Червь - Антон Лагутин
Подул свежий ветерок.
Патлатый продолжал громко стонать. Подошва его сандалий вспахивала землю. Пальцы рук рвали траву. Вроде, я всё правильно сделал! Что не так?
— Тебя спасаю, дуру! — отвечаю я Роже на наитупейший вопрос.
— Ты убьёшь его!
— И что тут такого?! Он плохой! Он чуть тебя не убил!
— Но не убил же!
Она еще и оправдывает его! Начинается, двойные стандарты… Нужно добить ублюдка.
Я хочу наклониться к патлатому, сделать еще пару тройку ударов, но Роже накидывается на меня, валит на землю.
— Не смей! — кричит она на меня.
— Где твоя сила была, когда он на тебя лез!
— Он сильнее тебя!
— Да, ты права, поэтому я и хочу его добить! Иначе он встанет и убьёт нас!
— Он уже не встанет, посмотри, что ты с ним сделал! — придерживая сползающее платье, она посмотрела в сторону мужика, затем на меня. — Да что с тобой происходит?
— Со мной всё в порядке! Я тебя защищал!
— Но не таким же образом!
— Бля, а каким?!
Она спрыгивает с меня словно испуганная кошка. Припадает к этому грязному насильнику, к этому уродцу с обгрызанным хером, к этому патлатому мудаёбу, и начинает водить руками над его боком!
— Ты что, совсем охуела! — кричу я.
Это уже перебор! Она что, решила залечить его раны? Но уж нет, этому не бывать!
Я хочу быстро встать, уверенно, но сил столько нет. Голова еще кружиться. Медленно, опираясь руками о траву, поднимаю своё тело, приседаю на колено. Выпрямляю ноги. Кинжал проёбан, и это очень плохо!
Подхожу к Роже. Грубо хватаю её подмышку и пытаюсь поднять с земли.
— Идём, оставь его!
Она одёргивает мою руку и продолжает кружить ладонями над истерзанной плотью этого вонючего насильника. И я вижу, как раны начинают затягиваться! Медленно, но затягиваются! Кровь уже не течёт…
Если она сейчас его вылечит, и он найдёт силы встать — нам будет пиздец! Не думаю, что он скажет ей спасибо! Вначале меня отхуячит, а потом и ей впердолит. Неужели она этого не понимает? Дура!
Я прыгнул на неё. Завалил на патлатого. Он застонал ещё громче. Почти затянувшиеся раны разошлись, выплеснув наружу свежую кровь.
— Всё, Роже, хватит! — кричу ей в лицо. — Побежали домой!
Наконец, я до неё достучался. Её глаза скользнули по моему лицу, увидели разбитую бровь, заплывший глаз. Мой вид её отрезвил. Рассмотрев меня с ног до головы, она опускает глаза на патлатого. Смотрит, как он корчится от боли. Видит его огрызок. Видит на своих ногах синяки, оставленные длинными пальцами.
Я протягиваю руку и помогаю ей встать. Не выпуская её ладонь, говорю:
— Забудь о нём, бежим!
И вот, перемазанная кровью, окроплённая каплями гноя и слюней, что вылетали из пасти патлатого с каждым ударом кинжала, она смотрит на меня. Платье спадает с её худого тела, но она ловит его руками, прижимает локтями к поясу. Кивает головой и говорит:
— Бежим!
И мы побежали. Не оглядываясь, не оборачиваясь. Убегали не только от старика, но и от мужика, которого оставили умирать под палящим солнцем.
Мы — дети, а дети не несут ответственность за свои действия. В отличие от взрослых! Я смогу спать спокойно. Роже, я надеюсь, тоже сможет спать спокойно, но боюсь, что этот случай мог отразиться не благоприятно на её психике. Хотя, какая мне разница! Нужно нахер уёбывать отсюда, перекинуться в тело отца и добить этого пидора!
Сваливающееся платье мешало Роже бежать. Пару раз она споткнулась и чуть не завалилась на траву. Когда поле закончилось, и мы выбежали на дорогу, я остановился.
— Погоди, — говорю я.
Я взял порванные лямки платья и связал их между собой крепким узлом.
— Вот! Как новое!
Роже выглядела помятой, прямо как шлюха на трассе отработавшая восемь часов. В волосах трава, на лице земля, да еще и платье в крови; хорошо что в чужой. Не хватала запаха алкоголя и табака.
— Как ты? — спрашиваю я.
— Как я? А как ты?
— Со мной всё заеб… всё хорошо. Ладно, пойдём. Вон, уже видно деревню.
— Я… — промычала она, — Я не могу пойти в таком виде домой…
— А что случилось?
— Папа будет ругаться, — она опустила голову, спрятав глаза.
Не приятная ситуация. Будь я на месте отца, я бы охренел, увидев дочь в таком виде. А потом нашёл бы пацана, что с ней ошивался, и дал бы ему таких пиздюлей, что он еще год не смог бы на девок смотреть, не испытывая боли в трусах! Надо подумать… Есть идея! Конечно, первозданный внешний вид мы не вернём, но хотя бы примем человеческий облик.
— Погнали на речку!
Подумав несколько секунд, Роже согласилась.
Пришлось идти в противоположную сторону от деревни и свернуть в лес, подальше от старика и его проклятого старого дома.
Шли полем, потом лесом. Показался песочек. Ветерок принёс запах речки, хотя, это был запах рыбы.
Мелкие волны тихо шуршали у берега, принося с собой тину. Не страшно, купались в местах и похуже.
Прежде чем я разделся, Роже повернула меня к себе. Её тёплая ладонь легла мне на висок, пальцы коснулись разбитой брови. Тёпленько… Чуть-чуть защипало, но тут же отпустило, словно уняли зубную боль, что мучала целую ночь. Теперь я мог видеть как нормальный пацан, обеими глазами.
Я залез в воду, в чём мать родила, а Роже осталась стоять на берегу, стесняясь меня.
— Я не смотрю на тебя! — крикнул я ей, отплыв от берега пару метров.
Говоря это, я, конечно же, закрыл глаза. Не буду же я смотреть на голого ребёнка, особенно девочку. Со мной всё нормально, в отличие от того патлатого кастрата.
Я поплыл
