Возвращение в Петроград (СИ) - Тарханов Влад
Но вот Mercedes Knight[1] еще довоенного, двенадцатого года выпуска, профырчал, преодолевая мост, и вкатилось во внутренний дворик Большого Генштаба. Массивное здание давило на вошедшего своей мрачной надменной основательной красотой, но генералу было не до архитектурных впечатлений, он спешно проследовал в кабинет своего высокого и весьма крупного начальства. Адъютант фельдмаршала приветствовал вошедшего и сообщил, что его уже ожидают. Людендорф вошел в кабинет, в котором кроме Гинденбурга находился и его подчиненный, оберст Николаи, который при появлении шефа вскочил и вытянулся в струнку.
— Проходи, Эрих, мы без тебя не начинали. — поздоровавшись, произнес маршал, оценил реакцию генерала, после чего продолжил:
— Фрау Доктор вернулась из Стокгольма. Она привезла весьма интересные сведения, которые необходимо обсудить. Подробности доложит полковник. И да, это я приказал сообщить мне, как только этот агент вернется из Швеции.
Людендорф вздохнул. Если бы он мог, то Гинденбург ничего бы об отправке этого агента в Стокгольм не знал бы, так всегда надежнее. Но такие контакты, в первую очередь, решение политическое. И не ставить высшее руководство Рейха (к которому Гинденбург, без сомнения, относился) стало бы неразумным шагом. Правда, росли риска провала. Но Эльсбет вернулась. И это уже хорошо!
Фрау Доктор, она же Эльсбет Шрагмюллер, заслуженно слыла женщиной во многом уникальной. То, что именно она направилась в Стокгольм — стало делом случая, но весьма удачного. Эта дама, которой еще не исполнилось и сорока лет[2] отвечала за разведывательную деятельность в Британии и Франции, возглавляла центр в Антверпене, где фактически руководила школой агентов, засылаемых на острова и завербованных в самых различных ситуациях. При этом она одинаково эффективно работала с лицами обоих полов: как с мужчинами, так и с женщинами. И ценность ее работы признавалось не только ее непосредственным начальством: Гемппом и Николаи. В свое время она стала первым доктором политологии в Германии, точнее, первой женщиной, получившей высшее образование и защитившей научную степень. Под именем графини де Лувен она разъезжала по Франции, собирая информацию для Генерального штаба Германии. Правда непосредственно работать в структуре генерального штаба стала в оккупированной Бельгии, где поначалу занималась переводами на немецкий писем бельгийских солдат. Тут она показала себя весьма толковым специалистом тайных дел и ее карьера в отделе IIIb Генерального штаба Германской империи стала стремительно идти вверх. Сейчас она отвечала не только за разведывательную деятельность на территории двух важнейших врагов Германии — Франции и Британии, но в нагрузку получила и Скандинавское направление: Данию, Швецию с Норвегией и Финские провинции России. Накануне встречи с российским посланником она находилась с инспекцией в разведывательном центре в Копенгагене.
Вальтер Николаи встал, незаметным движением поправил мундир, после чего начал доклад. По-военному кратко он описал обстоятельства встречи и о принятом решении направить туда фрау Доктор как достаточно компетентного сотрудника. Для первых, неофициальных контактов, по мнению полковника, этого было более чем достаточно.
— На мой взгляд, уже тем, что к нам прислали полковника Вандама говорит о многом. Этот человек имеет стойкую неприязнь к британцам, он воевал добровольцем в англо-бурской войне, известен статьями, в которых отстаивает право России на противостояние с англосаксами. Более того, был противником военных действий России и Германии. Но его мнение перед началом Великой войны не смогло переломить ситуацию.
— Тем не менее, ведь вся общественность Российской империи хотела этой войны. не так ли? — уточнил Гинденбург.
— Не совсем так, мой маршал. В России существовала довольно влиятельная группа лиц, настроенных прогермански. Кроме того, далеко не все подданные империи понимали, зачем нужна эта война. Её цели — овладение Проливами для них казалось сказочной мечтой и не более того, впрочем, как и восстановление православных крестов над Софией — главной мечетью Стамбула, которая была главным православным храмом всего ортодоксального христианства. Но… Британия переиграла нас, подсунув Николаю гессенскую принцессу. А прогерманская партия с началом войны оказалась вычищена из политики и отдалена от принятия решений. Мы пытались как-то помешать этому… Авантюрист Григорий Распутин имел некоторое влияние на царскую семью, но даже его предупреждение о том, что Россия не должна воевать с нами не возымела своего действия. Нам противостояли несколько группировок, с которыми мы ничего поделать не смогли. Это профранцузская и пробританская партии при дворе, причем последняя опиралась на супругу Николая, Алису Гессенскую. Крупные русские банкиры и промышленники, которые рассчитывали отхватить во время войны предприятия, контролируемые немецкими капиталами. Они это сделали, но наладить эффективное производство на них своими силами так и не сумели. И третья важная влиятельная сила — русская ортодоксальная церковь, которая захотела распространить свое влияние на Балканы и часть Анатолии. В результате общественное мнение империи полностью оказалось антигермански настроенным, чему способствовала и газетная пропаганда через издания, которые имели финансовые связи с посольствами союзных держав. Впрочем, следует признать, что пропаганда постаралась сделать нас врагами и у нас, в Германии.
— Но и утверждать, что Россию можно было удержать от вступления в войну неверно. — заметил Людендорф, который в свое время отвечал за разведдеятельность именно против Российской империи.
— Вы абсолютно правы, мой генерал. Это был вопрос зависимости. Российская империя находится под контролем французских и британских банкиров намного больше, чем имеет выгод от сотрудничества с германской промышленностью. К сожалению… Без вмешательства России мы уже давно пили кофе с круассанами в Париже. И никакие сухопутные силы лимонников не смогли бы помешать воплотить план Шлиффена в жизнь[3].
— Вам не показалось странным, полковник, что настроенный весьма патриотично Михаил внезапно захотел неофициальной встречи своего агента с нами? — спросил Гинденбург.
— В прогерманских настроениях регент Российской империи замечен не был. Более того, с началом боевых действий он просил старшего брата права вернуться в Россию и сразу же приступил к формированию кавалерийской дивизии, которая себя неплохо показала в боях против австрийцев. На мой взгляд, карты спутала странная смерть императора Николая. По нашим косвенным данным, к ней могли быть причастны некоторые круги в Англии, точнее, связанные с Ротшильдами высокопоставленные сотрудники спецслужб.
— При чем тут Ротшильды? — удивился Гинденбург.
— Нами была перехвачено несколько интересных писем из Копенгагена, от руководства филиала банков Ротшильдов. Там шло о недовольстве лондонских банкиров переговорами с Россией по поводу возврата военных долгов империи. На январских переговорах в Петрограде царь, цитирую «торговался самым недостойным образом, подобно купчишке».
Увидев недоуменные взгляды начальства, Николаи поспешил расшифровать эту фразу.
— Речь шла о том, что союзники хотели получить за вооружение и боеприпасы. Которые они поставляют ценные ресурсы — лес, например. Но не по ценам рыночным, которые сложились сейчас. А по довоенным, которые в несколько раз меньше. При этом за вооружение они выставили цены как раз актуальные на сегодня, то есть намного большие, нежели довоенные.
— То есть, Николай отказался дать себя ограбить? — уточнил Гинденбург.
— Так точно, мой маршал. Более того. в личной беседе царь намекнул представителям Антанты, что Россия требует снижения грабительского процента по военным кредитам, которые предоставили (в основном) как раз банки Ротшильдов. Хотя и под гарантии правительств союзников. Фактически, Николай попытался залезть в карман Ротшильдов, чем вызвал вспышку их недовольства. Очень может быть, что русские сами докопались до этих обстоятельств. Нам стало известно, что из Петрограда был выслан английский посланник Бьюкенен. Но пока что без подробностей.
