Стилист. Том II (СИ) - Марченко Геннадий Борисович
По смолам и силикону, наверное, стоит обратиться к химикам. Эти что хочешь в своих колбах сварят. Смола нужна такая, чтобы застывала в течение нескольких секунд. Понадобится и дебондер — жидкость для снятия нарощенных ресниц. Нужен такой продвинутый химик, чтобы подобрал и смолу и дебондер, который сможет эту смолу растворять. Ну или чтобы эта смола растворялась от жирной мази.
А если ещё удастся это запатентовать, вернее, оформить авторское свидетельство… Стану членом ВОИР[1], моё изобретение получит распространение во всём мире. Вот только мне с этого перепадут какие-нибудь копейки, вся валюта будет оседать в государственной казне.
Сегодня я пользовался спросом, так как около девяти вечера позвонила Брежнева:
— Алексей, поздравляю с победой!
— Спасибо, Галина… А что такой голос невесёлый?
— Да повода особого нет. Папа в последнее время совсем расклеился… Вообще-то я по телефону не могу такие вещи говорить…. Ты можешь ко мне приехать?
— Когда?
— В субботу утром?
— Инструменты брать?
— Бери.
На этом наш разговор закончился. Судя по всему, Галине требовались мои услуги как стилиста, но и выговориться она была не прочь. Ладно, послушаю, с меня не убудет.
Впрочем, до субботы произошло немало событий. На следующий день я попросил Лену задержаться с выходом на работу, да и сам отпросился на пару часов, благо что ко мне никто не записывался на это утро, и мы направились в ателье «Берёзка». Самой опытной тут была портниха Нина Борисовна, выполнявшая функции как закройщицы, так и швеи.
— До вечера пятницы?
Нина Борисовна, принимавшая заказ, озадаченно переводила взгляд с меня на Лену и обратно.
— Вы что, товарищи? Такая работа займёт минимум неделю. Да ещё учитывая праздничные дни…
— А сегодня пятое, поэтому, получается, платье нужно пошить к завтрашнему вечеру, — задумчиво сказал я, немного сбавив обороты.
— Вот именно, это же мне придётся заниматься только вашим заказом, забросив остальные, и практически ночевать в ателье!
— Нина Борисовна, дорогой вы мой человек, я всё понимаю, но и вы поймите — у нас безвыходное положение! Была бы у нас дома швейная машинка — сами бы сшили, а так вся надежда только на вас, как на лучшего мастера Москвы.
— Так уж и лучшего, — смущённо зарделась она.
— Во всяком случае, мне вас так порекомендовали, и я надеюсь, что не ошибся в выборе. Нина Борисовна, — понизил я голос, хотя мы и так общались в коридоре, без посторонних, — сколько всё будет стоить?
— Так ведь мы же ещё ничего не обсчитывали, даже ткань не выбрали.
— Тогда давайте сейчас всё обсчитаем, а сверху я вам плачу…
Далее я сунул в кармашек её фартука четыре 25-рублёвые купюры и натянул на свою мордочку невинное выражение, хотя в глубине души и волновался — вдруг не возьмёт, да ещё и отругает. Ан нет, прикусила губу, задумалась, но деньги возвращать не стала.
— Ладно, идёмте снимать мерки.
Договорились, что на материал для кройки пойдёт более подходящая для этого времени года тафта, а когда Нина Борисовна всё обсчитала, то вся работа без учёта взятки (которую можно было назвать скорее «даткой») должна была обойтись в 21 рубль, 50 копеек.
— Лёшка, я уже жалею, что согласилась на платье, — куксилась Лена по пути к остановке автобуса, откуда мы планировали разъехаться каждый к своему рабочему месту. — Такими деньгами разбрасываешься… Знала бы — не пошла.
Женщины вообще существа затратные, это я понял ещё в той жизни. И чем дороже подарки — тем выше у них запросы. Но мужчины в большинстве своём — существа подневольные, и ради любимой готовы на всё. Не говоря уже о лишней сотне за платье. Тем более я стану испытывать «чувство глубоко удовлетворения», если моя спутница на премьере даже в положении будет выглядеть весьма и весьма презентабельно. Жаль, конечно, что беременной не пощеголять в туфлях на каблуке, но в гардеробе жены я видел изящные туфельки на невысоком каблучке, думаю, на вечер с этим платьем в самый раз.
Вечером я вспомнил про трофейную фотокамеру. Да и то потому, что на неё обратила внимание Наташка. Рылась в вещах, обнаружила и решила поиграть в фотографа. К счастью, не успела, иначе дорогая техника — я был уверен, что недешёвая точно — могла прийти в полную неработоспособность.
Может, испробовать аппарат в деле, посмотреть, на что он способен? Ну а что, плёнки дома навалом, сейчас вставлю свежую кассету… Хотя лучше не торопиться. Маленький счётчик кадров в «Leica» показывал, что плёнка в камере уже заправлена, из которых 19 кадров отсняты. Тут-то что-то во мне и дрогнуло. Учитывая, где я конфисковал этот фотоаппарат, на кадрах может быть какая-то важная информация.
Но узнать это, не проявив плёнку, было невозможно, а, учитывая, что внутри ещё оставались не отснятые кадры, я решил их добить. Поэтому тут же устроил домашнюю фотосессию с близкими, заодно проверив работоспособность аппарата. Повезло ещё, что разъём, он же «горячий башмак» подошёл к нашей фотовспышке. Оставшейся плёнки хватило ненадолго, после чего с помощью автоматической перемотки я смотал её, достал кассету и, чтобы не забыть, сунул в карман плаща.
Назавтра, ещё до того, как вечером с женой отправиться в ателье, я заглянул в другое ателье, с приставкой «фото», и вручил Тузикову кассету с просьбой проявить плёнку.
— А фото печатать будем? — поинтересовался тот.
— Будем, но позже.
— Часа через два будет готово.
— Тогда я после работы загляну.
Заглянул. Не знаю уж, насколько внимательно Тузиков просматривал проявленную плёнку, но держался он так, словно увиденное его совершенно не интересовало. Может, там и впрямь ничего криминального?
С Леной мы договорились встретиться у ателье, всё это время кассета буквально жгла мне карман. Платье, кстати, пришлось впору и сидело на жене достаточно симпатично, и теперь любимая уже не вспоминала про затраченные на его пошив сумму. Едва добравшись до дома, я закрылся в ванной и на свет лампы начал разглядывать плёнку. Последние кадры, понятно, были сделаны мной, а на остальных я рассмотрел какие-то строения, имевшие, если получше вглядеться, военное значение. Да и вон те фигурки людей в форме вроде как с автоматами на это намекают. Не исключено, что фотографировали дислоцированную в ГДР часть из состава ГСВГ.
Так-так, а вот один кадрик, на котором сфотографированы какие-то документы. Эх, жаль, нет дома специальной аппаратуры, мог бы хотя бы увеличить, в негативе прочитать, что за бумаги. Наверное, какие-нибудь секретные документы, иначе зачем бы их фотографировала западная разведка?!
Хранить у себя эту плёнку было чревато. Найди её у меня конторские — проблем не оберёшься. Да и то, что доверился Тузикову, тоже было, пожалуй, неоправданным риском с моей стороны. Вроде на стукача не похож, а так вот кто его знает, в тихом-то омуте…
С другой стороны, не исключено, что фотографировавшие военный объект и документы замыслили какую-то провокацию, и сдай я её куда надо — оказал бы тем самым неоценимую помощь нашей контрразведке.
Ладно, пока плёнку спрячем, займёмся ею с утра пораньше, пока мои будут спать. В садике выходной, у жены тоже, торопиться им некуда. Тем паче ввиду беременности и наличия ребёнка детсадовского возраста жену освободили от демонстрации с колонной работников музея изобразительных искусств. Правда, Лена всё равно собиралась появиться в районе Красной площади, прогуляться с дочкой и нашим ещё не родившимся ребёнком, которого она носила под сердцем, дождаться меня с демонстрации и прогуляться уже всем семейством. Но я уговорил её не рисковать, в центре Москвы в этот день будет настоящее столпотворение.
Утром мне удалось воплотить задуманное. Пока мои дрыхнули, я натянул перчатки, аккуратно отрезал ножницами и убрал в ящик стола часть плёнки, отснятую дома, а остальную часть аккуратно протёр ваткой, уничтожая отпечатки пальцев, и отпустил в конверт. Туда же отправилась и написанная печатными буквами записка на вырванном из тетрадки листе:
