плечо. Потом толкнула гораздо сильнее и так еще несколько раз. Я лежал бревном и размеренно сопел. Галя-Наташа, встала с кровати и, не включая света, быстро оделась. Одевшись, она подошла и, наклонившись, прислушалась к моему дыханию. Наверное, мое размеренное сопение ее удовлетворило и она деловито направилась в коридор. А я опустил руку к полу, где у плинтуса, между кроватью и стеной дожидались своего времени табельный ПМ и стартовик.

В прихожей послышался щелчок отпираемого дверного замка и шепот.

Патрон уже давно был в патроннике и затвор тоже был взведен. То, что боевая пружина от такого варварства просаживается, меня сейчас тревожило меньше всего. Мне оставалось лишь опустить предохранитель, что я и сделал. После чего направил ствол на проем двери, до которого было меньше трех метров.

Ждать долго не пришлось, напротив меня появился силуэт рослого мужика, с какой-то палкой в руке. Мужик, видимо, зайдя из освещенного подъезда в темноту квартиры, на секунду-две тормознулся, чтобы приглядеться.

Меня пришли убивать в самом прямом смысле этого слова и поэтому донкихотствовать я не собирался. В противостоянии с мокрушниками я уже давно не придерживался ни норм УПК, ни каких-либо иных принципов гуманизма. Есть я, который, безусловно, очень хороший человек и есть он, зверь, пришедший меня убить. Вот и все.

– Стоять! – рявкнул я со всей дури и сразу, не давая гостю малейшего шанса, нажал на спуск. И еще раз нажал. Потом выпалил из стартового, который держал в левой руке.

Никаких перспектив выжить Воронецкому или, кто там пришел по мою душу, я не оставил. Целил точно в левую сторону груди силуэта. Промахнуться с такого расстояния не смог бы даже ребенок. А я не ребенок и стрелять по человекообразным в командировках по шашлычным республикам я научился очень хорошо. Никак не должен он выжить. Если бы не в своем жилище, то стрелял бы я в голову. Но тогда это было бы чревато очень серьезным ремонтом с переклейкой всех обоев и побелкой потолка. Да и перед хозяйкой было бы неудобно, если бы клиент пораскинул здесь мозгами. Тупорылая девятимиллиметровая пуля ПээМа она только входит с аккуратной дырочкой в человеческую голову. А вот выходит она, если стрелять сблизи, непременно вынося ползатылка провинившегося лишенца. Такую дыру выходным отверстием язык назвать не повернется. Такую дырень и шапкой хер прикроешь.

Еще когда я только задумывал всю эту комбинацию, то для себя я твердо решил, что того, кто придет меня убивать, валить буду наглухо. А не хер посягать на жизнь лучшего из представителей советской молодежи нынешней эпохи! В то, что это обстоит именно так, я верил свято, не сомневаясь ни на секунду.

Он еще заваливался вперед, когда дверь со стороны лестничной площадки с грохотом обрушилась вовнутрь квартиры. Раздался истошный женский крик, который тут же и оборвался. Держа лежащего на полу злодея под стволом, я, как был, голым, так и подскочил к выключателю. Свет в комнате вспыхнул одновременно лампочкой в прихожей. Я увидел перед собой лежащего мужика с вывернутой назад рукой, рядом с которой валялся обычный плотницкий гвоздодёр.

В комнату заскочил Борис, опасно рыская стволом своего ПээМа по углам.