Гонзо-журналистика в СССР - Евгений Адгурович Капба
— Да причем здесь… — тут у меня в голове стрикнуло: — Минному делу? Это в каком смысле?
— В таком смысле, что мне капитан говорил: «Ты, Сапунов, сапер от Бога!» А вот Чижиков, идиот, рукожопый был. Ему руки оторвало и лицо расковыряло до безобразия, а меня взрывной волной о бетонную плиту приложило… А всё — наследие войны…
— Так, то есть ты, получается, в разминировании…
— Герань, твою-то дивизию! Стал бы я по немецким блиндажам шариться, если бы не знал, с какой стороны за это дело браться! Ты что — с дуба упал, или мозг отшибло? Мы же с тобой уже об этом говорили! И вообще — кстати, о блиндажах…
— Всё, всё, осознал, всё будет. Теперь — может быть, и можно, — задумался я.
Действительно, Сапун был идеальным вариантом для продолжения эпопеи с кладами — если бы я захотел ее продолжить… Тем более, археологическая экспедиция Богомольникова должна была прибыть в наш район только следующим летом, да и вокруг камешков тех еще не все вешки я перекопал… А блиндаж — будет ему блиндаж! Дайте только до дома добраться…
— Значит так, сапер от Бога! Нам нужен четвертый, или мы умрем. Три хороших мужика могут сегодня скончаться, понимаешь? Вопрос жизни и смерти!
— Та-а-ак, ты опять во что-то впутался? И причем тогда вопрос о самогоне?
— Да уж, впутался! Три литра огненной воды на меду, на прополисе — что-то такое. Качество отличное, просто — много.
— Ого!
— Ого, — подтвердил я, — Пошли за закуской. Ты ведь не бросишь нас в трудную годину, Тимох?
— А нас — это кого? Я незнакомые компании не очень люблю…
— А я познакомлю. Там Женёк Стариков из редакции и Анатольич. Его гараж.
— Это который Сивый Пень? — заржал Тимоха. — Мировой мужик, уважаю!
— Сивоконь!
— Ну, я ж и говорю! Слушай, только с грошами у меня не вельми, не вельми…
— Ой, да есть гроши!
И мы пошли в магазин.
* * *
Тимоха мужики встретили сдержанно, но доброжелательно, а авоську с припасами — восторженно. Кружок варено-копченой колбасы, палку плавленого «колбасного» сыра, пару свежайших батонов, по банке маринованных огурцов и помидоров, вдоволь яблочного сока — вдруг имеются любители «запивона»? И еще того-сего, по мелочи, так что весь стол, аккуратно застеленный газеткой, теперь ломился от яств.
Виновница торжества — трехлитровая банка — воцарилась посередине, источая ароматы сивухи и мёда. Напитка в ней было под самую крышку.
— И что, Анатольич, пробу даже не снял?
— Пить в одиночку? Не по-людски это!
Я благоразумно промолчал — для меня такая практика, напротив, была самой что ни на есть обыденностью.
Граненые стаканы наполнились ровно до половины, Анатольич провозгласил тост «за нас!» — и, чокнувшись, мы выпили. Говорят, традиция чокаться возникла в древние времена — тогда, ударяясь чашами о чашу, так сильно, чтобы вино переливалось через края, собравшиеся за столом доказывали, что доверяют друг другу и не боятся перемешать содержимое кубков — то есть не опасаются отравы.
Отравой тут и не пахло. Напиток был чудесный — градусов 25–30, не больше, мягкий и приятный на вкус.
О чем разговаривают выпившие женщины? Правильно — о мужиках. О чем разговаривают выпившие мужики? Нет, не о женщинах! Настоящие мужики, хорошо накидавшись, начинают вещать о судьбах мира, смысле жизни и бренности бытия. Ну, и о том, как обустроить Русь, что делать, и кто виноват. Каждый — в меру своей эрудиции, красноречия и интеллектуального развития, конечно.
Я мазал Старикову расцарапанную спину вонючим «Вишневским», а фотокор вещал:
— Вернуть НЭП, я считаю! Это ведь логично — если парикмахерша будет стричь и знать, что от того, сколько она людей настрижет, будет зависеть ее зарплата — она будет поворачиваться живее! А пострижет плохо — так хрена к ней придут клиенты! Нет, я не агитирую за капитализм, но услуги, бытовое обслуживание, общепит — это можно смело отдавать в частные руки. Как на Кубе. А заводы-газеты-пароходы — государственные! Вот, хозрасчет и самоокупаемость — первый шаг в этом направлении. Рыночная экономика и государственное регулирование. Экономическими методами! А не командными! Ну, как можно рассчитать количество колготок, которые понадобятся бабам, скажем, Дубровицы, в течение года? Одна их рвет каждый день, другая — носит одну пару черт знает сколько…
— Ага! А считают — в среднем. Три пары колготок на душу населения… — Анатольич размахивал маринованым огурчиком, наколотым на вилку.
— Одни едят мясо, другие — капусту, в среднем — все кушают голубцы! — не к месту вставил Тимоха.
Он, кажется, уже был готов.
— Средняя температура по палате — тридцать семь градусов, считая умершего Иванова и двух горячечных! — подтвердил Анатольич, — А вообще — ну ее к черту, эту политэкономию! Давайте еще по одной!
* * *
— …чтобы почувствовать жизнь! Ведь, если честно, какое дело пацанам с Болота до пацанов с Песков или Слободки? Ну, за редким исключением — нет у нас серьезных предъяв друг к другу! А что нам — танцульки, дом, работа? Скучно! А тут — грудь в грудь, глаза в глаза! И говорил мне Тиханович, что паралитиком могу остаться, если по голове прилетит — а всё ж иду! Свербит потому что!
— Вот! — поднял палец вверх Сивоконь. — Потому что мы — мужчины! Потому — на охоту, потому — на войну, потому ты, Белозор, всю вот эту вот дичь творишь свою! Не можем мы без приключений! Это в нашей крови — ломать и строить! Покорять вершины и переплывать моря!
Его здорово разобрало, видимо.
— Эх, — сказал Стариков. — А я, выходит, и не мужчина вовсе… Зачах совсем. Слушайте, мужики… А вот если я попрошу кого-нибудь из вас дать мне в морду — то как вы отреагируете? Ну, правда — со школы не дрался! Может, и вправду — вот такая встряска — это то, что мне нужно?
— Не, ну оно как-то совсем без повода — стремно… — засомневался Тимоха.
— Так, стоп! — сказал я. Меня тоже развезло, но идея вдруг оформилась вполне приличная: — Значит, мордобитие для широких масс, чтобы без обид, без претензий и без тяжелых травм, так? Никаких велосипедных цепей и кастетов, всё культурно, с умеренным риском и вкусом жизни? Такой бодрящий мордобой, да? Знаете что?
