Пожиратель Ци - Егор Петров
Чем отличались обычные руны от тех, которые я теперь знал? Каждая конкретная “руна Безымянного” имела менее выраженный эффект. Например, руна “мороз”, что была в обоих языках, при написании лишь одной руны на артефакте, написанная методом Безымянного, давала в три раза меньший эффект.
Обычные руны были гораздо древнее и эффективнее по отдельности, потому что над ними тысячелетия корпели огромное количество мастеров, доводя до идеала.
Но сочетания “рун Безымянного” гораздо сильнее взаимодействовали друг с другом, чем обычные.
Это работало в две стороны — подходящие руны усиливали друг друга, синергируя, в то время как неподходящие могли вообще свести эффект на нет.
Если ставить ряд из пяти одинаковых обычных рун, то каждая последующая давала все меньший эффект — пять рун были раза в два сильнее, чем одна.
В то же время, пять одинаковых “рун Безымянного”, замкнутых в цельную вязь, могли действовать в десять раз сильнее, чем одна отдельная “руна Безымянного”.
Казалось бы, если они такие сильные в комбинации, почему давным-давно все на них не перешли? Но тут, даже с отрывками знаний, я понимал — руны безымянного были гораздо сложнее, требовали куда большей точности, и их нужно было запитывать энергией все одновременно, в то время как обычные руны можно было запитывать по одной.
Рунный язык безымянного требовал от мастера огромных навыков и невероятно большого запаса энергии — поэтому такая технология не могла сильно распространиться, слишком она была сложная и при этом на начальном этапе очень слабая.
Взяв в руки меч, я материализовал клык и принялся чертить рунную вязь. Энергия, которую я поглотил из осколка, бушевала во мне и требовала выхода. Качество этой энергии было настолько высоким, что даже просто ее присутствие в моем теле вызывало дискомфорт.
Вырезая руны одну за другой, я чувствовал, как в них постепенно утекает энергия, сразу заполняя рисунок. Рисуя восьмую руну, я ощутил, что энергия заканчивается, и мне не хватало совсем чуть-чуть для того, чтобы замкнуть вязь. Я начал отправлять энергию из зерна и почувствовал, что она уходит, почти не заполняя рисунок. Насколько же важно качество энергии! Моя энергия в разы хуже заполняла руны!
Ну же! Последняя черточка! Зерно уже было пустым, но пути назад не было.
Стиснув зубы, я продолжал вливать ци, что была пылью распределена по моему телу, иссушая свой организм. Из последних сил я продолжал это делать, чувствуя, как в глазах темнеет.
И тут руны зажглись, засияв ровным серебристо-голубым светом.
Я с наслаждением рухнул на спину, глубоко вдыхая, чувствуя, как по лбу катятся капельки пота.
И это всего лишь девять рун… Из которых заемная энергия заполнила восемь.
Страшно представить, насколько силен был безымянный адепт — на гробнице были тысячи рун, которые зажигались при контакте с ключом.
Не мудрствуя лукаво, я нанес на меч семь рун “камень” и две руны “острый”. Они прекрасно дополняли друг друга и сочетались как по вязи, так и по эффекту. Многократное увеличение веса вкупе с уменьшением площади удара в теории могли создавать невероятно сильное оружие. Хотелось побыстрее это проверить, но у меня совсем не было сил.
Я погрузился в медитацию, впитывая ци из окружающего мира.
Энергетическая структура в руках пострадала от энергии проклятого клинка, но сейчас я чувствовал, как она восстанавливается и становится сильнее. Как мышцы после тренировки — в тканях появляются микроразрывы, которые, заживая, увеличивают силу мышц.
Главное, не надорваться от нагрузок — было бы энергии больше, и кто знает, что бы случилось с моим телом.
Очнулся я от того, что Чоулинь тряс меня за плечо. В нос ударил резкий неприятный запах, и я поморщился.
— Фу, братец, отойди. Разит от тебя так, что плохо становится, — сказал я Чоулиню, на что он посмотрел на меня непонимающим взглядом, понюхал свою подмышку и позеленел.
— Вот-вот, — я проводил взглядом его стремительно удаляющуюся спину, и хмыкнул. Мыться побежал.
Я не восполнил всю энергию, в зерне плескалось максимум половина от ци, но тело чувствовало себя хорошо.
Попытавшись снова погрузиться в медитацию, не смог — вонь в палатке сильно отвлекала и мешала сосредоточиться, и я решил, что можно прогуляться, заодно и меч проверить.
Дойдя до опушки, где тестировал свои снаряды, подошел к знакомому валуну.
Встав в стойку, размахнувшись и ударив, не вливая ци, был приятно удивлен — на камне появилась щербинка, и кусок откололся. Клинок точно стал острее и прочнее, потому что на лезвии не было ни единой царапины.
Когда я нанес такой же удар, держа меч двумя руками, но подав в него ци, то потерял равновесие и чуть не упал.
Ци ухнула в него, как в пропасть, почти все, что было, ушло мгновенно. Клинок стал настолько тяжелым, что чуть не вырвал мне руки из плеч, и прошел сквозь камень, как через масло, оставляя ровный срез на камне. Клинок вместе с рукоятью ушел в камень на глубину ладони.
До рукояти можно было дотянуться и схватить, но моих сил не хватало, чтобы его вытащить. Настолько плотно он оказался погружен в камень.
Покачав головой, отправился за помощью — сам я его точно вытащить не смогу.
То ли Чоулинь еще до конца не окреп, то ли даже его силы, возросшей с получением нового ранга, было мало для этого меча, но он тоже не смог его вытащить.
Полчаса он тужился, потел и краснел, но так и не смог достать клинок. А когда подал в него ци, начало получаться, снаружи показалась рукоять, но в итоге здоровяк ее не удержал, и меч упал обратно, погрузившись еще глубже.
Чоулинь грохнулся на землю и пытался отдышаться, когда я его спросил:
— Ну как тебе мое новое творение?
— Да ты псих! Как ты это сделал, и нафига? Какой силищей надо обладать, чтобы им пользоваться? Он весит, наверное, полтонны!
Полтонны? Странно… Мне он тоже показался тяжелым, но точно не настолько.
— Отдыхай, дружок, — я похлопал его по плечу, — потом сделаю тебе что-нибудь попроще, раз твоих сил на этот не хватает.
Чоулинь хотел что-то возмущенно возразить, открыл рот, но так ничего и не сказал. Засмеявшись, я махнул ему рукой и отправился в город. Надо идти ва-банк.
Пока шел по городу, наткнулся на интересную картину. Я увидел группу парней разного возраста, старшим из которых было на вид лет двадцать.
