Звенья одной цепи (СИ) - Артемьев Юрий
— Ты же сам назвал его тому мужику внизу, который принял меня за шлюху. Почему они все меня считают проституткой, Декстер? А тебя точно зовут «Декстер»?
— Почему ты так спросила?
— На твоём лице ничего не отражается, когда я произношу это имя.
«Ишь ты, какая наблюдательная девочка.»
— У меня много имён, Ло. Как и у тебя.
— Но у меня только одно имя.
— Ага… Мария де лос Долорес Диаз. Это же сколько сразу разных букв.
— Это одно имя. А ты не Декстер. Я в этом уверена.
— Может быть.
— Ты мне скажешь, как тебя зовут на самом деле?
— Может быть…
— Но не сейчас?
— Это уж точно…
Глава 20
Шопинг, йод и лоботомия…
04 августа. 1974 год.
США. Бостон. Отель.
— Что делать-то будем? — спросил я у Лолы, потому что разговор зашёл немного не в ту сторону, в которую бы мне хотелось. Рассказывать что-то о себе не хотелось от слова «совсем». А с этой девочкой грамотно соврать может не получится. Уж больно она внимательная да сообразительная. И это даже странно, на фоне того, что скитаясь по горам, да по лесам с партизанским отрядом, вряд ли она получила достойное образование. Интересно… А она хоть грамотно писать умеет, хоть на каком-то языке?
— А что нам надо делать?
— Я бы устроил небольшой шопинг. В аптеку надо бы заскочить. Ты не слишком бережёшь свои руки. От этих порезов может произойти заражение. Нужны антибиотики, йод на крайний случай, бинты, пластырь… А ещё лучше врач… Но к врачам обращаться не стоит, как ты понимаешь. Нужна новая одежда для тебя и для меня. Тебе вообще стоит сменить имидж.
— В каком это смысле «сменить имидж»?
— Я бы посоветовал изменить причёску и цвет волос. А если ещё и кардинально сменить одежду, то получится совсем другой человек, а не тот которого будет искать местная мафия.
— Там не только местные замешаны.
— В смысле?
— Когда убивали брата, я заметила двоих «наших»…
— А «ваши» — это кто?
— Это колумбийцы. Я их видела в Лос-Анджелесе, когда мы с Луисом уезжали на машине.
— То есть, ты считаешь, что ваша поездка заранее была обречена на провал?
— Да.
— А не слишком ли это всё сложно? Отдать машину, гружёную наркотой, абы кому.
— Мы не абы кто…
— Ну, да, конечно… Наркоман и его малограмотная сестра… Расходный материал для мафии. Или ты так не считаешь?
— Я грамотная…
— То, что ты умеешь писать и читать — это ещё не показатель грамотности в современном мире. Кстати, а на каком языке ты умеешь писать и читать?
— На испанском… На английском хуже… Но всё понимаю.
— Это как очень умная собака: Всё понимает, но сказать не может.
— Я не собака! — возмутилась Ло.
— А я этого и не говорил. Я просто хочу понять: В круговорот какой истории ты угодила, и куда хочешь втянуть в придачу меня?
— Никуда я тебя втягивать не собиралась. Ты мне вовсе не нужен.
— Хочешь уйти? Я тебя не держу. Забирай свои грязные деньги и вали отсюда куда глаза глядят!
Долорес подскочила с места, и было видно, что первым её желанием было схватить свою сумку и уйти. Но после секундного замешательства, она села обратно и безапелляционно так заявила.
— А я никуда не уйду.
— Это ещё почему?
— Ты обещал мне помочь.
— Что-то я не помню за собой такого…
— Я вчера попросила тебя о помощи, ты сказал ОК и взял меня с собой.
— И это ты считаешь моим обещанием помогать тебе везде и всюду до скончания веков? Утирать тебе сопли и выносить за тобой ночной горшок?
* * *Самое начало того момента, когда она бросилась на меня с кулаками, я даже пропустил. Но так как я всё равно ждал он неё реакции на мои провокационные слова, то мне удалось перехватить её руку, и сделав подножку, завалить её прямо на кровать, на которой я сидел всё это время. Её рука, взятая мною на болевой приём, не позволяла этой вредной девчонке проявлять хоть какое-то сопротивление. Но даже, несмотря на это, она продолжала дёргаться, при этом покрывая меня отборным матом. Хорошо ещё, что она ругалась исключительно на испанском, и я не почти ничего не понял из её оскорблений. Ну, разве что только несколько отдельных слов, вырванных из общего контекста.
— Cabra cabrón. Impotente. Pederasta. — кричала она.
— А что такое «кабра каброн»? — спросил я у неё совершенно спокойным голосом.
— То есть все остальные слова ты понял? — тяжело дыша воспроизвела свои вопрос Лолита.
— Ну… Импотенто и педераста…Трудно не понять.
— И ты не обиделся?
— Если я знаю, что это на самом деле не соответствует истине, то на что мне обижаться? На маленькую глупую девочку, которая не умеет сдерживать своих эмоций?
— Я не маленькая… — чуть не плача ответил Ло. — И не глупая… А ты…Ты…
— Ага. Я уже слышал. Как там звучит? Карба карбон?
— Кабра каброн.
— И что это всё-таки означает?
— Что ты трахал козла.
— Смешно…
— Почему?
— Сам не знаю… Ладно. Я тебя сейчас отпущу. А ты больше не будешь дёргаться. Договорились?
— Да…
Я перестал прижимать её тело к кровати и отпустил заломленную за спину руку. Она и правда не стала больше сопротивляться. Пересев на единственный стул в этой комнате, я наблюдал, как она разминает руку.
— Ничего не повредил, я надеюсь?
— Нет… — уже почти без злобы в голосе, ответила она. — Почему ты такой?
— Какой такой?
— Не такой, как все.
— А что бы сделал такой как все?
— Он бы меня ударил… Избил… Изнасиловал… А ты…
— А что? Мне так надо было с тобой поступить?
— Нет… — буркнула она. — Но ты меня оскорбил…
— Я просто хотел узнать какая ты на самом деле?
— Узнал?
— Неа… Ты же сразу драться полезла.
— Ты обидел меня… — она надула губы.
— Ну, вот. Теперь ты себя ведёшь, как маленькая обиженная девочка.
— Я не маленькая.
— Сколько тебе лет?
— Семнадцать… Скоро будет… В октябре… А тебе?
— Примерно столько же…
— Ты ничего о себе не рассказываешь.
— А должен?
— Не знаю… Но я должна о тебе хоть что-то знать.
— Зачем?
— Не знаю. Для общения, наверное…
— А тебе мало того, что я тебя спас?
— Но я не знаю, для чего ты это сделал… Что тебе от меня надо?
— Ничего не надо.
— Зачем я тебе?
* * *«Блин горелый. И что я могу ей сказать? Сказать ей, что она мне на фиг не нужна? Или, что она для меня просто обуза… Как тот пресловутый чемодан без ручки, что и нести тяжело, и бросить жалко… Хотя это и не самый лучший пример. Говорить правду всегда трудно… Ведь тот, кто говорит правду, находится в самом хреновом положении. Потому что он ограничен этой самой правдой. Как там в лагерной поговорке? Шаг вправо, шаг влево… Как-то так…Да. А вот лжец в своей лжи не ограничен ничем…»
* * *— Ты хочешь знать правду?
— Да.
— А не пожалеешь потом об этом?
— Нет.
— Ты для меня — досадная обуза. Самым правильным решением было бы убить тебя там, на пустыре… И оставить твой труп валяться в багажнике машины наркоторговца.
— Почему же ты тогда этого не сделал? Пожалел меня? Ишь ты, какой жалостливый… Теперь ты жалеешь не меня, а что не убил меня? Да? Хочешь, чтобы я ушла? Ну, так я уйду. Не переживай!
— Некуда тебе идти. Отпустить тебя — это значит обречь тебя на смерть. И у меня из-за этого возникнут неприятности.
— Какие у тебя-то будут неприятности?
— Ты расскажешь обо мне тем людям, которым знать обо мне не обязательно. И я не смогу выполнить то, что долженбыл сделать в Бостоне.
— Никому я про тебя не расскажу…
— Расскажешь… Нет такого человека, который бы выдержал все пытки и не сказал ни слова тем, кто его будет допрашивать. Просто не все умеют правильно спрашивать.