Авиатор: назад в СССР 9 (СИ) - Дорин Михаил
— Мальчики, вы мои. Зовут меня Галина Николаевна, и я вам вот что скажу — сюда вам лучше было бы не приходить, — покачала она головой.
Начало положено. В глазах одного парня уже читалось — да пошло оно всё!
— Это была шутка. Занимаюсь я этим делом уже больше двадцати лет. Юрка Гагарин при мне в космос летал. Такой же пришёл сюда. Всё улыбался, — с некоторой ностальгией в голосе произнесла Галина Николаевна. — У меня подход следующий — все выполняют мои команды. Только в этом случае вам гарантировано продолжение ваших полётов на истребителях.
— А если не пройду? Спишут? — занервничал один из моих коллег.
— Лично спишу. Приду на комиссию и своей рукой вычеркну, — сказала врач. — Ты о хорошем думай, а то стоишь тут при мне и штаны раньше времени намочил. Чего смотришь, лупоглазик ты мой?
Бабуля очень боевая попалась. Паренёк вообще растерялся после такого наезда.
— Замыкающим пойдёшь, — указала на него Галина Николаевна. — Первым идёт… Кто из вас, кренделей, Родин?
— Я, Галина Николаевна.
— Вот и пошли. Эполеты будем вешать, — потянула меня за руку бабуля.
В кабинете на моём теле закрепили множество датчиков. Затем пошёл предметный инструктаж, пока мы шли в зал центрифуги.
— Ничего не трогать без команды. Слушать только меня. Дышать по команде… нет, дыши всё время, — поправилась Галина Николаевна.
На моей руке закрепили рукав тонометра для контроля за давлением. Голову облачили в шлемофон. Кажется, в нём тоже ещё Юрий Алексеевич проходил свою центрифугу перед полётом в космос. Запах такой, что невозможно оценить количество лётчиков, прошедших через эту «говорящую шапку».
Округлой формы помещение с большими окнами под потолком. В центре подобие молотка серого цвета на огромной шестерёнке. Это и есть та самая центрифуга.
Бабуля посадила меня в капсулу и в очередной раз напомнила, что без её команды ничего трогать нельзя. Начинать крутиться в центрифуге тем более.
— Вот тебе тангента, — сунула она мне в правую руку предмет с кнопкой. — По моей команде нажмёшь её и не смей отпускать до конца всего исследования.
— Оно закончится тоже по вашей команде? — спросил я с некоторой иронией в голосе.
— А ты как думаешь? — проворчала бабуля. — Смотрим сюда, — указала она на тёмную полоску с различными лампочками и перекрестием посередине. — Когда будут загораться эти лампочки, туши их нажатием вот этой кнопки.
Галина Николаевна указала на световые приборы и кнопку справа на аналоге ручки управления.
— Теперь смотри сюда, — указала она на перекрестие посередине тёмной полоски. — Как у окулиста. По связи будешь мне называть, куда будет показан разрез этого кружка.
— Понял.
— И помни, что напрягать спину, пресс и ножки нужно сразу. Иначе без моей команды… ну, тут уже и моя команда не нужна будет — отключишься и пойдёшь в «народное хозяйство». Всё понял? — спросила бабуля и я молча кивнул. — Выдержать тебе нужно перегрузку в 6 единиц. Что скажешь?
— Вроде несложно, — ответил я.
— Конечно! Сиди и получай удовольствие. Собаки с кошками проходили подобную проверку перед полётом в космос, а ты — человек. Тем более справишься, — улыбнулась Галина Николаевна, и меня стали закреплять в кресле.
— И все прошли?
— Я только Белку и Стрелку помню. Из тех, что прошли, — сказала бабуля, и меня начали с шумом закрывать в капсуле подошедшие сотрудники.
Через несколько секунд я остался один. Появилось ощущение, что ты оказался внутри просторного чемодана. Внешние звуки исчезли.
— Начинаем работать, — громко объявила Галина Николаевна.
Капсула начала своё вращение.
Глава 21
Странная тишина. Начал понимать, как себя чувствовал Юрий Алексеевич во время своего полёта в космос. Я ощущал себя рыбкой в консервной банке. Только в руках у тебя предмет с кнопкой, которую ни в коем случае нельзя отжимать.
Мои показатели здоровья были замерены, а их значение врач зачитала мне по связи.
— Показания в норме. Начинаем вращение, — раздался голос Галины Николаевны в наушниках.
Небольшое волнение, всё же, присутствовало. А как по-другому себя можно ощущать в таком закрытом пространстве? Тем более, на тебя начнёт давить масса в несколько раз больше веса твоего тела.
— Выходим на 1 единицу, — сказала Галина Николаевна.
На самом первом этапе никаких проблем не было. Дышал как надо, тонометр считывал показания давления. При этом сильно жужжал, что я даже в шлемофоне слышал звук его работы. Лампочки на панели передо мной загорались, и я их спокойно гасил нажатием на кнопку.
— Разрез вправо. Разрез вверх, — ответил я, смотря на загорающееся перекрестие перед собой.
— Нормально. Не волноваться. Пошли на две единицы, — сказала врач и теперь я уже начал чувствовать нагрузку.
Я понимал, что капсула, должна поворачиваться набок во время движения. Даже с моим подготовленным вестибулярным аппаратом непросто распознать начало вращения.
Две единицы перегрузки достигли, и на этом моменте процедуры началась первая «площадка», то есть вращение идёт без ускорения на одном уровне.
— Подними левую руку с тангентой, — дала мне указание врач, и я это спокойно выполнил. — Хорошо.
Тело слегка начало тяжелеть, небольшое напряжение в районе грудной клетки.
— Дыши животом. Вот так. Хорошие показания, — подбадривала меня врач. — Повышаем нагрузку.
Теперь пошёл набор до 3-х единиц. Начал ощущать и лицом всю тяжесть давления своего веса тела. Как будто в окно движущегося автомобиля высунулся. Пошла снова загораться гирлянда лампочек, которые я быстро погасил.
— Разрез? — спросила у меня Галина Николаевна.
Видимо, я увлёкся отключением лампочек и пропустил момент загорания перекрестия.
— Влево. Вправо. Вверх, — ответил я, назвав всю смену изображений перед собой.
— Нормально. Давай ещё повысим, — сказала Галина Николаевна с неким азартом.
Я сам уже морально настроил себя на борьбу с перегрузкой. Дыхание начало учащаться. В полёте четыре единицы не всегда даже успевал прочувствовать, поскольку они длились не так долго. А здесь каждую нагрузку фиксируют.
— 4-е единицы. Параметры в норме. Хорошо идёшь. Помаши бабуле правой рукой, — дала мне команду врач.
Издевается, Николаевна! Поднял руку, и тут тяжесть уже хорошо прочувствовал. Будто гантель взял, но не сразу понял какого она веса. Пришлось приложить дополнительные усилия для этого подъёма.
Тело в норме. Никаких проблем со спиной не было. На груди ощущалось давление, словно на неё кто-то давит двумя руками. И в этот момент я почему-то вспомнил романтический вечер с Верочкой. Точнее, его интимную часть. Она-то несколько раз упиралась мне в грудь, когда мы с ней были в кровати.
— Родин, чего улыбаешься? Что смешного? — возмутилась Галина Николаевна.
— Про девушку вспомнил, — ответил я.
— Девушки потом. Держи следующую площадку.
На 5ти единицах это уже ощутимо тяжело. Лицо сильно напряглось, пальцы не так легко нажимали на кнопку, чтобы погасить лампочки.
Мышцы становились ватными. Будто после длительной болезни, движения получались скованными.
— Забираемся на 6 единиц. Тут будет самая длительная площадка, — предупредила меня Галина Николаевна, но я и без неё понял, насколько стало тяжело.
Губы прилипли к зубам, на поясницу стало давить ещё сильнее. Сейчас должен сужаться «тоннель» — периферическое зрение будет ухудшаться, и мне станет сложнее наблюдать за крайними загоревшимися лампочками.
— Гасим лампочки, — подсказала мне врач, а я с большим усилием продолжал жать на кнопку.
Главное — не расслабляться и дышать, как раньше. Иначе можно было потухнуть. Площадка всё продолжалась и не видно было того самого момента, когда моё лицо не будет принудительно подвергнуто подобной «подтяжке».
— Ещё немного. Держись!
Только этим и занимался. Тело уже было свинцовым, но кое-как двигаться я ещё мог. Пресс и ноги напряжены. Тут уже не до воспоминаний о Верочке!
