Территория пунктира (СИ) - Велесов Олег
Тьфу. Надо как-то из этого выбираться. Кстати, это и есть моя задача: найти выход из ситуации. Но вот какой выход? Руки связаны, на шее петля, по периметру вертухаи. Что придумать?
— Шериф.
— Чего тебе? — с неохотой отозвался тот.
— Как насчёт последнего желания?
— Не предусмотрено.
— Смертнику полагается.
— Заткнись.
— Люди! — я выкрикнул так, что первые ряды зрителей вздрогнули. — Шериф отказывает мне в последнем желании. Пусть я бандит и убийца, но вы-то добропорядочные граждане, в церковь ходите. Не откажите преступнику в законной справедливости.
Народ зашевелился. Намечающаяся казнь становилась интересней.
— Чего просишь, Плешивый?
Я кивнул на балкон.
— Вон ту шлюху.
Тоненькая едва не выронила стакан, а площадь рассмеялась.
— Перегрелся что ли?
Я состроил жалостливую физиономию.
— Имейте совесть, люди. На том свете одни черти да ангелы, существа бесполые. Что с ними делать? А мне ну очень надо напоследок. Смотрите, как штаны оттопыриваются.
— Богохульник! — послышались женские голоса, но мужчины меня поддержали.
— Да пускай порадуется.
— Шериф, пусти ты его.
— Слышь, Плешивый, ты только не затягивай, пошустрее задом двигай. Уж очень хочется посмотреть, как ты ногами дрыгаешь.
— Сделаю всё быстро. Моргнуть не успеете.
Я посмотрел на шерифа. Тот мялся. Ладно бы я выпить попросил или табаку, ещё куда не шло. Но баба! Он даже не представлял, куда меня с ней вести, не перед виселицей же я её нагибать буду.
— Не вздумай, — предостерёг его старший пинки.
Если бы он промолчал, шериф наверняка послал горожан подальше и пошёл выбивать скамейки из-под наших ног. Но агентов Пинкертона законники не любили, и это сыграло в мою пользу.
— Не твоё дело, — сплюнул шериф и кивнул помощнику. — Улли, давай ту шлюху сюда.
С меня сняли петлю, спустили с эшафота. Аарон вытянулся, балансируя на носках, и крикнул:
— За всех нас отымей её, Билли!
На балконе завизжали девки. Тоненькая кричала громче остальных, отпихиваясь от помощников, но возмущение её было напускным. Из салуна она вышла сама, вихляя тощим задом, и сразу спросила:
— Кто платить будет?
— Город заплатит, — мрачно выдохнул шериф.
— Пятнадцать долларов!
— Сколько? Тебе голову солнцем напекло? Два.
— За два доллара пусть он тебя трахает. Двенадцать.
— Язык у тебя паршивый. Будешь у меня им улицы подметать. Четыре.
— За четыре с ним даже Толстая Энни не ляжет. Ты рожу его грязную видел? Тут ящик виски нужен. Девять — и ни центом меньше.
— Да весь ваш вонючий бордель столько не стоит. Пять.
— Семь!
— Договорились.
Они пожали друг другу руки, как маклеры на бирже.
— Куда их, шериф? В офис? — спросил помощник.
— Перебрал что ли вчера, Улли? Веди их к свиному загону.
Помощник взял меня за шиворот и поволок мимо ратуши на задворки. Загон находился возле мясной лавки. Звуки с площади сюда почти не долетали, зато вовсю визжали свиньи и воняло навозом. Чуть дальше находились кораль и конюшня, перед которой двое работников ворошили сено.
Не самое лучшее место для секса. Но куда деваться. По сути, я уже должен болтаться на верёвке и пугать детей высунутым языком, так что грех жаловаться на вонь и прочее.
Помощник толкнул меня к загону, а сам ухватил шлюху за локти и потянул к себе.
— Ну что, тощенькая, покажи, что ты умеешь за семь долларов.
— Эй, — возмутился я, подаваясь вперёд, — это она мне показывать должна!
Не оборачиваясь, помощник локтём всадил мне под дых. Я скрючился, отступил обратно к загону и съехал на землю, тщетно пытаясь втянуть в себя воздух. В щель между досками просунулся свиной пятачок и с любопытством обнюхал меня.
— Чё ты… чё ты делаешь? — с трудом пробормотал я.
— Тебе всё равно подыхать, Плешивый, — без тени сострадания проговорил помощник. — Сиди молча, наблюдай. Слюной только не захлебнись. А мы тут побалуемся. Так, что ли, тощенькая?
— Да мне за семь долларов без разницы с кем, — хмыкнула шлюха.
— Вот и договорились. Давай, милая, поворачивайся.
Он сбросил оружейный пояс, приспустил штаны и от возбуждения замурлыкал песенку. Я отвернулся. Жизнь, какая же ты сложная штука. Выпросил перед смертью минутку счастья — и ту отобрали.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})Стоп! О чём я вообще? Я Георгий Саламанов, восходящий. Моя задача: выбраться из этой канители и… и…
Прямо перед собой я увидел оружейный пояс Улли. Он валялся в пыли, словно дохлая змея увешанная драгоценностями: револьвер, нож в индейских ножнах, патроны в ячейках. Господи, этот помощник шерифа просто дебил. И я тоже дебил, если сразу не обратил на пояс внимание.
Я крутанулся на заднице, вытянул нож, перекинул его в пальцах лезвием вверх и под однотонные постанывания помощника начал резать верёвку на запястьях — всё как в лучших вестернах и боевиках. Резать старался быстро, не заботясь о наносимых самому себе ранах. Через несколько секунд рукоять ножа стала скользкой от крови, но и верёвки ослабли и разошлись.
Почувствовав свободу, я подхватил пояс, вытащил револьвер. Перед глазами дёргалось голое сиденье помощника. Он урчал от удовольствия и, видимо, уже был близок к окончанию семидолларового забега. Я не позволил ему финишировать, пусть знает в следующий раз, каково это лишать удовольствия бесправных заключённых. Удар рукоятью по затылку отправил его в нокаут.
— Всё что ли? — не разгибаясь, спросила тощая.
— В некотором роде, — подтвердил я.
От испуга она раскрыла рот, и я поспешно сунул ей дуло к виску.
— Только закричи!
— Нет, нет, Плешивый…
— Вот и хорошо. Сиди здесь до вечера. Если встанешь, я тебя найду и ножом исполосую. Будешь только со слепыми трахаться.
Пока она осознавала происходящее, я застегнул пояс и осмотрел револьвер. Это был старый армейский Ремингтон сорок четвёртого калибра. Помнится, в прошлое моё посещение Дикого Запада у меня был миротворец, и я неплохо им владел. Надо проверить, что осталось от прежних навыков.
Вернув револьвер в кобуру, я опустил руку вдоль бедра и резким движением выхватил оружие, направив ствол на тощую. Получилось быстро, во всяком случае, память подсказала, что Плешивый Билл был намного медленнее. Тощая икнула.
— Билл, ты же обещал…
— Не ссы, не обижу.
Я повторил трюк по выхватыванию револьвера из кобуры ещё несколько раз. Удобнее всего это было делать с одновременным шагом правой ноги назад, а стрелять не с вытянутой руки, а от бедра. Правда, в этом случае оставался открытым вопрос меткости, но это можно проверить только в реальной перестрелке.
Я подобрал шляпу помощника, сбил с неё пыль и надел, чуть надвинув на глаза, чтобы прикрыть лицо.
Штейн обещал вытащить меня из этой клоаки через полчаса. Прошло уже минут сорок или больше. Что делать? Раньше из калибровок я выходил путём собственно гибели. Застрелиться? Нет, самоубийство мне претит. Бежать и прятаться тоже бессмысленно. Жить здесь до тех пор, пока меня не поймают и не вздёрнут или пока я сам не сдохну от старости, глупо. Да и не хочу я такой жизни.
Можно сделать доброе дело и попытаться спасти тех преступников, с которыми Плешивый Билл последние несколько лет грабил поезда и угонял скот. Кто знает, а вдруг это и есть выход из ситуации? Я их спасаю, калибровка возвращает меня безболезненно назад в Состояние. Достоин же мой носитель хоть какого-то сострадания.
Перед глазами калейдоскопом прокатилась жизнь Плешивого. Вырос он на ранчо в Монтане. Отец, канадский траппер, к сорока годам решил осесть и заняться разведением лошадей. Мать, чистокровная индеанка из речных кроу, вырастила сына как настоящего индейского воина. Я отметил про себя, что легко читаю следы и пользуюсь ножом, как будто он продолжение моего пальца. Собственно, это и была моя основная работа в банде — следопыт. Аарон часто подтрунивал надо мной из-за того, что я не заметил засаду арапахо и лишился половины скальпа. Но, во-первых, арапахо тоже не из глины слеплены, а во-вторых, я был пьян в зюзю. Какие могут быть следы в таком состоянии?