Карачун 2000 - Алексей Малиновский

пытался порубить обидчиков на сырную шавуху. Тем временем лже-кошка врезалась в толпу других красноармейцев и начала полосовать их когтями. Во все стороны полетели кровавые ошметки, обрубки и прочее. Недолго думая, я разбежался и запрыгнул на спину Клёпанатора.Шерстяное чудовище попыталось скинуть меня и заревело что-то нечеленораздельное, вроде: пошёлнахуйпидрйибаный! Пидром я не был, да и нахуй идти не планировал, а потому вцепился в её шею изо всех сил. Кошка подпрыгнула в воздух на добрых семь метров, перекувырнулась и попыталась насадить меня на бердыши моих же соратников. Хер там — я включил «столовую броню» и ножки от стола ловко отбили направленные на меня лезвия. Жопа была спасена, но начались бешенные скачки по всему залу. Я держался, точно профессиональный тореадор и даже умудрялся петь кошке прямо в ухо: Эй тореро, жизнь как миг! Опять скрипит потертое седло! Эй, тореро, ты или вшивый кiт? Держись, пока не треснет его мурло! Сотона хранит тебя! Смерть щадит тебя! Неба рваный носок Кровь и тухлый желток Крик отчаянья, кошка — тупая мишень, Под восторженный вой, Ты играешь с тупой шерстяной пиздой! Пусть не знает никто, что творится в душе! Песня лже-кошке явно не понравилась из-за чего она совсем вышла из себя и начала скакать по залу, точно безумный сайгак. Долго так продолжаться не могло и минут через пять чудовище выдохлось. Впрочем, я думаю, мне повезло — Говинда просто не умела пользоваться всем арсеналом умений Клёпы. Так бы хер у меня че вышло!В общем, когда шерстяная паскуда разинула пасть и принялась глубоко дышать — я был наготове. В одну руку взял бутылку, зубами откупорил пробку и немедленно влил кошко-мятное бухло в её хищную глотку.Говинда закашлялась, пару секунд подумала, а затем повалилась на пол, принялась мурчать и кататься по кровавым лужам