Виконт Линейных Войск 8 (СИ) - Алекс Котов
Слуга осторожно ступал по снегу, налипшему на тропку, тряпичные обмотки, которыми он прикрывал ступни, насквозь промокли, а ноги окоченели до такой степени, что он их не чувствовал. Любой другой лорд счел бы позором, что его замковый слуга выглядит будто нищий крестьянин, но только не Первый Герцог. Он закономерно считал, что раз одежда слуг приходит в полную негодность из-за падения с многокилометровой высоты — значит нет смысла на нее тратиться.
Еще шаг и снежная каша разъезжается под ногами, слуга взмахивает руками, но тяжелый груз не дает ни одного шанса спастись. Вскрикнув, он падает, оставив после себя на тропинки лишь следы.
Долгий полет заканчивается жестоким приземлением.
Вино, что лежало в зачарованном ящике — нисколько не пострадало.
Окровавленный груз отдерут от останков, смешно протрут тряпкой и передадут следующему смертнику, который мало чем отличался от прошлого… Кроме, разве что удачи, ведь несмотря на погоду — ему удастся добраться до вершины. Здесь он передаст свой груз другим куда более прилично одетым слугам. Вино продегустируют и подадут лорду, что стоял перед витражом, откуда простирался вид на все его земли.
Хрупкий бокал смотрелся неуместно в его подобной медвежьей лапе, руке. Выпив его залпом, Герцог передал его коленопреклоненному слуге и сыто рыгнул.
Шли последние дни осени. Здесь, на краю мира, он чувствовал себя в полной безопасности. Драконий замок был построен как неприступный, с тыла его защищало мертвое море, а с фронта — высота. Ни одна армия не смогла бы взять его штурмом, единственным безопасным способом добраться до замка — было прилететь на грифоне.
Но даже если враги прилетят, что могут сделать несколько десятков наездников? Даже собери все лорды королевства своих грифонов — их не наберется больше сотни, причем окажется, что добрая треть из них находится в подчинении у Первого Герцога. Лорд хорошо понимал, что в его родовом замке реальную опасность могут представлять лишь летучие твари и поэтому он не жалел на них денег. Многочисленные замковые башни были снаряжены баллистами и тяжелыми стрелкометами, а магический щит мог выдержать даже налет магов.
Поэтому, Герцог за свою безопасность был абсолютно спокоен.
Возможно бы он понял, что это лишь заблуждение, если бы знал, что в нескольких сотнях километрах от него, всего через неделю, похожая гора превратится в груду дымящихся обломков. И даже если бы на ее вершине стоял замок — это мало что бы ни изменило.
Но пока что рабочие в Рейкланде лишь бурили проходы, засевший в таверне демон истреблял запасы алкоголя и даже ритуальный круг, призванный сконцентрировать энергию от взрыва нестабильного ядра — заложен пока не был.
Тем не менее кое-что все же беспокоило Герцога.
Над его землями витал дух безнадежности. До этого момента каждый раз, когда его армия выступала — она возвращалась с многочисленными трофеями. Верные вассалы получали новые земли. Мастерские и поля получали новых работников. Тех, кто не успел сбежать или думал, что для них ничего не изменится со сменой лорда — быстро учили, что есть большая разница между тем, чтобы быть крестьянином в Первом Герцогстве и тем, чтобы быть в любом другом. Новые ресурсы давали стабильный приток денег в казну. Медленный, но неумолимый каток подпитывал сам себя. Но впервые людская волна наткнулась на цепь крепостей и бессильно отхлынула назад.
Цвет рыцарства сгорел в лесу, обученные солдаты погибали, даже не увидев врага в лицо, даже поддержка венценосного племянника не помогла, магическая дрянь нанесла больше урона самому же Герцогу, чем врагам.
Атака захлебнулась. Впервые Герцог не мог просто собрать свои силы и быть уверенным, что они сметут всех своим числом. Возможно, будь на месте Герцога какой-то иной лорд, но решил бы, что пора менять тактику. Что нужно начать отбирать рыцарей по умению, а не по верности. Что нужно лучше обучать людей, лучше экипировать их. Что возможно, может даже стоит дать немного свободы крестьянам, что в пределах Герцогства иначе как крепостными не называли.
Но нет. Первый Герцог не был гибким человеком. Если он брался за что-то, он доводил дело до конца. Даже если это дело походило на битье лбом об стену.
Он не был тупым. Он понимал, что уже понес столько потерь, что логичнее было отступить… Но также он понимал, что отступление покажет всем его слабость. А слабость ему не простит никто.
Он десятилетиями расширял свое герцогство, покоряя соседние земли. Сколько вассалов были ему действительно верными, а сколько лишь притворялось? Сколько крестьян готовы были продолжать беспрекословно вкалывать на его землях, а сколько втайне мечтают о восстании?
Он не знал. Никто не знал, даже сами крестьяне, ведь даже обсуждение этого неизбежно вело на виселицу.
Пускай его земли всегда были самыми спокойными из всех земель королевства, Герцог понимал этому цену, ведь каждый месяц стражи казнили смутьянов сотнями. Герцогу было плевать, сколько из этих сотен были реальными смутьянами, а скольких повесили по навету. Липкий страх стоял за его спиной, вынуждая приказывать страже работать все усерднее и усерднее. Вскоре несмотря на позднюю осень, на всех деревьях вокруг сел висели человеческие плоды.
Ряд амбаров поразила черная плесень, а для зимнего наступления требовалось зерно. Отряды фуражиров собирали его со всего Герцогства, заставляя целые города жить впроголодь.
На фоне тяжелой жизни набор в армию проходил весьма и весьма успешно, но вот работников становилось все меньше и меньше. Экономика Первого Герцогства держалась на этих руках, что еженощно добывали дерево, уголь, драгоценные камни и металлы. Без постоянной добычи ресурсов он мог обанкротиться и что хуже всего, Герцог понимал — население его врага далеко не столь многочисленно, а значит, даже полная и бескровная победа не исправит ситуацию.
Ему нужны были новые крепостные.
К счастью, нашелся человек, что готов был ему помочь.
— Милорд, ростовщик Авраам прибыл. — С глубоким поклоном сообщил слуга.
— Пусть входит. — Прорычал Герцог.
Он недолюбливал беловолосых, как и любой аристократ, но все же… В его Герцогстве жило больше харданцев, чем во всем остальном королевстве. Ведь в землях, где звонкая монета значила больше, чем древность рода — харданцы чувствовали себя, как рыба в воде.
Или вернее, как древоточец в трухлявом дубе.
— Скольких людей ты готов мне продать? — Грубо рявкнул Герцог, едва пожилой
